Будешь моей мамой?

Глава 20

Адам

Я продолжал сидеть на полу в спальне, все еще хранившей свет детства, смех веселого доброго мальчика, запах его любознательности и… кроссовки. Мне было страшно выйти и увидеть, как Тим с Сашей уходят из моего дома. Смог бы удержаться и не остановить их? Запретить им? Не уверен. Именно поэтому сидел и сжимал кулаки до побелевших костяшек. Тогда я потерял бы любимую и сына навсегда.

Саша все правильно делала: она мать и выбрала ребенка. Моя мать делала так же. Это правильно. Родители должны любить детей и прислушиваться к их чувствам. Я старался жить в соответствии с этим кодексом. Я никогда не предполагал, что окажусь в ситуации, когда мой сын, возможно, никогда не назовет меня папой и не признает отцом. На себе прочувствую, что такое «разрыв аорты»…

— Адам, можно? — услышал голос тети Розы. У нее на руках была Сабина.

Я провел руками по лицу, взял эмоции под контроль и поднялся.

— Иди ко мне, — забрал дочь и взглядом показал, что объясню происходящее позже.

Тетя Роза не чужая нам. — Давай полежим вместе? — устроились на кровати Тима. Сабина со следами дорожек из слез шмыгала носом, подложив ладошки под щеку. Я отзеркалил позу.

— Почему они ушли, пап? — тихо спросила Саби.

— Тимоше нужно время, чтобы… — во рту загорчило от одной мысли, но это факт: — Чтобы принять меня как папу. Или не принять, — такими темпами у меня тоже влажные дорожки от слез появятся. Щетина у меня ого-го, получится скрыть, но сердце тонуло в этих слезах.

— Это я виновата. Не нужно было говорить. Я просто хотела, чтобы мы никогда не расставались, — открывала свое хрупкое детское сердечко.

— Не говори так! — убедительно воскликнул. Это правда, а правда должна превалировать над ложью! Верю, что Саша рассказала бы сама и, увы, последствия были бы такими же. Здесь один виноватый — я. Если изначально был бы честен с Олененком, она бы тоже не скрыла беременность от обиды. — Все будет хорошо. Не вини себя. Ты очень наблюдательная девочка, — поцеловал ее.

— Они вернутся? — Сабина зевнула, меня тоже клонило в сон.

— Я не знаю, — ответил честно. Я мечтал об этом, но я не мог заставить сына делать то, чего он не хотел. Только пытаться завоевать его любовь и расположение. Надеюсь, Саша мне поможет. — Я буду стараться, чтобы твой брат и наша Саша вернулись.

Под тихий мерный разговор у меня самого глаза закрылись: ночь практически не спал, а разбудили меня возмутительно варварским способом. Покемарил часика полтора: дочь еще спала, будить не стал, осторожно вышел из комнаты. С тетей Розой столкнулся в гостиной. Она смотрела телевизор, но, завидев меня, поднялась и бросилась навстречу. Слишком много перемен за пару дней: от радостных до невыносимых. У тети было много вопросов:

— Адамик, что же случилось? Почему Саша с Тимочкой уехали? Мальчик сам не свой был! Не заболел ли?

— Со здоровьем нормально, дело в другом… — она все равно узнает. Скрывать своего первенца, сына и наследника не намерен! Я признаю Тимофея официально: дам свою фамилию и отчество. Это правильно! Это по-мужски! Сможет ли он простить и полюбить — очень надеюсь. Дети — чистые и искренние существа, их души чувствовали доброту, теплоту, искренность. У нас с Тимом возникли взаимопонимание и дружба, поэтому я смел надеяться, что со временем сын примет меня. — Присаживайтесь, — и сам упал на диван. — Тетя Роза, я говно, — так и сказал. Она была шокирована. Обычно я менее самокритичен. — Мы с Сашей были вместе семь лет назад. Я обидел ее. Сильно. Я любил ее. Она любила меня. Но я скрыл, что женюсь на Мадине. Когда Саша узнала, то ушла. Только вчера рассказала, что была беременна. Тим — мой сын, — тетя Роза ахнула. — Сын, который меня не принял…

— Адам… — обняла по-матерински. — Как же так…

— Вот так, — хмыкнул невесело. — Я так хочу их вернуть, но боюсь сделать хуже. Хочу показать, что мы можем стать настоящей семьей, большой, шумной, дружной. Но у них есть своя маленькая, но крепкая семья. Я боюсь, что меня не примут. Сын не захочет…

— Ты хороший человек, — уверенно заявила тетя. — Все у вас получится. Время все лечит. Тима добрый мальчик, и его сердечко оттает. Помоги ему в этом.

Я постарался поверить в ее слова и ждал звонка Саши. Мы переписывались: она сказала, что вечером позвонит. Когда сын уснет. Чувствовал себя пацаном, которого не любили родители понравившейся девчонки, и приходилось кидать камешки в окошко, чтобы увидеть ее. Это было бы романтично, не будь так грустно.

— Привет, Олененок, — шепнул в экран телефона. Хоть по видео увидел ее. — Соскучился уже, — пытался улыбаться.

— Привет, — Саша казалась уставшей и подавленной. Это чуть-чуть успокаивало. Нет, мне не хотелось видеть ее печальные глаза, но они сейчас указывали на то, что она тоже страдала в разлуке. — Я тоже скучаю.

— Как Тим?

Она вздохнула:

— Молчит. Весь в себе. Я стараюсь не лезть. Пусть переварит. Завтра начнем налаживать диалог. Он обижен на нас обоих… — горько закончила. — Как Саби?

— Не волнуйся о ней, — не нужно, чтобы у нее душа разрывалась и болела за всех. Рядом с Сабиной я и тетя Роза. Уверен, мама приедет тоже. Она засыпала меня сообщениями и атаковала звонками, но я слишком занят своими мыслями: общался сухо и быстро. Не хотел пока делиться: хороших новостей не было.

У Тима рядом только мама. Пусть Саша ему уделяет внимание по максимуму и не волнуется о нас.

— Расскажи мне о сыне.

Я хотел знать все! Как Саша носила его, как родила, вес и рост. Первая улыбка, первый зуб, первый смех. Шаг и слово. Как они жили. Как Тимоша рос. Когда успел так повзрослеть.

Мы говорили два часа. Я умилялся и печалился. Ругал себя и страдал вместе с ними. Мне было больно, что я пропустил половину детства сына. А еще больнее, что им пришлось очень тяжело в этой жизни. Им никто не помог. Никто не защитил и не подставил плечо. Маленькая хрупкая девушка и младенец. Одни против жестокости этого мира. Да, я не знал — это вроде как индульгенция, но я очень остро ощущал вину. Я хотел, чтобы меня простили, но сам себя не мог простить. Если бы я был честен с Сашей, она тоже была бы честна со мной.

— Прости, — занервничала, — мне нужно идти.

— Я люблю тебя, — шепнул, она промолчала, но взглядом ответила так, что сердце сжалось от нежности.

Два дня я жил в какой-то прострации: дом, работа, ожидание звонка от Саши и хороших новостей. Не могу, соскучился: хотелось все бросить и рвануть за ними в Подольск. Дом словно погас без прекрасной женщины и светлого мальчика. Это все на себе ощутили. Единственное, что я знал: Тим и Сабина переписывались, но о чем говорили — тайна. Хотя бы с ней, родной сестрой, он не разорвал дружбу. Это показатель и надежда, что все можно исправить.

На третий день вечером ко мне приехали родители. Маму нельзя игнорировать больше двух дней, это может быть опасно для здоровья.

— Сынок… — она сразу все поняла.

— Они уехали… — поделился с мамой. Она гладила меня по волосам, а я сидел в ее ногах, положив голову на колени. Ровно так же, как тогда, когда перед браком с Мадиной рассказал про Сашу.

— Все наладится, сынок. Я верюв это, — пыталась приободрить. — Саша любит тебя. Сын тоже. Я видела вас вместе! Поезжай к ним обязательно: будь деликатен, но внимателен. Не всех можно взять нахрапом, — и всхлипнула: — Мы все потеряли много времени, но мы просто обязаны наверстать. Внучок наш.

— Завтра поеду, — поднял голову. Я уже не мог быть вдали от них. Хотя бы просто пообщаться, начать налаживать контакт. Пусть не переезжают, пока не доверятся мне полностью, но нужно что-то делать. Я не умел бездействовать! Сколько спас жизней, пора и свою спасти! Это могли сделать мои любимые: мне многого не нужно — жена, сын и дочь, все!

— Я останусь с Сабиной. Поживу у вас пока.

— Можно? — в дверь моей спальни постучали. Отец. Сложно определить наши отношения сейчас: это не ненависть или злость, но рядом… Он сейчас для меня лишний. Это плохо: родители и дети должны быть дружны, но…

— Я вас оставлю, — произнесла мама и поднялась. Мне улыбнулась, на отца взглянула жестко. Да, виду него как у побитого пса.

Я тоже поднялся, руки на груди сложил, разговор не начинал — ждал.

— Прости меня, сын.

Хм, кто-то научился извиняться? Для всего человечества это мелочь, но для привыкшего к собственной правоте Булата Зелимхановича Сафарова — это шаг!

— Я и не предполагал, что у вас настолько серьезно было… Мама рассказала… — обреченно уронил руки. — Я думал, это просто так, для досуга. Потом решил, что ты из-за Сабины решил… Александра умеет с детьми…

— Хватит, отец, — устало прервал. — Я любил Сашу семь лет назад и люблю сейчас. Это всегда для меня было серьезно. И для нее тоже. Она сына мне родила, вырастила прекрасного мальчика, вытянула без поддержки и помощи. Зубы сжала и ни копейки не попросила! — я злился и одновременно восхищался упрямством и гордостью этой женщины. Все им хотел бы дать, весь мир к ногам положить, но я опоздал на целую маленькую жизнь.

— Тебе не передо мной нужно извиняться. Не передо мной.

Надеюсь, отец понял, чье прощение необходимо, чтобы оставаться частью моей семьи…

Саша

— Мам? — Тимоша вошел на кухню, и я поторопилась закончить разговор. Я очень соскучилась по Адаму, очень-очень. Одна ночь вместе. Ночь полнейшего единения тел и душ, и больше я не видела себя без него. Это мужское и женское, это только между нами. Но у нас сын; это должно было объединить, а получалось, что разъединило. — С ним говорила? — насупился.

Я дала время сыну: не лезла с разговорами и объяснениями. Сегодня его мир перевернулся, пусть у него будет хотя бы день на личное осмысление, дальше помогу. Мы поможем!

— Да. Звонил Адам, — положила телефон на столешницу. — Время — двенадцать ночи, почему не спим? — уперла руки в бока и улыбнулась. Тимоша должен чувствовать, что поменяться могло все, но не моя любовь к нему.

— Как они там? — скупо поинтересовался, игнорируя вопрос о своем сне.

— Скучают, — это было чистой правдой.

— Завтра позвоню Сабине. У меня там паяльник остался… Ну чтобы ничего не случилось, — видно было, что он тоже скучал.

— Сестре, — тихо произнесла. — Она твоя сестричка, — обняла за плечи и развернула. — Пойдем спать.

— Мама, — мы вдвоем устроились на диване. Я решила сегодня лечь с сыном, — а он, — да, теперь Тима называл Адама исключительно местоимениями, — сильно тебя обидел?

— Сынок, Тимочка, — поцеловала, — давай завтра поговорим. Сегодня уже поздно. Утро вечера мудренее, — зевнула.

Сын обнял меня, ногу закинул и уснул моментально. У меня так не получилось, поэтому в темноте смотрела на кольцо, надетое Адамом. Вещи я не собирала, да и Тимоша ушел налегке. Только сумочка с мелочами и кольцо на безымянном пальце.

Теперь я невеста. Да, мне хотелось подумать о себе, о мужчине, о личном счастье. Вчера я была счастлива, несмотря на нюансы. Это не просто любовь: рядом с Адамом я чувствовала себя исключительно женщиной, той самой девочкой-девочкой, которая могла устать, заплакать и вообще у нее лапки. Он обнимет, поцелует и все возьмет на себя без лишних слов. С ним можно быть действительно за мужем, за стеной, в безопасности. Мне так всегда хотелось. Наверное, потому что не получала этого в жизни, начиная с отца.

Адам привязался к нашему сыну, не зная, что Тима его. Это многого стоит! Я полюбила его дочь: это тоже не просто красивые слова. Но самое главное, мы любили друг друга. А любовь должна побеждать — мне так мама говорила, и я ей всегда верила. Даже умирая, она обещала, что все будет хорошо, и я ей верила, хотя умирала от горя. Сейчас тоже верила!

За завтраком блинами с медом и нутеллой я осторожно начала разговор. Я должна помочь сыну понять наше с Адамом прошлое. Это сложно даже для взрослых, а мне ребенку нужно объяснить.

— Сынок, послушай, между мной и твоим папой… — да, я хотела привить ему мысль, что Сафаров — не просто дядя, он отец. Это навсегда. Даже если бы у нас не вышло, то Адам не отступил и не оставил сына безотцовщиной. — Между мной и Адамом были сильные чувства, но мы расстались. Некрасиво расстались.

— Почему? — Тима искренне недоумевал.

— У взрослых так бывает, — вздохнула тяжело. — Да и не только у них.

— Это как?

— Мальчишки девчонок за косички тягают, толкнуть могут, рюкзаком огреть. Мальчики внимание проявляют, а девочки обижаются. Отсюда и начинают расти ноги недопонимания, — криво и косо, но попыталась объяснить на пальцах. У нас, конечно, с Адамом все сложнее было, но, возможно, именно оттуда и росли ноги того самого «женщины с Венеры, а мужчины с Марса»?

— Я не буду обижать девочек! — решительно заявил Тимоша. — Никогда!

— Это здорово, — рассмеялась и продолжила: — Я была очень обижена на Адама. Я не сказала ему, что у нас будет ребенок. Он не знал про тебя ровно до момента, пока Сабина не сказала, — призналась сыну, что скрыла.

— Значит, он не бросал меня?

— Тебя нет, — покачала головой.

— Но он обидел тебя, — напомнил и сжал губы. Мой взрослый не по годам мальчик.

— Да, это так.

— Почему же ты его простила? — искренне не понимал.

Я задумалась. Такой простой и одновременно сложный вопрос. Почему? Наверное, потому, что я хочу быть счастливой, а не гордо несущей свою обиду. Я не хочу жить прошлым, я хочу любить. Я верила Адаму. Просто верила. Адам Сафаров — хороший человек, и я его люблю, мне этого достаточно.

— Я люблю его, — губы непроизвольно дрогнули в счастливой улыбке. — А он любит меня, — накрыла руку сына. — Тебя Адам тоже любит. Ты ведь почувствовал это, — напомнила и встала, нужно еще посуду помыть. Пусть сынок подумает. Тимоша еще ребенок, но он умел анализировать, а еще — искренне любить. Я уверена, что если он откроет сердечко навстречу отцу то тот никогда не разобьет его. Дети для Адама святое и я его в этом абсолютно поддерживала. Для меня тоже.

Следующие два дня Тима ходил задумчивый и не выпускал старый телефон из рук: общался с кем-то, я не лезла с расспросами. Ждала, когда решится выслушать отца. Адам тоже ждал. Мы много общались, с учетом его врачебной практики, запредельно много переписывались. Созванивались поздним вечером и разговаривали: мы оба скучали и оба хотели, чтобы лед между отцом и сыном тронулся. Адам проявлял чудеса терпеливого бездействия, но я кожей ощущала, что он на пределе.

— Иду! — крикнула, направляясь к двери. Мы только что пришли с площадки, обедать сели. Сын играл с друзьями, вроде веселился, но я слышала, что часто вспоминал дом Сафаровых и всех домочадцев, а еще лагерь, друга Стаса (ага, именно так), братьев Арджановых — близнецов Шейлы, сестры Адама, и сам кавказский праздник. Тимоша тоже привык к жизни с теми людьми. — Вы?! — изумилась, увидев Булата Зелимхановича.

— Здравствуйте, Саша, — протянул мне букет цветов и большой пакет с какой-то коробкой. — Я не знал, что Тимофею нравится, и вот… — взглянул виновато. Я прикрыла дверь и вышла на площадку. Не стала приглашать в квартиру: я не знала, зачем он пришел, а у меня там ребенок, не нужно ему слышать, если меня снова пришли унизить.

— Чего вы хотите? — Адама я простила, но не его отца. Я просто ему не доверяла. Милости просим в гости Юлию Германовну, но Сафаров-старший… Я ему не подходила, теперь такой дедушка нам не подходил!

— Прощения попросить, — смотрел прямо в глаза, вроде с раскаянием. — Я думал, вы охотница за мужем с периферии.

— Больше так не думаете? — ровно поинтересовалась.

— Нет, — уверенно заявил. — Вы, Саша, воспитали моего внука: одна, без мужа и больших денег. Воспитали достойно. К вам привязалась моя внучка, моя жена считает хорошим человеком, а сын любит. Только я, старый дурак, думал, что вы не подходите для Адама.

— Вам мой сын понадобился? — я не собиралась слепо принимать этого человека. Не верила я в чистые намерения, а вот наследник мужского пола Булату Зелимхановичу позарез понадобился. Что же, хороший готовый подарочный мальчик. Ведь другого может уже и не быть…

— Конечно, я хочу видеть внука, но осознаю, что вы, Саша, вправе отказать мне. Вы не доверяете мне. Я понимаю. Просто знайте, что плохого не замышляю. Что из-за характера и негативного опыта общения с людьми зачерствел. Не верю давно в искренних и честных людей. Везде пороки ищу. Наверное, поэтому из медицины в чиновники ушел. Перестал в людей верить, грязь везде высмотреть пытался, — горько усмехнулся. — Семью свою уберечь хотел, а вышло, что чуть жизнь сыну не разрушил. Простите, Саша. Когда-нибудь. Я буду ждать. А вам с Адамом от всей души желаю счастья, — и неожиданно взял меня за руки, приложил ко лбу, затем целомудренно поцеловал. Я была смущена и изумлена, а Булат Зелимханович просто ушел.

— Мам, ты где? — услышала сына.

— Здесь! — вернулась в дом. Нужно Адаму позвонить и рассказать про его отца. Узнать, что он думал относительно этого визита.

— Кто приходил? — с интересом сунул нос в пакет с подарком. Я не успела ответить — в дверь снова позвонили.