Семь лет спустя
Адам
Я вышел из операционной, бросил взгляд на висящие на стене часы, отмерявшие время между жизнью и смертью, маску устало стянул и бросил в огходы вместе с окровавленными перчатками. Два ночи, девять часов на ногах, пальцы до сих пор удерживали фантомный скальпель. Силы были, а морально выжат. Но…
Мы победили. Мы снова обошли смерть. На повороте, едва-едва, но выиграли. Эта операция по всем прогнозам должна была пополнить мое личное маленькое кладбище, но я победил, а команда мне помогла. Радости пока не было, только усталость.
Устало толкнул дверь в кабинет главного врача, мой кабинет. Совсем недавно назначен на должность исполняющего обязанности: руководить нужно, а я продолжал оперировать и рисковать. Людям сверху это не нравилось, но иначе просто бессмысленно находиться в больнице! Я не для этого учился и оттачивал мастерство, чтобы просиживать штаны в уютном кабинете за столом с бумагами. Я хотел быть, а не казаться. Не Тупо носить гордое звание врача, а спасать жизни. Это мое стремление, отрада, страсть. Единственная.
Это мое на тысячу процентов, но отец настаивал, затем просил, апеллировал к тому, что просто некого поставить на важную должность. Нет более подходящего и надежного человека. Вопрос стоял остро: либо Министерство закроет медцентр и три тысячи сотрудников просто уйдут на биржу труда, либо я возьму руководство в свои руки. Ответ очевиден.
Я упал на узкий короткий диван, абсолютно не подходящий под мой рост, и забросил ноги на подлокотник. Почти провалился в сон, когда дверь скрипнула и рядом оказалась Регина, заведующая хирургией: она ассистировала мне сегодня.
— Устал? — присела рядом и погладила мои волосы.
— Немного, — продолжал лежать с закрытыми глазами.
Мы были любовниками. У врачей часто так: все на грани, на волоске, на острие атаки. Адреналин и экспрессия. Напряжение и вибрация во всем теле, чертов зуд, который нужно сбрасывать, оставлять в клинике, оздоравливаться. Это вообще не про чувства, исключительно сопровождающая механика после сложных операций. Партнер там, где проводишь львиную часть времени. Естественно, если свободен. Распущенности я не приветствовал, и плевать, что нас, врачей, считали одной из самых развращенных профессиональных братий.
— Ты был хорош, Адам, — поцеловала меня коротко. — Это мое мнение как врача, не только женщины.
— Еще днем ты голосовала против операции, — лениво открыл глаза.
— Я была не права, — Регина погладила мою грудь, спускаясь ниже. — Но ты победил, а меня очень возбуждали победители… — склонилась над моим пахом, ловко расправляясь с пряжкой ремня. Красивая зрелая женщина, страстная, пылкая. Разведена, прекрасный врач, умелая любовница. Но дело даже не в этом — у меня адреналин до сих пор плясал на коже. Нет, если бы не было Регины, я тупо завалился бы спать. Не животное же, чтобы бегать и искать, кого в углу зажать или в туалете передернуть.
— Не здесь.
— Поехали ко мне? — предложила мягко. — Чаем напою, хорошо сделаю, спать уложу, завтраком накормлю.
Ехать не хотелось, но немного заботы не помешало бы. Только остаться на ночь не мог. Вчера уже оставался в клинике до утра, вторую ночь Сабина точно может проснуться и звать меня.
— Закрой дверь, — велел Регине, — и возвращайся, — третий час ночи, сомневаюсь, что ко мне назначено в это время.
— Хочу тебя, — оседлала и приложила мою руку к бурно вздымающейся груди, медленно ведя ладонью через пышные сочные формы к сосредоточению своего и моего, собственно, удовольствия. Я погладил кружево белья и сдвинул полоску в бок, но мобильный ожил совсем не вовремя. Игнорировать я не мог и не хотел. Дом. Возбуждение как рукой сняло. Даже друган в штанах перестал подавать признаки жизни В такое время меня беспокоили, только если что-то случилось с Сабиной.
— Роза Эммануиловна? — ответил моментально.
Мне пришлось рассчитать последнюю няню. У нас были разные взгляды на воспитание моей дочери. Пришлось просить экономку, ведущую хозяйство, и по совместительству мою троюродную тетку, остаться на ночь.
— Все в порядке? Что с Саби?
— Адамчик, дорогой, прости, что так поздно. Знаю, операция. Сабиночка плачет, не могу успокоить ее. Уже час закатывается, тебя зовет.
— Я понял, Роза Эммануиловна, буду через полчаса максимум, — подхватив Регину за ягодицы, снял с себя и поднялся. Сбросил операционную форму, оставаясь в одном белье, и быстро переоделся в свою повседневную одежду. Наверное, снова кошмар. В последнее время они участились.
— Что случилось? — Регина поднялась, поправляя рубаху и обеспокоенно разглядывая мое лицо.
— Дочь, — коротко ответил. Регина была в курсе моих проблем, не в подробностях, но общая картина известна.
— Я поспрашиваю насчет хорошей няни. Есть у меня знакомые, найдем, не беспокойся.
Даже собеседование проведу, прежде чем к тебе направить.
Я уже переоделся и готов был выдвигаться. Надеюсь, дорога не займет больше получаса.
— Спасибо, — коротко улыбнулся и вышел. Слышал, что Регина вздохнула: вероятно, ждала какой-то нежности, ласки, поцелуя на прощание, но это не про нас. Я не нуждался, а ее не собирался обманывать, вроде как между нами больше, чем просто секс. Не больше. Только он. Я не хотел сближаться и не хотел, чтобы она потом была в обиде.
Моя машина одиноко стояла на парковке, было еще несколько, но они настолько хаотично разбросаны, что появлялась иллюзия полного одиночества. В каком-то смысле так и было. У меня была своя маленькая семья, но полным я себя не ощущал. Когда-то что-то такое показалось, но забылось, прошло, временем стерлось. Оно если не лечит, то убирает запахи, штрихи, смазывает чувства до чего-то прозрачного, призрачного, почти неправды.
Или калечит. Такое тоже бывало.
Я крепко сжимал руль и думал о дочери. Моя маленькая красивая девочка. Ей было пять, и уже два года как она росла без мамы. И не говорила. Совсем. Нет, это не проблемы с развитием: Сабина в два года так болтала, не выключить! Не было у нее кнопки!
Но все изменилось. Она потеряла мать. Мадина не просто ушла ко Всевышнему, она сама это сделала, ускорила процесс, не стерпела ужасающей боли. Наша дочь это видела. Наблюдала конец. Я тоже, но не в реальном времени. До сих пор корил себя, что уехал на работу, оставил жену и дочь, не одних, но все же. Чувствовал, что Мадина подошла к краю, но в больнице я был слишком нужен. Полагал, что время у нее еще было. Ошибся.
По периметру двора были установлены камеры, и я их посмотрел. Бедная моя девочка… И ее мама тоже…
Мадина болела. Сильно. Я знал это, когда давал слово этой молоденькая девушке жениться на ней. Ей и Аллаху. Мы не знали, сколько ей отмерено, но я пообещал, что она не будет одна, что она проживет полноценную жизнь: максимально нормальную, с мужем и, возможно, детьми. Но это было под большим вопросом. Мы ждали только ее совершеннолетия.
Когда я давал это обещание, то был не просто свободен: я не верил в любовь как таковую, только в химию и физику между людьми. К Мадине относился с большой дружбой и… что уж там, жалостью. Мне ничего не стоила просьба ее отца и мольбы тети Анаид. Я хотел осчастливить девочку, светлую и добрую, которая могла в любой момент уйти. Я дал Слово. Я не знал, тогда не знал, насколько оно станет мне поперек горло ровно через год с небольшим. Кровью харкал и сбивал кулаки, но ничего нельзя было изменить. Ничего!
Я встретил Сашу. Олененка. Прекрасную молодую девушку с густой гривой пшеничных волос и огромными голубыми глазами. Как красивая длинноногая кобылка, что паслись в Кавказских горах. Я давно уже москвич, но не забывал, где моя малая родина.
Меня как обухом по голове: нужда, страсть, влюбленность. Как меня ломало. Как сложно было отпустить малышку. До нее у меня было много партнерш, а она стала по-настоящему моей: не прихотью, не телом, а женщиной, которая необходима. Хотелось любить сильно, сжимать в объятиях ночью, целовать руки днем, делать счастливой, заботиться и видеть мягкую улыбку на нежном лице. Я сдерживал эти порывы, потому что знал — жениться на ней не смогу. Но… Надеялся, что станет моей отдушиной, сердцем и женой, не официальной, но по любви. Готов был даже пойти на фактическую измену законной супруге: это не предательство любви, но все равно обман доверия и счастье на чужом горе. Я не поддерживал низости, но собирался стать подлецом. Мерзавцем для обеих по факту, но счастливым. Да, эгоизм, но я и не планировал подушку в раю получить.
Но Саша ушла. Маленький Олененок оказался слишком гордым и сильным. Смелее и благороднее, чем я.
Я давно не вспоминал ее. Так много воды утекло, столько случилось: взлеты и падения, рождения и потери, мы все изменились. Надеюсь, Саша счастлива и не держит на меня зла. Да что там, вряд ли вспоминает. Я причинил ей огромную боль, но прошлое давно в прошлом для нас всех. Мне тоже было тяжело, но я мужчина, и должен держать слово. Я не преследовал, не загонял, не охотится на своего длинноногого Олененка. Потому что тогда был бы не охотником, а горным козлом. Женщину легко сломать, особенно любящую, а я не хотел, чтобы моя Саша стала душевным инвалидом.
Пусть она будет счастлива, а я… Мы ведь с Мадиной неплохо жили в Нью-Йорке. Я знал, что не смогу полюбить ее, но мужем был во всех смыслах: не сразу, но… хм… получилось.
Если бы Саша не ушла, то, возможно, мой брак остался больше на словах, чтобы через год вернуться к ней без налета физической измены. Но Олененок убежала, а я остался в Штатах намного дольше.
Через год Мадина забеременела. Был ли я рад? С одной стороны, хотел ребенка, жена тоже радовалась искренне. Но выносить и родить с аутоиммунным заболеванием — огромный риск, почти всегда неоправданный. Мадина умоляла меня, на коленях стояла, и я сдался. Она знала, что ее время не бесконечно, и хотела хотя бы попытаться оставить след.
Мы смогли: контроль врачей, практически всю беременность жена лежала на сохранении — Сабина родилась. Это было сложно, но для обеих наших семей — огромная радость. Только болезнь начала прогрессировать: Мадина продержалась еще три года, потом боли стали невыносимыми, ничего не помогало. Жена хотела умереть рядом с нами, а не в хосписе.
Меня не было дома, медсестра отвлеклась, а няня не уследила. Мадина утонула в бассейне — это официальная версия. Но я знал, что это не роковая случайность, а самое трагичное, что это видела наша дочь. Увы, иногда боль сводила с ума.
Сабина бежала, плакала и звала маму. Она упала и сломала ногу. Но я не думал, что она замолчит. Ведь ребенок! Они должны забывать! Но дочь упорно не произносила ни слова, а у меня просто опускались руки. Не знаю, что делать и к кому обращаться. Никто не смог помочь, осталось надеяться, что с возрастом речевой блок уйдет. И продолжать работать с психологами.
— Роза Эммануиловна, — вошел в детскую. Она качала Сабину, сидя на кровати, та вроде успокоилась, но хныкала. — Спасибо, — шепнул и осторожно забрал дочь. — Идите, ложитесь.
Сабина открыла темные глазки и прижалась ко мне, зарываясь в одеяло так, что тугие кудри скрыли личико. Моя маленькая дочурка. Моя принцесса. Как же я рад, что она у меня осталась, и как больно, что она страдала.
— Сон приснился? — я старался постоянно с ней разговаривать, занимался по мере возможности, нанимал людей — врачей, психологов, нянь, но все шло по одному месту.
Сабина если не принимала человека, то начинала плакать. унять практически нереально.
Дочь кивнула и потянулась к альбому. Она хорошо рисовала, так мы общались.
— Не нужно, солнышко. Поздно уже, завтра расскажешь, — погладил кудряшки. — Ножка не болит?
Тот перелом тоже не прошел бесследно. До сих пор занимаемся физиотерапией. Не хочу, чтобы моя девочка хромала.
Сабина отрицательно покачала Головой.
— Саби, давай включу ночник, — щелкнул выключатель, и по потолку поплыли яркие созвездия. — Быстро обмоюсь, — я пах больницей, — и почитаю тебе. Согласна?
Сабина улыбнулась. Книги она обожала и для своего возраста прекрасно читала: не вслух, про себя, увы. Когда я просил пересказать сказку, она рисовала ее: подробно, с деталями, изображала каждую мелочь. У нас много альбомов с ее рисунками. Сабина набила руку и даже сама начала писать печатными буквами, немного, но правильно и даже не по слогам. Правду говорят: где-то убыло, а где-то прибыло…
Утром я дополнительно позвонил в агентство по подбору персонала, меня там уже хорошо знали. Несколько нянь вышиб за последние два месяца.
— Мария, еще раз повторяю: мне нужна няня на полное проживание, с медицинским образованием и знаниями физиотерапии. Чуткая, внимательная, добрая. Я что, много требую?
— Адам Булатович, это очень сложный запрос, — вздохнула, а голос дрогнул. Я ведь не злой, но доводить меня не надо. Поиск нянь скоро сделает меня неврастеником! — Мы ищем, но быстро не факт, что получится… — блеяла и заикалась в трубку. Ну звездец!
— Маша, девочка, я плачу вам такие деньги, — видеть не видел барышню в глаза, но тут либо ругаться матом, либо тихо кипеть. — Руки в ноги и ищите! — грубо закончил. Контакты для собеседования оставил Регины Клычковой. Пусть ко мне приходят уже после нее. Сил нет на каждую нервы тратить. Если из десятка одна более-менее, уже удача.
Запрос сложный, понимаю, но у меня безвыходная ситуация! Я даже готов быть более лояльным и повысить жалование, хотя и так платил больше, чем ставка по рынку. Ну млять, пять нянь за два месяца! Это я слишком требовательный или они не квалифицированные?
Вопрос без ответа. Надеюсь, в этот раз повезет…