Будешь моей мамой?

Глава 19

Саша

Утром все казалось не так просто, как ночью. Были не только мы. Есть еще дети. Тимоша дал слабину и позволил себя отвлечь вчера, но я слишком хорошо знала собственного сына: он запомнил и обязательно спросит. Я должна сказать правду, вот только не знала, как он ее воспримет.

Тима начал интересоваться отцом, когда в садик пошел: появились осознанность и внимание к деталям — у кого-то есть папа, а у него почему-то нет. Сын спрашивал, а я отвечала: осторожно и без агрессии, но обида на его отца была слишком велика… Я сказала, что у него нет папы, есть только я. Что биологический донор — не настоящий, и он не нужен в жизни. Настоящий родитель тот, кто рядом, кто любит и заботится. Да, я не придумывала моряка или космонавта — я старалась говорить правду, только она тоже была с моей обиженной колокольни. Что теперь сказать сыну, представляла смутно…

Крепкие ладони обвили талию, а горячий шепот обжег шею. Адам вел себя так, словно незнакомая девица не визжала над нами, лежавшими в постели. Это тоже проблема. Его отец против наших отношений. Против меня лично. Я не желала такой атмосферы ни для себя, ни для сына. И для Адама не хотела: выбирать между семьей и семьей — слишком сложно.

— Почему ты ушла? — шепнул он.

— Адам, как Тима проснется, мы уедем.

— В смысле? Куда? — захват стал крепче, а тон ниже. Адам не отпустит. Мы его. Хотела я этого — конечно! Потому что я люблю его, но нам всем нужно время: необходимо разобраться в ситуации, себе и сделать сложный, трудный, тяжелый выбор. Нам троим.

— Домой. К себе домой.

Адам осторожно взял меня за руку и вывел из детской. Естественно, у него были вопросы. Мне оставалось надеяться, что он услышит мои ответы и удовлетворится ими.

— Почему? Саш, я не понимаю.

— Тимофей проснется и спросит про утверждения Сабины. Я хочу поговорить с ним вдвоем: в спокойной обстановке и без… — я замялась. — Без давления, понимаешь?

Мой сын еще ребенок, и я хотела, чтобы он услышал правду, понял свои чувства и принял решение исходя из себя, а не ответственности. На Тимоше и так всегда было много обязательств: хороший правильный умный ребенок, беспроблемный и не по годам рассудительный. Если он выберет злость — пусть так! Обиду — тоже можно! Истерика, крики, слезы — имеет право! Тима должен ориентироваться на свои чувства, а не думать, как не обидеть других. Я очень привязалась к Сабине, и Тимофей тоже, но я не могла и не хотела обесценивать его чувства, чтобы не ранить других.

— Ты думаешь, я буду заставлять его или тебя любить меня? Принять нас с дочерью? — с тихой горечью уточнил Адам.

— Нет, — дотронулась до темных волос и провела пальцами по густой мягкости. — Я просто считаю, что Должна сделать это сама. Он мой сын, ия знаю…

— Наш сын, — поймал мою руку и приложил к губам. — Я понимаю, Саша, — медленно целовал ладонь, языком лаская пальцы, — ты привыкла все решать сама. Привыкла, что Тим только твоя ответственность. Но есть я. Теперь есть, и я хочу разделить с тобой все.

— Ты не злишься больше, что я скрыла? — если мы решили быть вместе, не нужно замалчивать и вешать ярлыки, кто больше виноват.

— Нууу, — протянул, — злюсь, — честно ответил, — но не столько на тебя, сколько на себя. Из-за меня мы потеряли столько времени.

— Ты расскажешь мне? — да, я готова услышать его историю с Мадиной без тумана обиды.

— Да, — пообещал, — но не сегодня. Сегодня я хочу говорить только о нас. О семье. Я хочу семью с тобой.

Да, о семье как раз стоило поговорить.

— Адам, я хочу уехать. После скандала с этой девицей… Твой отец еще…

— Надеюсь, ты не думаешь, что я реально ее как-то поощрял? — он тихо рассмеялся.

— Нет. Я слышала разговор этой Малики с подругой: она собиралась как-то подловить тебя.

— Вот же змея! Гадюка! — и добавил пару непереводимых крепких слов. — Саша, уж не тебе стыдиться! Ты моя невеста, — наши руки переплелись, и Адам открыл дверь моей спальни. — Пойдем, — шепнул, и мы вошли. Он распахнул тяжелые шторы и открыл двери на террасу с видом на бескрайние зеленые угодья, высокие деревья и сады, окружавшие особняк Сафаровых. — Покормлю тебя и детей, потом домой.

Адам усадил меня в одно из кресел и отправился на кухню. Я широко и сладко зевнула: шесть утра — спала от силы часа два этой ночью! На мгновение позволила себе расслабиться и вспомнить, как было хорошо. У меня давно не было близости с мужчиной, а то, что было с Олегом, сложно назвать таковой: то был интим, но не близость. С Сафаровым всегда были буря, феерия, взрыв. Он точно знал, как сделать женщине хорошо: именно он мог без проблем найти у меня точку G, хотя в ее существование раньше не верила. Но между нами было намного больше: это не только тело, это чувства и разум, это сердце и душа, это когда двое настолько близко, что стали единым целым. Но тело действительно с непривычки ломало: не было у меня таких марафонов очень давно! Это было приятно.

Я практически уснула в ротанговом кресле, наблюдая, как внизу убирали следы вчерашнего торжества и готовили площадку для продолжения банкета. На столах уже лежали белые скатерти, и где-то дымился кофе, бодро щекоча нос.

— Я вернулся, — услышала, и плечи укрыл легкий плед. Солнце уже светило, но в тени было прохладно. Я улыбнулась лениво и сонно, но, услышав шаги и звон приборов, напряглась. Все же у Адама семья и кавказское окружение: открытое проявление чувств, близости, даже ласковый взгляд — это харам, разврат, распутное поведение. Но, кажется, Адам слишком уж светский: пока женщина раскладывала приборы и расставляла блюда, он возвышался за моей спиной и держал руки на моих плечах. Охранник, защитник, заступник. Когда-то он не защитил нашу любовь, не отстоял, не пошел наперекор — возможно, самому себе (это еще предстоит узнать), но сейчас демонстрировал готовность бороться за нас. Мы, как пара и семья, далеко еще не в безопасности. Наша победа в наших руках.

— Что они делают? — кивнула вниз, намазывая на свежий хлеб творожно-сырную массу с зеленью и специями — вкусно!

— К завтраку готовятся. Много гостей осталось на ночь.

— И все в курсе… — посмотрела на Адама, жадно расправлявшегося с чем-то вроде армянской ачмы: сыр, тесто, сливочное масло — сочетание для души, но явно не для фигуры!

— Все знают одно — ты моя невеста. Я твой жених. Остальное никого не касается.

— А твой отец? — негромко поинтересовалась. Адам вздохнул.

— Я люблю родителей, уважаю старших, благодарен своему роду, но, — взял мою руку, — семья — это муж, жена и дети. Согласна?

— Согласна, — взяла стакан со свежевыжатым соком. — А как я стала твоей невестой? — хотелось легкости: сложные разговоры впереди.

— Украшения — это древняя традиция, что-то вроде помолвки.

— Но я не знала, что это помолвка! — шутливо возмутилась.

Адам рассмеялся и взял мою ступню, начал массировать и всячески меня умасливать.

— Я надеялся, что ты наденешь украшения и не снимешь пояс.

— А что это значит? — с любопытством интересовалась незнакомыми традициями.

— Расстегнуть пояс и вернуть жениху при свидетелях — отвергнуть его предложение. Есть у меня кое-что, — достал из кармана бархатную коробочку и поставил передо мной, — без него никуда. Открой.

Я знала, что там, но пальцы все равно дрожали. На бархатной подкладке светился прозрачный как слеза камень, а окружали его маленькие голубые звезды. Тонкая изысканная работа, даже в руки взять страшно. Я ждала, и Адам взял это на себя.

— Саша, Олененок мой, сегодня прекрасное утро, чтобы сделать меня самым счастливым. Ты выйдешь за меня? Позволишь попытаться сделать тебя самой счастливой?

— Да, — тихо ответила и протянула руку. Адам надел на палец кольцо, и буквально через секунду на террасу влетели проснувшиеся дети.

— Привет! — Сабина звонко поздоровалась. Мы так привыкли к ее молчанию, но она заговорила настолько правильно и свободно, что вписалась в бытовую жизнь легко и органично. Словно и не было двух лет молчания.

Она забралась ко мне на руки и поцеловала в щеку. Тима, заспанный и лохматый, зевал, но ароматную выпечку ухватить пытался. Я перевела взгляд на Адама, и сердце ёкнуло от его взгляда: он с такой откровенной любовью и болью смотрел на нашего сына. Впитывал и поглощал глазами. Сафаров и раньше относился к Тимофею как к родному, но сейчас это нечто особое, сокровенное, это родная кровь.

— Нужно умыться и зубы почистить, — я поднялась, но сначала забрала разомлевшую от массажа ступню у Сафарова, — потом завтрак.

— Дядь Адам, — Тима посмотрел на него, ждал снисхождения, состроив жалобную моську. Хотел полениться утром.

Дядя…

Адам улыбнулся, но я видела в его глазах горечь: он должен был быть отцом уже как шесть с хвостиком лет, а он дядя, и не факт, что сын примет его быстро и без проблем.

— Живо! Живо! — погнала детей.

— Завтрак подадут сюда, — в голосе слышалась взволнованная хрипотца. — Потом поедем, — пообещал взглядом.

Я повела ребят в ванную: в детской она была в формате мастер-спальни. По дороге, правда, встретили Розу Эммануиловну.

— Доброе утро, — поздоровалась с нами, — уже проснулись?

— Тетя Роза, мы сейчас перекусим и поедем домой, — объяснила ей ситуацию. — Но вы оставайтесь, отдыхайте на празднике.

Она очень внимательно взглянула на меня и без лишних вопросов заявила:

— Я с вами! Куда мне еще?! — и было что-то в улыбке этой доброй женщины… Я обняла ее. Нам всем нужна семья, и вместе мы чувствовали, что онау нас есть!

— Мам, — уже в ванной, чистя зубы, протянул, — а что говорила Сабина? Почему она назвала дядю Адама моим папой? Это шутка?

Тимоша не верил. Для него это все — большой повод посмеяться. Адама Сафарова он слишком уважал, а биологического отца — нет…

— Дома поговорим… — все, что смогла выдать в данный момент. Тима не сильно удовлетворился, но согласился подождать.

Дети остались переодеваться, а я отправилась к себе: нужно вещи собрать, не хочу задерживаться до момента, когда гости проснутся и начнутся вопросы, а, может, и обсуждения. Правда, нужно попрощаться с хозяевами дома, но, признаться, Сафарову-старшему сказать лично мне нечего. Не знаю, как воспринимать человека, который не воспринимает тебя…

— Юлия Германовна, доброе утро, — мать Адама находилась с ним на террасе: они о чем-то тихо переговаривались.

— Саша… — она подошла и обняла меня.

— Пойду, детей потороплю, — объявил он, оставляя нас вдвоем.

— Саша, простите за скандал, — ей было искренне жаль. — Если бы знала, что дочь Зурабовых сына моего подставить решится… — поджала губы, а во взгляде — желание как минимум отстегать девицу розгами. — Ноги этого семейства не будет в моем доме!

— Я сказала Адаму, — не стала развивать тему. Это неприятно нам обеим. — Он знает про сына…

— Я очень рада, и он счастлив, — просияла. — Обижен, но счастлив. Знаете, — подмигнула, — Адам научился сдерживать горячую натуру и включать голову. В отличие от своего отца, — вздохнула.

— Юлия Германовна, простите, но мы хотим уехать. Передайте супругу благодарность за…

— Адам сказал. Саша, простите Булата. Он неплохой человек, но характер… — развела руками. — Наш сын больше взял от меня, а его отец всегда был резким в суждениях и уверенным, что только он в курсе, как правильно. Это не прошло с годами, просто, когда любишь, принимаешь человека таким, каков есть.

— Я пока не готова. Я не держу зла, но и забыть не могу. Пока. Сейчас мои мысли заняты сыном, — и доверительно шепнула: — Тима пока не знает…

— Пожалуйста, когда Тимочка будет готов, позволь увидеться с ним. Первый внук… Мы так много пропустили…

— Бабушка, доброе утро! — в комнату прибежала Сабина. Юлия Германовна ахнула и изумленно опустилась на кровать.

— Саби… — она ведь не в курсе еще, что внучка заговорила. — Милая моя девочка… — крепко обняла ее. — Ты заговорила, родненькая, — гладила по волосам.

— Да, мы с братиком разговаривали. Ты знаешь, что Тима мой братик?

Я первая догадалась!

— Моя умница! — мать Адама улыбалась. — Вы у меня самые лучшие, самые родные, самые любимые с Тимочкой.

— Мама, — Сабина повернулась ко мне, — мы уже домой?

Юлия Германовна изумленно хлопала глазами, я тоже еще не привыкла. Но Саби обращалась ко мне с такой открытой непосредственностью, что невозможно сердцу остаться равнодушным.

— Да, скоро поедем.

— А можно собаку? Мы с Тимой подумали и решили… — начала рассказ. Какие молодцы, подумали сами и решили сами! Только кто собаку покупать будет и следить тоже — тетя Роза? Или щенку тоже няню наймем?

Как начать разговор с сыном, думали долго. В итоге попросили тетю Розу погулять с Сабиной во дворе, а сами вошли в спальню к Тимоше. Сильно пахло оловом, а рядом лежал разобранный старый тетрис, который давно не работал. Видимо, сын решил подпаять микросхемы.

— Сынок… — позвала Тиму. Адам застыл в дверях. Даже в машине мы ехали в молчаливом напряжении, только дети были активны.

— Мам, — Тима повернулся с видом глубокой задумчивости, — пора осваивать сварку.

— О боже, — вырвалось у меня.

— Мини-сварку, — попытался смягчить удар. — Дядя Адам, у вас нет случайно?

— Случайно нет, — снова эта неуверенная хрипотца, — но будет, — и улыбка тоже неуверенная.

Я присела на кровать: сын словно бы ощутил витавшую в воздухе молчаливую напряженность — отложил олово, схемы и паяльник, смотрел на нас обоих. На меня и на своего отца.

— Тима, мы хотим поговорить с словах Сабины… — начала несмело. Мы с Адамом переглянулись: он хотел сам сказать, но я считала, что это моя обязанность, хотя бы начать.

— Она пошутила? — предположил Тима. Я сглотнула. Громко, слишком громко.

— Когда-то мы с Адамом были знакомы… — заглянула в прошлое. — До твоего рождения.

Мы поссорились и… — как же это сложно. — И… Потом родился ты… — Тимоша слишком мал, чтобы рассказывать нюансы наших с его отцом взаимоотношений. Но он так непонимающе хмурился. Видимо, я слишком завуалированно объясняла. Взгляд Адама говорил о том же.

— Я твой папа, — он все-таки вмешался.

Тимоша резко вскинул голову и встретился взглядом с отцом. Ничего не сказал, на меня посмотрел.

— Дядя Адам — это биологический папа? — вспомнил, что я ему рассказывала и как объясняла отсутствие отца. — Он же не нужен, ты говорила, мама?

Адам бросил на меня быстрый, ничего не выражающий взгляд и, подойдя ближе, опустился на пол, присев прямо перед нашим сыном.

— Тим, мы с твоей мамой были вместе, потом… Потом я очень ее обидел…

— И бросили?

Адам вздохнул, тяжело и громко.

— Я повел себя не по-мужски, — согласился он.

— Вы бросили нас обоих? — задавал очень взрослые вопросы.

Снова быстрый взгляд на меня.

— Я ошибся, и я очень жалею о своей ошибке… Очень, сынок, — и протянул ладонь, открываясь для маленькой ручки.

— Мама… — детский голос высокий и дрожащий, на грани. — Мама много плакала. Мы вам не были нужны, — поднялся и, достав сим-карту из телефона, вернул подарок Адаму: вложил в протянутую ладонь. Я спрятала за волосами слезы. — Теперь вы нам не нужны, — и мне сказал: — Мама, я домой хочу, — схватил свой старый рюкзак и вышел из комнаты.

Молчаливые слезы текли по щекам. Адам прислонился к кровати, оставаясь сидеть на полу и пряча лицо в коленях.

— Ему нужно время, — села к нему и уткнулась носом в плечо. Его запах придавал мне сил. Надеюсь, мой сделает то же самое для любимого. — Дай его…

— Если он не примет, Саш? Если не простит? — коснулся губами моих волос. — Я не знаю тогда…

— Примет. Тимоше просто нужно подумать…

Я тяжело поднялась и отправилась за сыном. В коридоре на меня буквально налетел клубок темных кудрей:

— Вы уходите? — Сабина плакала и заикалась. У меня разрывалось сердце. — Мама…

— Саби, — обняла ее, — не плачь. Просто… Просто твоему брату нужно время.

— Пожалуйста, возвращайтесь, пожалуйста… — цеплялась за мою шею. Как же больно.

Бедные дети. Наши с Адамом. Да, именно наши!

— Я очень люблю твоего папу и тебя. Мы никогда не станем чужими. Никогда! — поцеловала ее.

Тимоша оттает, я хочу в это верить. Нам всем нужна семья…