Олегу лучше было завалиться спать сразу, как переступил порог дома, и после обеда, как обещал, отправиться на Тинин праздник. Завтра съездить за Фиником к родителям. Отвёз парня погостить перед сборами.
Финик любил бывать в доме генерала и профессора кафедры Истории Церкви. Не звания с регалиями привлекали пса, а частная территория. Возможность гулять целый день, если, конечно, не нападать на драгоценные клумбы с цветами хозяйки дома.
Что и говорить, тесновато жилось активной собаке в квартире. Финик не жаловался, вот ещё, всё понимал, но в гости в коттеджный посёлок ездил с заметным удовольствием.
Но передумал. Решил ехать прямо сейчас, к обеду точно успеет вернуться, заодно с отцом поговорит. А на сегодняшний вечер, ночь, да и всю жизнь у него в планах Маська.
Калугин Олег был намерен вступить в законный брак.
Жениться.
Сам себе не верил, но факт упрямо оставался фактом: Он твёрдо решил жениться на Тине, его Маське.
По здравому размышлению рано, он почти ничего не знал об этой девушке. О себе она рассказывала мало и с заметной неохотой, потому Олег не давил. Впереди всё время мира — узнает.
Какие секреты могли быть у Маськи?
Небогатые родители, простого происхождения? Дураку понятно, что девочка не родилась с серебряной ложкой во рту.
Он сам, хоть и генеральский сынок, звёзд с неба не хватал. Карьера относительно складывалась, на финансы жаловаться не приходилось, но до больших звёзд пилить и пилить, если вообще доберётся. С его-то «послужным» списком и умением влипать в неприятности.
Три поцелуя с мальчиком в школе? Плевать!
Честно сказать, он настолько ох… удивился, культурно выражаясь, от девственности Тины, что слов после случившегося подобрать не смог. Мычал невразумительное, слюни пузырями довольно пускал, едва не запрыгал, словно самовлюблённый самец гориллы.
Да что там, он даже не сразу врубился, что первый у Маськи!
Вставил, охренел от тесноты, сжатия такого, что мозги едва не утекли, вместе со спермой с первого толчка. С трудом сдержался от того и другого. Фрикции на пятой сообразил, в чём дело, разул глаза на очевидное и уже непоправимое.
Как же он ругал себя, костерил на чём свет стоит, что не понял сразу, не подумал. За то, что всё случилось именно так.
Нет, он и на секунду не подумал, что нужно было подождать, дать ей время привыкнуть, приучить, приручить, ещё какая-нибудь ерунда из слезливых мелодрам с приставкой «при».
Ждать он бы точно не стал, но напор бы в моменте сбавил, попытался, во всяком случае. И точно не в коленно-локтевой лишал бы невинности. Поделикатнее, что ли.
Насрать ему на то, что там было у Тины и с кем. Нет, от одной паршивенькой мысли, что кто-то мог неровно дышать в сторону сладких губ Маськи, становилось настолько противно, что поджилки начинали трястись, подкатывала тошнота, но тормозил себя.
Он — первый у Тины. Пер-вый, твою мать! А девочке, между прочим, двадцать лет…
Олег в двадцать лет такие сексуальные эксперименты ставил, что вспоминать стыдно и смешно одновременно. Исследователь-энтузиаст хренов.
Он твёрдо решил сделать предложение Тине, сегодня же. Потому и нужно забрать Финика от родителей, завтра не до поездок будет.
С отцом необходимо поговорить, подготовить, с матерью. Та, конечно, откровенно мечтала женить младшенького, самого шебутного, готового найти неприятности на ровном месте, но кое-какие нюансы прояснить было необходимо.
Тонкости эти для родителей отнюдь не шутки. Могут и поперёк стать, воспротивиться браку.
Насрать!
Олег всё для себя решил, голос родителей даже не совещательный, просто в известность поставить нужно.
Кольцо купил, несмотря на то, что саму традицию помолвок не признавал. Бредом раньше казались ужимки и прыжки вокруг помолвочных колец, браслетов верности, колонов нежности и прочей ерундистики.
Общеизвестного мирового бренда, между прочим. Пришлось к старшему брату обращаться за советом, тот в бабских дорогих побрякушках был докой. Олег всегда предпочитал обходиться меньшей кровью.
С Маськой скупиться — грешно. Поймёт стоимость она или нет, ему самому перед собой стыдно быть не должно.
В общем, готовился со всей серьёзностью. Подумывал зарезервировать столик в помпезном столичном ресторане, чтобы шик и пафос на всю жизнь запомнились, нанять пару скрипачей и виолончелиста, вовремя опомнился.
Всё-таки он собирался довести Маську до ЗАГСа, а не до обморока.
Прыгнул в машину, с тоской глянул на медицинский колледж, во дворе которого собирались нарядные выпускники, громко играла музыка, толпились счастливые родители. Где-то там прямо сейчас Маська…
Тина Силантьева, без пяти минут Калугина.
Ничего, ничего, мигом обернётся, триста километров туда, триста обратно, между ними короткий разговор с родителями, а дальше жизнь рука об руку, пока смерть не разлучит.
Шлагбаум у поста охраны открылся сразу. Охранник проводил сонным взглядом знакомый автомобиль, снова уткнулся в телефон.
Олег припарковался у забора родительского дома, посмотрел на глядящую в упор камеру, взмахнул приветливо рукой. Выбрался из машины, открыл знакомую с детства калитку.
Когда-то родители жили в просторной квартире, до этого в тесной хрущёвке, были времена — и в общаге торчали, с сортиром на улице, но младшенький не застал. Трёхэтажный особняк с благоустроенной территорией за глухим забором стал домом детства Калугина Олега Степановича.
— Приехал? — не то спросила, не то заявила мать, когда он появился в гостиной.
Отложила в сторону книгу. Оглядела неясным взглядом сына, будто просканировала, улыбнулась непонятно чему. Молчаливо показала в сторону левого крыла, где находился кабинет отца.
Олег немного удивился, но задумываться не стал. В кабинет детей генерала приглашали только по особым случаям, в основном для очередных люлей от отцовской щедрой руки.
Чаще доставалось Олегу, особенно последние несколько лет, когда остался последним из не остепенившихся сыновей.
Даже Игнат — знатный ловелас, от души попивший генеральской кровушки, стал примерным семьянином, что говорить о Николае, тем более о Фёдоре и Михаиле, которые и вовсе не по мирским законам жили.
— Пришёл?! — гаркнул отец, оглядев сына с головы до ног, как нерадивого новобранца. — Садись, — отдал команду, показывая напряжённой рукой на стул. — Говори, с чем явился?
— Хм… — Олег нахмурился на секунду.
Где он успел накосячить, заслужить молнии из глаз генерала?
Служил честно. Закон не нарушал. Не был. Не состоял. Не привлекался. Не участвовал. Родственников за границей не имел.
— Приехал сказать, что женюсь, — сказал Олег. — Через месяц или два, сколько там полагается ждать…
— Естественно, женишься! — прорычал отец, ударив кулаком по столу. Декоративная чернильница подпрыгнула, звякнув стеклянной крышкой. — Ещё бы ты не женился!
Нервно дёрнул ящик стола, отчего несчастная чернильница пустилась в пляс. Вытащил лист бумаги, самый обыкновенный, формата А4, сложенный вчетверо. Быстро расправил, провёл широкой ладонью по напечатанному, протянул сыну, напоследок тряхнув несчастным листом, как кухонной тряпкой.
Олег несколько раз вчитался в написанное, с каждым разом сильнее и отчаянней покрываясь то холодным, то горячим потом. Этого просто не могло быть, потому что быть не могло.
Сюр какой-то. Идиотизм. Насмешка вселенной. Оплеуха от мироздания. Расплата за все грехи разом.
«Вероятность отцовства: 99, 999 %
Комментарий: Биологическое отцовство предполагаемого отца Калугина Олега Степановича в отношении плода матери Кучеренковой Яны Васильевны не исключено»
— Естественно, женишься! — отчеканил отец. — На следующей неделе женишься, я поговорю с кем надо, пока пузо на нос не полезло! И жить будешь, и ребёнка своего растить, ответственность нести, как мужику полагается.
— Откуда у тебя это? — уставился на отца Олег.
Он ждал ответа от лаборатории. Не фанатично, поминутно электронный адрес не проверял, однако вопрос из поля зрения не выпускал. Разок позвонил уточнить, что за задержка, эдак ребёнок родится, в школу пойдёт, а они внутриутробный тест ДНК будут делать. Девушка на том конце провода заверила, что сроки соблюдены, результаты отправлены, но она, конечно, перепроверит.
Потом события, эмоции закрутили с такой страшной силой, что он попросту забыл о Кучеренковой и о собственном предполагаемом отцовстве. Насрать стало с высокой колокольни.
Осталась только Маська и планы, в которых места проходящим бабам, беременные они или нет, не нашлось.
— Невестка моя будущая прислала, я распечатал. Или ты думаешь, я не знаю, как принтер включается?
— Очевидно, знаешь, — огрызнулся Олег, вставая.
С отцом разговаривать бесполезно, с матерью тоже, да и…
Сука, сука, сука!
Биологическое отцовство предполагаемого отца Калугина Олега Степановича в отношении плода матери Кучеренковой Яны Васильевны 99, 999 %
Сука, сука, сука!
Твою мать!
А-а-а-а!
— Куда намылился? — рыкнул отец. — С рук тебе такое не сойдёт, не мечтай! О шаболде своей из медицинского думать забудь! Заделал дитя, имей мужество нести ответственность перед людьми и богом. Ясно тебе?
— Откуда о Тине знаешь? — остановился как вкопанный Олег, оглянулся на отца.
Вздымающаяся в гневе грудная клетка, расстёгнутый ворот голубой рубашки, вздутая вена, пересекающая покрытый морщинами лоб, стиснутые до торчащих желваков челюсти. Высокий, плотный, немолодой, пышущий праведным гневом.
Просто Ликург, убивающий в приступе безумия топором своего сына, а не генерал-полковник на почётной пенсии.
— Чего знать-то? Велика тайна, — развёл руками отец, усмехаясь. — Приезжала твоя Яна, сидела здесь, на этом вот месте, — показал на стул, с которого только что встал Олег, — слёзы лила, рассказывала, что нашёл студентку, с друзьями её знакомишь, всё время с ней проводишь, а про неё с ребёнком думать забыл. Три копейки на хлеб, и то не даёшь, на эту свою… шмару спускаешь всё без остатка.
— Она не шмара! — подорвался Олег. — Не вмешивай сюда Тину.
— А как назвать девку, которая раздвигает ляжки перед почти женатым мужиком? Благочестивой, добродетельной, порядочной? Порядочной дрянью, если только!
— Повторяю. По слогам. Не. Вме-ши-вай. Ти-ну! — проговорил Олег, понимая, что ещё одно слово в сторону его Маськи, и он взорвётся похлеще аммиачной селитры в порту Бейрута. — И для общего развития, если тебе вдруг интересно, на Кучеренковой я жениться не собираюсь. От меня она беременна или от капитана Америка — наплевать.
— Что значит «жениться не собираюсь»? — взревел отец.
Отбросил в сторону компьютерное кресло, которое, с жутким грохотом, врезалось в стеллаж с книгами, от чего редкие издания покачнулись, некоторые с шумом повалились на пол.
— То, что слышал. Жениться на Кучеренковой не собираюсь! Нахер она мне не сдалась!
— Ребёнок тоже нахер не сдался? — прошипел отец.
— К ребёнку вопросов нет. Мой — буду воспитывать, обеспечивать, на выходные брать. Жениться на его матери не буду, жить с ней не стану.
— Чушь не мели, — зарычал генерал. — В какой вере покрестят моего внука, если ты с его матерью жить не будешь? В никонианскую церковь* кровь свою отдать собрался?
— Пусть хоть в буддисты крестит! — вспылил Олег.
Шагнул из кабинета, захлопнул с грохотом дверь, показалось, что стена от удара качнулась. Поспешил, почти побежал к выходу, не видя ничего и никого вокруг.
В висках наковальня из мыслей.
В сердце яд, растекающийся по артериям, венам, сосудам.
Во всём теле — боль.
— Не позволю!
Неслось со стороны крыла, где в кабинете остался отец, наедине со своими предрассудками, традициями, самой правдивой правдой из всех возможных правд.
Верой, появившейся и окрепшей на старости лет почти до состояния фанатизма.
Дети, тем более внуки генерала Калугина, могут быть крещены только в исконной, истинно православной вере.
Без вариантов.
Без исключений.
Без поправки на обстоятельства, тем более чувства.
Вступать в брак тоже желательно с представителями своей, русской православной старообрядческой церкви, причём конкретного согласия**, в их, Калугинском случае — беспоповского толка**, но жизнь в миру вносила коррективы.
На брак сына с девушкой не их согласия Калугин-старший был готов закрыть глаза, хотя время показало, что все, не мытьём так катанием, оказались женаты на своих.
На крещение вне их церкви — нет.
Нет. И нет. Никогда.
Кучеренкова относила себя к православным. Была ли крещённой, посещала ли церковь хоть раз в жизни, Олег понятия не имел. Но отлично понимал, последнее, что придёт ей в голову — это крестить их ребёнка в вере, к которой она сама не имеет никакого отношения.
Да и кто позволит?..
Кто пустит никонианку, пусть миллион раз условную, в приход их согласия? Через порог позволит переступить?
Отрезанным ломтём для их согласия станет ребёнок Кучеренковой, а этого Калугин-старший не позволит никогда.
Значит, только законный брак. С Кучеренковой, сука!
Только хрен там ночевал, товарищ генерал.
Хрен. Там. Ночевал.
На обратном пути заехал к Яне, имелись у Олега насущные вопросы к этой дряни.
Решила, значит, что тот простой факт, что он разок не вытащил, даёт ей особые преференции?
Поверила, что на его детородном органе в рай въедет? В себя поверила?
Он ей такой рай покажет, такой домострой продемонстрирует, небо с овчинку покажется.
Яны дома не оказалось. Зря долбил в дверь, едва не вынес.
— Нету её, — объявила соседка, высунув нос из соседней квартиры. — Ходят с утра до ночи, покоя ни днём, ни ночью! Достали, сил нет!
Во дворе медицинского колледжа стояла гробовая тишина. По нагретому от солнечных лучей асфальту, под порывами тёплого ветра каталась парочка воздушных шаров, валялось несколько ярких фантиков, на фонарном столбе галстуком была привязана ленточка выпускника.
В сотый раз набрал Маську. Сначала трубку она не брала, видимо, поставила беззвучный режим перед получением диплома.
Сейчас же была вне зоны… Забыла зарядить телефон?
В ресторане, где собиралась их группа, молоденькие однокурсницы Маськи, скользившие по Олегу пьяненькими, похотливыми глазёнками, заявили, что Тины нет, и не было. Не пришла в ресторан, что странно — деньги же заплатила. В последний момент внесла.
Это Олег и без трещащих сорок знал, он же и дал Тине нужную сумму.
Не дело это — остаться без выпускного по вине придурка, размахивающего ружьём.
У его малышки должен был быть выпускной и самое красивое платье, какое она только захочет.
— Зоя говорила, Тину папа забрал, — хихикнул кто-то.
— Тот важный чел — папа? — недоверчиво протянул писклявый голос рядом. — Я думала, мужик её, с которым она встречается… На крутой машине забирал который.
— Зою спросите, она точно знает, — посоветовала третья девушка, самая трезвая из всех и самая адекватная.
Зоя подошла сама, нервно облизнула губы, увидев Олега. Схватила за руку, потащила на улицу, подальше от любопытных глаз, ушей и громкой музыки, вкручивающейся в мозг словами:
Как же я люблю тебя, им не понять
Как же я боюсь тебя потерять
Кажется, что матрица не хочет нас замечать
Мне хочется закричать, тихо тебе закричать
— Тина где? — не выдержав повисшего молчания, проорал Олег, едва удержавшись, чтобы не схватить девчонку за грудки.
В Зое этой роста два аршина, глаза да сиськи. Тряхнуть — рассыплется. Пойдёшь по статье.
— Тину папа увёз…
— Что значит «увёз», куда «увёз»?
— Домой. На самолёте, — залепетала Зоя.
— В смысле «домой»?
— В обычном смысле. Домой, туда, где она жила до колледжа. Должна же она была где-то жить, правильно? Туда и увёз. Приехал на вручение дипломов, прямо оттуда забрал… вещи, конечно, дал собрать, но на выпускной, сам видишь… — всплеснула Зоя руками.
— Подожди, подожди, — схватился за голову Олег. — Где она жила до колледжа? Красноярский край, а дальше? — вспомнил то единственное, что знал о Тине.
— Она мало о себе рассказывала, только в общих чертах, что семья у них многодетная, родители строгие, религиозные. Я не знаю, правда, не знаю…
— Твою мать! Чёрт, чёрт, чёрт! — в сердцах Олег пнул лавочку, стоящую во внутреннем дворике ресторана, откуда ещё доносилось:
Как же я люблю тебя, им не понять
Как же я боюсь тебя потерять
Схватился за телефон, снова набрал Тину. Снова безрезультатно.
— Олег, — позвала Зоя, виновато отводя глаза в сторону. — Она с отцом к жениху уехала. Осенью свадьба.
— Какая на хер свадьба? — опешил Олег. — Какая на хер свадьба?! Какой жених?! Откуда?!
— Я не знаю, не знаю я, — всхлипнула Зоя, заливаясь нездоровым румянцем. — Тина никогда не заикалась о женихе, о свадьбе. У неё и парней-то не было, только… вот, ты… А перед отъездом сказала, что всё давно решено, что жених ждёт, нужно ехать. Отец её подтвердил, сказал, что так будет лучше для всех, особенно для Тины.
— А она?
— А она кивала и соглашалась. Не похоже было, что она против…
Кажется, что матрица не хочет нас замечать
Мне хочется закричать, тихо тебе закричать
У Олега слова не складывались в осмысленные предложения, в понимание этих предложений.
Выходила какая-то каша, бесформенная, вонючая, кишащая чем-то настолько отвратным, что мозг отталкивал информацию, отторгал, как инородное тело.
— Знаешь что? Если ты мне врёшь — урою! — вспылил Олег, найдя выход в крике. — Обеих закопаю, если это какая-то идиотская шутка!
Какая, в жопу, свадьба? Какой жених, в задницу? О чём лепечет эта выпускница, горе-подружка?
В смысле, «приехал папа и забрал»? Совершеннолетнего, дееспособного человека силком запихнул в самолёт и насильно увёз?
— Я не вру! Зачем мне врать?! Шутить так зачем?! — топнула Зоя, раздувая ноздри от обиды и возмущения.
Олегу было не до эмоций двадцатилетней девчонки. У него были свои эмоции.
Разрывали, сжигали заживо. Он даже не подозревал, что можно испытывать настолько широкий диапазон чувств одновременно.
Исус Христос, да он сейчас с ума сойдёт!
Поедет крышей!
Жбан потечёт окончательно!
Дёрганым движением выкопал в бардачке автомобиля ключи от квартиры Тины, взлетел на четвёртый этаж, зашёл в распахнутую настежь комнату.
Оставленные явно впопыхах вещи, будто хозяйка сильно спешила, хватала лишь самое необходимое. Несколько футболок, пижама с растянутыми шортами, спортивный лифчик валялись в стороне.
Брошенные книги, в основном учебники, несколько современных романов. Олег писателей этих припомнить не мог, не читатель он, не читатель…
Покачивающийся горшок с лобелией на балконе, как форменное издевательство, точно такого же синего цвета, как глаза Маськи.
Его Маськи, которая какого-то рожна выходит замуж не за него. И сообщила ему об этом «радостном» событии в записке на клочке листочка в клеточку, будто вырвала в последний момент, торопясь.
Олег прочитал несколько раз спешно написанные строчки, вглядываясь в каждую букву, будто они могли дать ответы на миллион его вопросов.
«Олег, я раньше должна была тебе сказать, но не смогла. Прости. У меня есть жених, он станет моим мужем. Не ищи меня. Никогда. Твоя Тина.»
Слово «твоя» жирно зачёркнуто.
Как же я люблю тебя, им не понять. Как же я боюсь тебя потерять***
* Никониане — никониа́нство, никонианская церковь, также никониа́нский раскол, никонианская ересь, новообрядчество — термин с отрицательной коннотацией, используемый приверженцами старообрядчества в отношении сторонников богослужебной реформы в Русской церкви XVII века.
** Согласие/толк — группа объединений христиан в старообрядчестве, придерживающаяся той или иной разновидности вероучительной и обрядовой практики.
Беспопо́вство (беспоповцы) — одно из двух основных направлений русского старообрядчества, последователи которого не имеют духовенства.
В России зарегистрировано 288 старообрядческих религиозных организаций разных согласий.
*** Kiliana MACAN песня «Как je»