Будешь моей мамой?

Глава 3

Адам

Не верю! Неужели это Саша? Моя хрупкая нежная Саша? Мой Олененок с большими влажными глазами и облаком пшеничных волос? Сегодня эта роскошь была собрана в небрежную толстую косу, но Саша не срезала и не состригла локоны, не поддалась модным тенденциям, осталась все той же русской красавицей. Моей красавицей. Нет… Не моей, давно не моей.

— Адам! — Регина схватила меня за руку, не дала броситься за беглянкой. А я хотел догнать, просто удостовериться, что мне не почудилось. — Что происходит?

Я обернулся, не мог даже взгляд сфокусировать, мыслями в прошлое вернулся. Саша ведь уехала. Я узнавал! В Нью-Йорке задержаться пришлось, но по возвращении у знакомых из нашей больницы осторожно интересовался Лисицыной: вскользь услышал, что вернулась в Ярославль.

Тогда даже облегчение испытал: далеко, не достану. У меня жена больна и маленькая дочь на руках — нельзя было Олененка впутывать в свою семью. Да, малодушно хотелось все бросить и быть счастливым с прекрасной девушкой, но я не смог бы этого сделать. Оставить родного ребенка — никогда. Меня не так воспитывали. Дети — это наше все.

Но если узнал бы, что она рядом, в Москве… Не устоял бы, прошелся бы своими грязными сапогами по ее жизни. Семь лет прошло, а эта хрупкая девушка отзывалась где-то в глубине моего очерствевшего сердца. я врач, и у меня были потери: мое личное маленькое кладбище, и похоронены там не только чужие люди.

— Откуда она здесь? — требовательно спросил Регину.

— Кто? — она словно бы искренне не понимала. Да, ясно все. Я редко проявлял эмоции ярко, и Регина все верно считала. Встреча с Олененком меня поразила. Приревновала, видимо. Странно. Я ничего и никому больше не обещал. Дорого эти обещания обходились мне.

— Регина, эта девушка. Почему она была здесь? Пациентка? Знакомая? Кто? — сам поразился, насколько мне важно было знать. Я буквально требовал ответа, нетерпеливо постукивая носком туфли. Зачем? Так бы я знал! Надо!

— Это соискательница на должность няни, — нехотя призналась. — Вы знакомы?

— Няни? — изумленно проговорил. Саша будет жить в моем доме и заботиться о Сабине? Воздух с треском вырвался из легких.

— У меня сегодня еще три собеседования, — начала Регина, — а эта явно тебе не подходит, — сверлила желтыми глазами, ожидая ответа.

— Отменяй все, — стремительно направился к выходу. Я нашел свою идеальную няню. Да будет так. Судьба, значит.

— Адам! — услышал в спину, но не остановился. Сейчас есть два важных вопроса, которые можно если не решить окончательно, то объединить и посмотреть, что из этого получится.

Сегодня у меня не было операций, только административная работа и пара сложных случаев, которые нужно обдумать и поделиться соображениями с коллегами. Практически свободен, как тот самый Добби!

— Меня нет, — велел секретарю не беспокоить, громко захлопывая дверь в кабинет. Первым делом нужно найти Сашу, дальше уж подберу слова. Как-нибудь с горем пополам. — Салам алейкум, брат! — набрал Хана из силовых структур.

— Алейкум ассалам, Адам, чем могу? — радушно приветствовал он.

— Хан, братишка, человека нужно найти.

— Денег должен? Ноги вырвать? — я закатил глаза. Шуточки за двести по-дагестански.

— Женщину, — коротко ответил.

— Так и говори сразу: человека с грудью!

— Хан, я серьезно. Возьми яйца в руки, сожми и полегчает. Не будет бить в голову, ударит в ладошку.

Хан ржал еще минуты две, но отпустило: понял, что мне реально не до шуток.

— Записываю.

— Александра Яковлевна Лисицына, тридцать лет, родилась в Ярославле, — назвал еще несколько общеизвестных фактов.

— Через час позвоню.

К вечеру у меня были номер телефона, адрес рабочий и домашний. Саша жила в Подольске. Пришлось отменить все дела и рвануть в область до вечерних пробок. Перехвачу ее возле подъезда: пока смутно представлял, как прощения буду просить, да еще и работу предлагать. Она ведь откликнулась на вакансию, значит, ей это нужно. Вот только сомневаюсь, что Саша захочет иметь дело со мной. Годы стремительно пролетели, многое изменилось, а что с ее обидой стало? Мой Олененок видеть меня не хотела, на звонки не отвечала, на работу не выходила. Заболела — так сказали тогда в сестринской. Отрезала меня от себя так же резко, как и я, когда пришлось признаваться, что женюсь. Меня самого тогда так накрыло: только выть, кататься по полу и сыпать проклятия на свою же голову оставалось. Утром полегчало. Да, я хотел объяснить Олененку ситуацию и дать мне год! Год — это не так много! Но она выдрала меня с корнем из своей жизни. Нежная, но гордая девочка. Я мечтал, чтобы она была со мной, но восхищался, что остались на свете женщины, которые свою честь и достоинство ставили выше мужской прихоти. Саша лучше меня, и я это признавал. Я дал ей жить без своего назойливого внимания. Я искренне желал ей счастья.

Я усмехнулся, барабаня пальцами по рулю. Судьба коварна, и я снова под окнами своего Олененка, только это совсем другой дом, другой я, другая она.

Что мне сделать, чтобы Саша согласилась помочь? Она всегда нежной и доброй была, людям готова помогать, обо мне заботилась искренне. Но как эти семь лет изменили ее? Замужем, наверное. Может, и дети есть. Да, вакансия и требования не для семейных, но раз Саша пришла на собеседование…

Я выдохнул, откинулся на сиденье и сканировал местность. В мыслях то и дело всплывали образы из прошлого, а я их с интересом накладывал на «новую» Сашу. Длинные пшеничные волосы, тонкий стан, розовые губы и бездонные большие глаза. Только раньше в них отражались восторг и любовь, а сейчас — настороженность, недоверие, опасливость. Дикая лесная лань. Гордое прекрасное животное, которое встретилось с обманом. Грустно сознавать, что и я приложил руку к ее разбитым розовым очкам, а судя по стремительному побегу — Саша не простила меня. Оставалось только надеяться, что жизнь у нее сложилась счастливо.

— Саша? — удивлено шепнул, заметив тонкую фигурку с гривой светлых волос, а рядом мальчонка — худенький, но рослый. Она держала его за руку и спешила домой. — Саша! — крикнул. Куда?! Олененок так припустила с пацаненком, что мне только дверь удалось поцеловать.

Если бы я легко сдавался, то не был бы одним из лучших кардиохирургов Москвы! Что я сделал? Дождался какую-то бабку и проскользнул за ней! Хотел проскользнуть.

— Куда лезешь поперед бабки?! — воскликнула она, походной палкой перекрывая мне дорогу.

— Прошу, мадам, — сделал реверанс, включая все свое кавказское обаяние. Тише едешь, дальше будешь!

— То-то же, — воодушевилась и пошла еще медленнее. Да что такое!

На этаж я все-таки поднялся. Старый дом, жильцы тоже немолодые, запах, соответственно. Как Олененка сюда занесло?!

— Саша! — сначала тихо стучал. — Саш! — потом тарабанил. Практически отчаялся, готовый ночевать под дверью, когда та неожиданно скрипнула. Я нажал на ручку и толкнул ее. Дальше какая-то проволока скользнула по ноге, натянулась, странный треск, белая пыль, удар и тишина…

— Он живой вообще? — услышал детский голос, любопытный, но явно не скорбящий о моей возможной кончине.

— Живой, — это Олененок. — Тима, что было в том ведре? — с негодованием.

— Ну так, по мелочи… Болты, бутылка с водой, конструктор железный, ну и мука.

— Какая шишка… — Саша как всегда сочувствовала, даже мне. Ко лбу приложили что-то холодное, и я открыл глаза. Губы Олененка были в паре сантиметров от моих. такие же яркие, сочные, с оттенком порочной невинности. Именно так я Сашу воспринимал: вечно непорочная блудница. Это не про образ жизни и не оскорбление, это энергия женщины: мягкая и материнская, но с такой мощной страстностью, что дыхание перехватывало и мысли опускались ниже пояса. Смертельное для мужика комбо.

— Что это за мальчик? — спросил, переводя взгляд на пацаненка. Светленький, с темными глазами и упрямо поджатыми материнскими губами. Лет шесть, вероятно, на год старше моей Сабины. Да. Да… Так, стоять! Это что получается? Если это не младший брат, то… Мой пацан? У меня по математике, химии и физике пятерки с плюсом, мать вашу! Я считать умел! — Саша? — ее молчание мне не нравилось.

— Тима, — она взглянула на мальчика, — принеси стакан воды гостю.

Тот самый Тима посмотрел на меня категорически враждебно:

— Маму тронешь, получишь, — пригрозил маленьким кулаком и исчез из комнаты.

Саша отошла от меня, грозно руки на груди сложила, смотрела дикой валькирией. Я попытался ответить уверенным взглядом, но мне на глаза шмякнулась влажная салфетка. Я коснулся лица и посмотрел на руку. У меня тесто на роже замесили?!

— Что тебе нужно, Сафаров? — поинтересовалась враждебно.

— Чтобы ты ответила на вопрос: кто этот мальчик?

Я ястребом наблюдал за ней, нервы ее на прочность проверял: дрогнет, смутится, выдаст ли тайну, и есть ли она вообще, тайна эта?

— Мой сын, — гордо и с такой всепоглощающей нежностью, а я, наоборот, с обманчивой мягкостью:

— Сколько ему?

Если Олененок скрыла беременность, обманула меня — порву! Потом соберу и снова порву! И только потом обниму и никогда не отпущу! Мы любили друг друга когда-то, но если Аллах скрепил наше чувство кровью, значит, эта женщина принадлежит мне, а я ей. Это данность. Истина. Пара на уровне, что выше грехов. Я не был счастлив. Саша тоже не выглядела довольной жизнью. Судьба, не правда ли?

— Шесть.

Я поднялся и пошел на нее, буквально задевая головой висячую люстру. Дыхание сбилось, а в душе то вой, то стон. Почему же она молчала! Как могла скрыть такое?!

— Он же мой, да? — сжал хрупкие плечи, в глаза бездонные заглянул, на губы розовые жадно накинуться хотел. Семь лет. Семь! А мне по-прежнему голову сносит: я надышаться свежестью луговой травы и ромашек не мог. Той самой, что от нее, Олененка, волнами чарующей нежности исходила. — Мой?

— Нет, — холодно, бесстрастно, с улыбкой женщины, которой Саша никогда не была. Бездушной и жестокой.

— Ты обманываешь меня, Олененок, — я ей не верил.

— Отчего же? — пожала плечами, сбрасывая мои ладони, отстраняясь равнодушно. — Не один ты играл в свою игру. Я тебя не любила, Сафаров, — вздернула подбородок. — Замуж хотела, прописку московскую хотела, денег хотела. Не вышло, — развела руками и усмехнулась.

— Ты лжешь, женщина! — во мне поднялась южная кровь отца, которую старался держать в узде. — Врешь, Саша? — клацнул за руку и к себе подтащил, не задумываясь, что делаю больно.

— Помнишь, в Ярославль летала? Да, там и встретила первую любовь! Потом живот свой пристроить к тебе пыталась!

— Не верю! — не могла она быть такой тварью! Это же Олененок!

— Да, Адам! Да! Вот такая я тварь! — словно мысли мои прочитала. Или я вслух рассуждал.

Сложно поверить, что я, получалось, совсем не знал ее. Ведь если это ложь, то она бессмысленна! Зачем Саше врать? Наоборот, могла бы алименты потребовать, квартиру нормальную, сына признать, а она… Значит, понимала, что тест сделал бы (мальчик совсем не похож на меня), и дельце не выгорело бы. А гнев мой был бы разрушителен. Он и сейчас меня изнутри выжигал. Я же любил ее! Верил. И надеялся. Сегодня целый день надеялся…

— Ах ты су… Черт! — воскликнул, когда меня окатили холодной водой. Обернулся и встретился с пронзительным и упертым взглядом, очень воинственным и серьезным для детского лица.

— Маму не трогай… — мальчик держал в руке швабру. Этот шестилетний ребенок готов драться за эту… неверную особу. Получалось, мать из нее неплохая вышла, в отличие от возлюбленной, неверной и подлой.

— Я не трогаю, — отпустил Сашу и отошел, проводя руками по лицу. Потом, все потом. Спина мокрая прямо до пятой точки, ну точно обоссался!

— Уходи, Адам, — ее голос был странно обессиленным. Неужели тоже ждала нашего разговора? Выплеснуть обиду хотела? Жестокий способ выбрала и действенный. Я подло тогда поступил, но я любил ее.

— Я по делу пришел, — собрался и деловито ответил. — Мне нужна няня для дочери.

— Нет! — воскликнула Саша слишком поспешно. — Подыщите с супругой кого-нибудь другого.

— Мадина умерла, — сухо отозвался, беря эмоции под контроль, прощаясь с образом нежного Олененка, который сам себе нарисовал. Никогда она не была той, кем я ее считал, но… Мне нужна помощь с Сабиной, а у Александры Лисицыной были все подходящие компетенции.

— Прости, — отвела взгляд. — Соболезную.

— Мам, — Тима так и стоял со шваброй, но, видимо, устал и опустил руку, — мне его выгонять или как?

Она рассмеялась так по-доброму и погладила его по щеке с легким налетом веснушек, как у нее самой.

— Неси тряпку, убирать будем.

Мальчик послушно кивнул, но на меня смотрел с подозрением.

— Ну и шишка у вас, — заметил, проходя мимо, и показал жестом, что наблюдает за мной.

Саша пригладила растрепавшиеся волосы и ровно взглянула на меня:

— Ты же понимаешь, что я не могу работать на тебя?

— Почему?

Саша всплеснула руками, снова раздражаясь, но выдала только:

— После всего?!

Я присел на диван своей мокрой задницей и попросил ее сделать то же самое. Поговорим, как взрослые, деловые люди. Ну и что, что я мокрый, с белыми разводами на пиджаке и мучными подтеками на морде.

— Моей дочери нужна помощь, Саша. Что бы между нами ни произошло, она важнее моих чувств. После смерти матери Сабина перестала разговаривать, а еще ей нужно разрабатывать ножку. Она сломала ее в три года и до сих пор хромает, есть проблемы с чувствительностью пальцев… К ней приезжает врач, но наблюдать ее нужно постоянно.

Саша слушала внимательно и заинтересованно. Я не видел в ней злости и не чувствовал радости от того, что меня так наказала судьба. Я вкратце объяснил обязанности и озвучил все требования. Плюсы тоже.

— Адам, я сочувствую тебе. Это правда. Но я не могу переехать в дом к пациенту. У меня сын, работа, обязательства.

— Переезжай с мальчиком. Это вообще не проблема. Возможно, даже плюс. Сабина не так много общается со сверстниками.

— Я не хочу работать на тебя. Так понятнее?

— А я хочу, чтобы ты работала на меня. Давай искать компромисс.

— Да иди ты… Тима! — неожиданно раздосадовано воскликнула. — Ты почему уши греешь?

— Замерзли, — нашелся парнишка. Я даже рассмеялся. Для своего возраста очень смышленый.

Я недолго думая решил привлечь ее сына на свою сторону. Пусть и Тим поучаствует в выборе. Отчего нет? Мне он показался чутким мальчиком.

— Тим, ты проходи, давайте обсудим вместе.

Саша напряглась, а вот мальчику льстило, что его воспринимали как равного. Честно, он меня удивлял: чувствовалась в нем какая-то неведомая внутренняя сила. Такой далеко пойдет, главное, старт обеспечить. Потому что в нашем мире можно достичь вершины правильно, а можно по кривой дороге.

— Тим, мне нужна помощь твоей мамы. Ты, наверное, слышал?

Он кивнул.

— У меня большой дом, есть бассейн и площадка для игр с мячом. Речка и недалеко Крылатские холмы…

— Адам Булатович, — Саша перешла на официальный тон, — к чему все это? Я свой ответ дала.

— Я хочу объяснить, что у нас с дочерью вам будет комфортно. Машина с водителем, полная свобода действий, все расходы…

— Адам Бул…

— Саша, я не знаю, кому еще доверить дочь! Ты… — взглядом показал, что она овца, никакой не Олененок, и этого признания ей не забуду, но… Она всегда ладила с детьми. — Сможешь. Я надеюсь.

Мы схлестнулись взглядами: она молча давала понять, что не желает меня видеть, а я невербально объяснял, что хочу доверить ей самое ценное в своей жизни — дочь. Именно ей.

— А что здесь происходит?!

Мы втроем повернулись ко входу в гостиную. Это кто?! Неужели отец семейства? Вот «это» обнимало ночами мою Сашу? Пусть и козу неверную, но красавицу невероятную.

М-да…

— Уходи, — неожиданно первым среагировал Тим. — Мы теперь будем жить с этим дядей!