Будешь моей мамой?

Глава 5

Саша

Вечером я срочно-обморочно забирала сына из сада. Он был последним. Самого Тиму это не волновало: знал, что работаю, но когда он сидел с таким лицом, значит, ему высказали, какая у него мать безответственная.

— Александра, впредь забирайте Тимофея с пяти до шести, мы тоже домой хотим, — заявили с порога.

Ко мне всегда относились с легкой прохладцей, ведь в основном Тиму забирал очень хороший вроде как отчим Олег. Никто не собирался разбираться, а чем я, собственно, в это время занималась. Вероятно, думали, что на диване лежала.

— А мы не придем больше! — выпалила в сердцах. Я сегодня весь день на нервах!

У меня состоялся деликатный и сложный разговор с заведующей отделением: главный врач больницы отдал ей распоряжение найти мне замену на месяц. Я написала заявление на отпуск, даже отпускные успели перечислить этим же днем. Через месяц я либо возвращаюсь, либо пишу по собственному желанию и получаю полный расчет. Самое интересное, мне намекнули, что ждут меня: Крестовская не прямым текстом, но пообещала повысить меня до старшей в отделении. Не буду принижать себя: я хорошо работала, а пациенты искренне благодарили за заботу. Я понимала нашу заведующую: зарплаты у бюджетников меньше, чем в частных клиниках, а про бьюти-сферу можно и не говорить! Медсестры постоянно увольнялись, а новенькие только из колледжа, совсем без опыта: не то что с порт-системой работать не умеют, вену не всегда находят с пятого раза, а вены у онкобольных — отдельная печаль. Получалось так, что никто не давал относительно меня команду «уволить», наоборот даже: я могла вернуться с повышением или не возвращаться, а перейти в частную клинику — там тоже нужны люди с руками из правильного места. Главный вопрос в другом: Сафаров меня отпустит через месяц в любом случае или если мы с его дочерью не сойдемся?

— Как?! — изумилась воспитатель. По-хорошему нужно написать заявление и просить сохранить за нами место. Мы с Тимошей можем вернуться в любой момент, и год в садике нам нужен, не с кем мне сына оставить. Поэтому гордо хлопнуть дверью — это не про нас.

— Тима, пойдем, — взяла его за руку. — Нам вещи собирать. — Таисия Юрьевна, я позвоню директору, объясню ситуацию. Мы временно переезжаем, пока не будем ходить в группу. Летом точно, — может, мы и не придем больше, но лучше не сжигать мосты.

Получалось, вроде как я ничего особо не теряла, если не брать в расчет мое душевное равновесие. Сафаров обещал закрыть мою ипотеку, а это хорошее подспорье: как минимум я могла спокойно работать и не бежать за вечно уезжающим поездом. Считала ли я себя продажной после этого? Да мне плевать! Сытый голодного осуждать не должен. Я старалась для себя и сына, да и помощь ребенку не считала чем-то недостойным: если получится помочь, помогу.

Если рассуждать трезво — предложение Адама вполне соблазнительное, а если бы его делал любой другой человек — фантастическое! Нам просто нужно вынести за скобки общее прошлое. Согласилась я на эту работу под давлением: Адам сам по себе ходячий кофеин и алкоголь, плюс таблеточка, которую лучше не принимать. Он из тех, кому легче дать, чем объяснить, почему не хочешь. Все равно добьется своего. С такими нужно быть хитрее: заключить ИХ сделку, но на СВОИХ условиях. Семь лет назад я была слишком молода и влюблена, чтобы понять это. Теперь мы будем коммуницировать по моим правилам и регулировать договором найма. Если он меня не устроит, я его просто не подпишу. В остальном буду делать свою работу, а Сафаров платить за нее — все честно.

— Мам, а что случилось? — поинтересовался сын, когда оказались на пропитанной летним теплом улице.

— Мы поможем этой девочке, — посмотрела на него. — Завтра переезжаем.

— И в садик не пойдем?! — радостно спросил Тима. Увы, но там ему стало скучно. Он рос, ментально опережая сверстников. Даже психолог при учреждении советовала его отдавать в первый класс в шесть с небольшим: он дозрел до школы. Только я не готова забирать у него какое-никаксе, но детство.

— Не пойдем, — подтвердила я.

— Класс! — обрадовался сын, а потом задумался: — Надеюсь, у этого дяди есть дома ведра и мука?

Я закатила глаза и всю дорогу к дому проводила беседу: что можно, а что нельзя. Почти все нельзя!

Вещи мы собрали достаточно быстро, затем я отфотографировала квартиру: пока выставлять в аренду не буду. но как вариант можно рассмотреть. Все зависит от того, сможем ли мы все ужиться в доме у Сафарова. Он достаточно положительно отнесся к моему сыну (что странно, ведь я овца и коза!), но Адам пока не знал, что его гнездышко могло стать полем для испытаний. Минным полем. Может, сам рассчитает меня через неделю.

Утром в нашу дверь позвонили: Сафаров не обманул и не передумал — машина стояла под подъездом, а водитель легко подхватил два чемодана. Нас ждала Москва.

Ночью спала плохо, поэтому вздремнула по дороге: открыла глаза, когда перед нами уже распахивались кованые ажурные ворота. Было любопытно увидеть дом Адама, его быт, его дочь. Мне было жалко девочку: я сама потеряла маму, правда, не в столь нежном возрасте, но все же. Тогда и папа позабыл про меня, быстро устроив личную жизнь. Адама можно уважать хотя бы за то, что не скинул ребенка на своих родителей, а пытался помочь малышке адаптироваться и вырасти максимально здоровой. Нужно обязательно узнать, что вызвало остановку речи. Сафаров опустил этот момент.

— Здравствуйте, — на пороге нас встречала упитанная приятная женщина возраста за шестьдесят, — как доехали? Голодные? — осмотрела нас и покачала головой. — Какие худые!

— Здравствуйте, — я улыбнулась, — меня зовут Александра, а это мой сын Тимофей. Я новая няня для Сабины.

— Роза Эммануиловна, тетка Адамчика, — представилась женщина, — за домом слежу, готовлю, — она машинально вытерла руки о передник.

— Здравствуйте, — Тим немного забыл о манерах, пришлось подтолкнуть, чтобы сильно не глазел. Дом большой, из гладкого белого камня, с элегантными эркерами и пушистой виноградной лозой, обвивавшей крышу и левую часть особняка. — Здесь круто! — воскликнул совсем простецки.

Роза Эммануиловна пригласила нас пройти внутрь: расположиться, отдохнуть, познакомиться. Адама дома не было: как я поняла, его вызвали на работу.

— У него новое назначение, — Роза Эммануиловна гостеприимно рассказывала про хозяина и показывала дом, — главным врачом теперь будет.

Начальник Чукотки теперь. Ясно-понятно.

— Здесь у нас кабинет Адама, — кивнула на тяжелую деревянную дверь Роза Эммануиловна.

— А где Сабина? — поинтересовалась, когда наши вещи отнесли наверх в отведенные для гостей спальни. Нам нужно познакомиться для начала: может, я ей не понравлюсь, и чемодан разбирать не придется.

Мы остановились у светлой двери — детская. Я поняла это по обилию рисунков, очень детальных и точных.

— Саби, дорогая, — Роза Эммануиловна осторожно вошла в комнату и поманила нас за собой, — к тебе гости, — и шепотом: — Она все понимает, но не говорит.

Я услышала ее, но во все глаза рассматривала девочку лет пяти, сидевшую на кровати: она подогнула ножки под себя и держала в руках альбом, а рядом целый веер цветных карандашей. Худенькая, изящная, очень красивая. С темными тугими кудрями, светлой, почти белой кожей и большими миндалевидными глазами. Она похожа на отца. Она единокровная сестра моего сына. У меня непроизвольно защипало глаза. Никогда не думала, что судьба вот так нас сведет: всех вместе, еще и при таких обстоятельствах.

— Привет, — улыбнулась девочке. — Я Саша, твоя новая няня, а это, — жестом попросила сына подойти, — Тима, мой сын. Он тоже будет тут жить. Надеюсь, вы подружитесь.

— Я Тим, — подошел к Сабине, которая с любопытством разглядывала его и меня. Он у меня дружелюбный и запросто заводил друзей, — дай лапу, — и протянул ей руку. Она не сразу поняла, что нужно «дать пять». Тимофей терпеливо показывал порядок действий, Сабина повторяла.

Допустим, девочка не смотрела треклятый тик-ток, но мультфильмы? Я подняла глаза и поискала телевизор в комнате — нет. В обычной ситуации я к чертям сама выбросила бы черный ящик, но в случае с этим ребенком и в отсутствие социализации — полезно смотреть детские программы. Но она явно любила читать: шкаф у окна забит книгами. Да, это хорошая привычка, но пятюню в книгах не отвешивают.

— Ты правда не разговариваешь? — услышала сына.

— Тима! — одернула его. Разве так можно?!

— Ну а как я узнаю! — с чисто детской непосредственностью возмутился Тимофей.

— Давайте устроим второй завтрак, — вмешалась Роза Эммануиловна. — Я приготовлю вкусненького, а вы осмотритесь, — обратилась ко мне, — вещи разберете.

— Дети, — я решительно поднялась, — давайте пойдем в наши комнаты. Сабина, покажешь? — попросила дочь Сафарова и протянула руку. Я медработник, не няня, и не знала точно, как нужно с детьми — свой не в счет! Девочка особенная, можно ли с ней по-простому?

Сабина настороженно приняла ладонь и, взяв альбом с набором карандашей, вышла с нами из комнаты. Я обратила внимание, что малышка немного хромает, но это больше от искривления стопы, в простонародье «косолапость». Сразу мысленно начала набрасывать план реабилитации. Уверена, к ней приходит отличный физиотерапевт, но здесь еще нужно поговаривать проблему, чтобы девочка начинала следить за походкой, когда ножку разработаем. Это критически важно — самоконтроль.

— Почему бассейн пустой и накрыт этой штукой? — поинтересовался Тима огорченно. Плавать он обожал. Сейчас лето и на улице жара. Я бы и сама не прочь освежиться, хотя купальник не брала. Я же няня, а не гостья. Вроде как наемный персонал, а для снобов вообще прислуга.

Сын потянул брезент, открывая пустоту и запустение. Им явно давно не пользовались…

— Жаль… — вздохнул Тима, а Сабина неожиданно закрыла лицо руками и заплакала. Очень громко, горько, натужно. Без слов и попыток объяснить, но со всхлипами, разрывающими сердце.

— Сабина… — я присела на ее уровень и просто крепко обняла. Тима смотрел на нас непонимающе, но от бассейна отошел. Я тоже не могла объяснить произошедшее: просто чувствовала, что так нужно. Дочка Сафарова обвила мою шею худенькими ручками, так мы и сидели, пока плач не стал затихать, превращаясь в икоту.

— Саби! — услышала голос Адама. Через минуту он оказался на заднем дворе. Я качала на руках его малышку и смотрела на него. Он волновался за дочь, любил ее и искренне переживал. На мгновение сердце укусил червячок ревности: а моему сыну не досталось и толики его заботы… Но я быстро подавила это гадкое чувство. Сафаров не знал о сыне, а его дочь совсем не виновата, что Адам выбрал ее мать.

Сабина разжала объятия, ая вытерла со щек крупные слезы.

— Расскажи мне? — попросила тихо, сама не зная, о чем. Что-то ведь расстроило малышку. Сабина достала карандаши и начала рисовать, затем протянула лист мне: цветочек и улыбка. Я посчитала это хорошим знаком.

— Спасибо, — Адам прошептал одними губами. Хоть в чем-то мы были заодно. Нужно обсудить с ним ситуацию: я обязана знать, что напугало девочку.

В восемь вечера после купания я шла к Сабине, чтобы сделать массаж. Сафаров поймал меня на лестнице.

— Я буду присутствовать, — объявил бескомпромиссно.

— Нет, — отрезала категорично.

— Саша…

— Адам.

Сафаров шагнул ко мне и навис темной тучей: брови сдвинул, губы поджал, взгляд строгий. А где спасибо, что сегодня справилась с истерикой Сабины? Правильно, зачем себя утруждать. Хватит и зарплаты.

— У тебя десять секунд объяснить, почему мне нельзя присутствовать, — строго заявил.

— Мне необходимо убедиться В твоих навыках.

Я толкнула Сафарова в грудь, чтобы не напирал и не давил энергетикой. Мне нужно пространство для маневра! На всякий случай!

— Моя нога разгоняется и бьет по яйцам за пять секунд, так что не напирайте, Адам Булатович! — пригрозила, когда сдвинуть эту суровую гору не получилось. Мы еще не подписали договор, поэтому можно стукнуть его, и не только по голове.

— Я слушаю, — высокомерно упер руки в бока. В домашней одежде и с влажными после душа черными волосами — он напоминал мне того тридцатилетнего мужчину, с которым мы сидели в одном кресле и обнимались под интересный фильм: мы его не смотрели, слишком поглощенные друг другом. Адам внешне практически не изменился, только серебристая вязь клубилась в густых волосах, а во взгляде — тяжесть только ему ведомых потерь.

— Мне нужно установить контакт с Сабиной. Она должна научиться доверять мне. Надзиратель не располагает к доверию, Сафаров.

— Я должен…

— Если ты во мне сомневаешься, утром мы с Тимом уедем, — и я не шутила. Мне надсмотрщик не нужен. Либо мы работаем комфортно, либо не работаем. Адам молчал, но наши взгляды сходились, сцеплялись, танцевали, словно удары хлыста. — Нам сложно рядом… — тряхнула волосами и развернулась в противоположную сторону. Приезжать сюда изначально было плохой идеей.

— Олененок, — удержал меня за локоть.

— Не смей! — зашипела. — Не называй меня так! Никто не должен знать, что мы… — а кем, собственно, мы были? — Что мы были знакомы раньше, — прекрасная обтекаемая форма.

— Иди, я верю тебе. В десять жду во дворе, там беседка, нужно обсудить детали и подписать документы.

У меня в руках были разогревающая мазь, чистое полотенце и телефон. Возможно, включу успокаивающую мелодию, если Сабина захочет. Надеюсь, она уснет на массаже: иногда он очень чувствительный, поэтому я старалась максимально расслаблять пациента, а потом надавливать на болезненные точки.

— Саби, включить музыку или, может, сказку рассказать? — предложила я. Девочка задумалась. — Коснись моей руки, когда решишь. Она кивнула. Да, нам нужно учиться общаться. — Музыка? Сказка? — на последнем Сабина коснулась моей ладони.

Я вспомнила мультик про деда Мороза и лето. Почему-то она показалась актуальной и доброй. Разогрела в руках мазь и приступила к процедуре. Когда закончила, Сабина уже спала.

— Все будет хорошо, малышка, — погладила по темным кудряшкам. Мне хотелось, чтобы у этой девочки все было хорошо. Пусть ее голосок звенит колокольчиком в этом доме.

Было около десяти, когда я, поцеловав сына, отправилась разыскивать беседку. Я еще не до конца изучила дом.

Во дворе было очень тепло, стрекотали сверчки и сладко пахло ночными цветами. Не слышно машин, свет на территории приглушен, воздух приятный, без пыли и смога дорог.

— Ты хотел что-то обсудить? — нашла Сафарова и большую беседку. Она пряталась в зарослях раскидистой ивы. Летняя ресторанная резиденция. Адам на каком-то хитром барбекю, встроенном прямо в стол, готовил стейки, рядом бутылка чего-то французского, на стойке овощи, хлеб, нарезки. Еще были документы.

— Я закрыл твою ипотеку, — кивнул на бумаги, лежавшие недалеко от моей руки. — Позвони завтра в банк и получишь подтверждение.

— Спасибо, — я взяла бумаги, — это большие деньги… — только сейчас осознала это.

— По меркам Москвы — нет, — спокойно парировал, щипцами переворачивая мясо.

Сафаров явно успокоился и не собирался снова прессовать меня. Интересно, а два крупных куска говядины он реально сам съест?

— Одиннадцатый час, — ткнула пальцем в мясо, — нужно следить за холестерином.

— Я слежу, поэтому для меня салатик, — указал на овощи в большой глубокой тарелке. — Контракт прочитай и подпиши, — протянул мне другой документ.

Все очень стандартно. Почти. Я дошла до раздела «особые условия»:

Работодатель и работник обязуются общаться уважительно, блюсти честь и достоинство, не допускать сексуализированного насилия, домогательств и любых других действий сексуального характера.

Оскорбления, неподобающее общение, поведение, наносящее вред одного человека другому служат поводом для расторжения договора. Грубое нарушение личного пространства, психологическое давление, травля, запугивание, дискриминация также ведут к расторжению трудового договора.

Я подняла на Сафарова озадаченный взгляд;

— Это трудовой договор или пакт Молотова-Риббентропа?

— Договор о ненападении. Чтобы нам обоим было спокойнее.

— Ты боишься, что я тебя сковородкой огрею?

— Боюсь, что рука коварной женщины дрогнет над моим кофе и лишит меня потенции.

— Меня твои дела ниже пояса не интересуют, — взяла в руки ручку.

— Слабительное тоже так себе удовольствие, — Адам убрал мясо с огня, профессионально упаковывать его в фольгу.

— Я реально с этим в суд могу пойти?

Адам кивнул.

— А если мы не сойдемся с твоей дочерью, то отпустишь меня?

Сафаров закатил глаза и потянулся через стол ко мне: нашел в договоре раздел форсмажор. Я прочитала: получалось, что я могла уйти через месяц, если Сабина меня не примет и попытки сблизиться приведут к ухудшению ее состояния. А по собственному я могла уйти, если работодатель нарушит договор и особые условия.

— Подписываем? — выжидательно наблюдал, как я кусала губы. Я кивнула. Адам поставил размашистую подпись, затем я свою. Надеюсь, я сейчас не продала дьяволу свою душу.

— Как Сабина? — тон деловой, взгляд ясный, руки при себе.

— Уснула, — мягко ответила. — Она очень терпеливая. Болевые моменты были, но Сабина стойко переносила, — не знаю, может, завтра она объяснит отцу, что я изверг, но сегодня сладко заснула. — Адам Булатович, — я решила придерживаться нейтрального общения, — мне нужно знать, как произошла блокировка речи.

Сафаров поднял на меня глаза, и столько в них было боли, настоящей, живой, бьющей через край, но не проливающейся слезами. А еще злость. Интересно, на кого?

— Это не праздное любопытство, — вложила всю искренность в каждое слово. — Мне нужно знать, чтобы попробовать помочь. Еще эта реакция на бассейн… — задумчиво перебирала свои волосы, привычка.

— Сабина видела, как ее мать утонула в бассейне, — ровно произнес.

— Утонула?! — шокировано переспросила. Какой ужас. Теперь понятно, почему бассейн вызвал такую реакцию. Бедный ребенок…

— Это было ее решением, — со сталью в голосе пояснил. Я нервно сглотнула. Сначала не могла переварить услышанное, потом осознать: почему бедная женщина это сделала? Что мать чудной девочки и жену красивого мужчины (пусть вероломного, но Адам ведь выбрал ее!) сподвигло пойти на отчаянный шаг? Сафаров изменил ей? Плохо относился? Бил? Способен ли он на это? Раньше сказала бы, что нет. Сейчас не знаю даже. Я ведь не была замужем за этим мужчиной; каков он как муж?

— А… — мялась, подбирая слова: — Ваша супруга, она здесь, в этом доме?

— Конечно, нет, — сухо ответил и поджал губы. — Не такое я чудовище. Пришлось срочно переезжать в другой район. Бассейн вообще… Я хотел сравнять его с землей, но психолог рекомендовала постепенно приучать дочь к позитивным воспоминаниям, чтобы страх не укрепился и не стал фобией на всю жизнь. Но пока рано. Саби очень плохо реагирует. Год прошел… — Адам задумался.

— Со смерти? — тихо поинтересовалась, бояться спугнуть его откровенность. Я хотела узнать.

— Нет, Мадина умерла два года назад. Просто… В том году набрал воду, запустил всяких детских приколюх, детей позвали. Хотел сформировать позитивные воспоминания. Не вышло, — жестко закончил. Но не я была причиной, исключительно его воспоминания. И, возможно, вина.

— Мне жаль. Правда, — искренне произнесла. Все-таки я добрая, и Сафаров это знал.

— Гости, — Адам провел по лицу и снова стал недосягаемым хирургом, холодным, строгим и не ведущим откровенных бесед с чужими людьми.

Я обернулась. Все, мне пора. Не буду мешать вечеринке.

— Здорово, братуха! — узнала голос Рустама. Они двоюродные братья и коллеги.

Надеюсь, он не помнил меня. Ни к чему слухи. — А кто тут у нас такой красивый? — этому тоже нравились блондинки, а у меня волосы длинные, закрывавшие спину до самой талии.

— Я, — повернулась во всей красе. Не убегать же.

— Саша?!