Будешь моей (СИ)

Глава 21. Тина

Я медленно, с необъяснимой опаской, оглядывала дом Митрофана. Снаружи обычная двухэтажная коробка из белого кирпича со вставками из красного, внутри — современный.

Полы на первом этаже из массивной доски, деревянная лестница наверх, широкий коридор, две комнаты, одна из которых гостиная, предназначение второй непонятно, просто комната.

Мебель добротная, нельзя сказать, что согласно последним тенденциям, такая… вне времени, которая не надоест и через год, и через десять. Функционально, прочно, надёжно, как сам хозяин дома.

Просторная кухня с гарнитуром, бытовой техникой, высоким, двухкамерным холодильником. Вдоль одной из стен три морозильных ларя, у отца такие же стояли. Запасы рыбы, мяса, грибов и ягод не переводились, непременно пополнялись от сезона к сезону.

Символически отделено расстояние от устья русской печи до окна у противоположной стены, там стол на толстых ножках. В углу доска для раскатки теста, открытые полки с посудой, формами для выпечки, набор скалок, одна мраморная.

Царство покойной жены…

Митрофан глухо кашлянул, обращая на себя внимание, я мгновенно оторвалась от разглядывания.

— Пойдём дальше, — предложил он, и я двинулась за хозяином дома.

— Котельная, — показал небольшое помещение с узким окном сверху. — Здесь сантехническая разводка, включаются тёплые полы. Ванная, — открыл следующую дверь

Довольно просторная комната. В глаза бросалась не керамическая плитка на стенах и полу, комод внизу раковины или белоснежная ванна, а полка с детскими игрушками для купания.

До этого момента заметных следов пребывания детей в доме я встречала. Кое-где вещички, сложенная коляска во дворе, яркая пластиковая лопатка, на кухонном столе рядок детских бутылочек и кружка-непроливайка, укрытые белой салфеткой с ручной вышивкой — вот и всё, пожалуй.

— Здесь хозяйственная комната, — открыл он дверь в помещение с большим окном.

Закрытые шкафы, стеллажи с мелочёвкой, нужной в хозяйстве, гладильная доска, утюг, парогенератор, стиральная машина, небольшая раковина рядом.

— Сушилка, — усмехнулся Митрофан, показывая на вторую «стиральную машину». — Зачем купил… — проглотил звук «и», опомнившись, — ни разу не пользовался.

Сделала вид, что не заметила, с ужасом представив, как войду в этот дом, где буквально всё, каждая мелочь, напоминает об умершей хозяйке…

Сложно, сложнее, чем я представляла.

Но я обязательно смогу. Справлюсь ради Гели.

Поднялись на второй этаж. С одной стороны четыре двери, с другой — залитый светом из окон холл. Журнальный столик со стопками детских книг, которые явно не лежали без дела, большой клик-кляк диван, телевизор на стене. Выходит, не врали люди, разрешает Митрофан детям смотреть телевизор. В торце, между окон, одностворчатый шкаф, рядом ухоженный фикус в высоком горшке.

— Детская, — показал одну из комнат Митрофан.

Две небольшие кровати, по струнке заправленные, вдоль противоположных стен. Шкафы, стеллажи с аккуратно расставленными игрушками, книгами, в одном из углов рядком стоящие машинки, два письменных стола.

— Отселять Василису пора, — повёл плечом хозяин дома. — Вовчик подрастёт, сюда переведу, будет с Ромой. А может, переедем всем гуртом, — с улыбкой продолжил он.

В другие комнаты меня не пригласили, скорей всего они пустовали, кроме одной — спальни, но видеть я её не хотела, это ещё хуже, чем вышитые прихватки на кухне. Интимнее, болезненнее.

Прошла по холлу, выглянула в окно, обернулась на Митрофана, оглядела его с ног до головы.

Совершенно мирской, в однотонной футболке и тёмных джинсах, только короткая борода выбивалась из образа, хотя сейчас этим аксессуаром никого не удивишь. Каждый второй постоянный посетитель барбершопов, потребитель геля для бороды.

Дверь дальней комнаты открылась сама собой, заставляя вздрогнуть всем телом.

В оцепенении я наблюдала, как отходящее белое полотно постепенно открывало вид на двуспальную кровать, укрытую покрывалом, с высоким изголовьем, две тумбочки по бокам, передвижной надкроватный стол, стоящий вдоль стены, как давно не нужный аксессуар, узкую тахту напротив кровати, детскую кроватку и пеленальный комод.

И, естественно, образа в правом углу.

Не знаю почему, я не могла оторвать взгляда от открывшейся картины, что манила к себе и отталкивала одновременно.

— Она не здесь умерла, — ровным голосом сказал Митрофан. — В онкологическом центре. Осуждаешь меня?

— За что? — посмотрела я на говорящего.

— Люди говорят, я жену убил, лечиться надо было, а не рожать. Ещё говорят, если бы не забеременела — не заболела.

— Беременность не провоцирует появление рака и не ускоряет рост опухоли, если это не меланома. Нам в колледже рассказывали. Раньше, действительно, считалось, что аборт — единственный выход. Современные исследования иначе смотря на этот вопрос. Онкологи совместно с акушерами могут подобрать эффективное лечение для будущей матери, не навредив плоду…

— Где они, те исследования, а где мы, — горько проговорил Митрофан. — Нам прямо сказали: или аборт, или смерть.

— Вы выбрали смерть?

Не удивительно. Аборт — грех великий, не искупаемый. Убийство. Такое никакими молитвами не замолишь, не спасёшься.

— Рак при постановке на учёт по беременности нашли. Она выбрала смерть, я — аборт, — отрезал Митрофан. — До сих пор со мной родня жены не здоровается, на другую сторону улицы переходят при встрече. Вслед плюют за то, что ходил к ним, просил уговорить на аборт. Зачем мне ребёнок такой ценой? Оказалось, я больше вечной жизни жену любил, не знал, пока не заболела. Нас познакомили молодыми совсем, как Сашу вашу с Егором. Поженились, прижились как-то, пообтесались, полюбили. И вот… — развёл он руками. — Ушла, я остался с тремя ребятишками и роднёй, плюющей вслед, за то, что спасти хотел. Чтобы жила, детей своих сама растила, хотел.

— Это её выбор, — промямлила я дежурную фразу, внутри соглашаясь с доводами Митрофана.

Мой отец бы не понял, у тёти Тони сомнений бы не возникло в подобной ситуации, я же думала иначе.

— Я думал — это из-за веры, уйти хотел из общины, отвернуться от церкви, её уговаривал, — тяжело выдохнул он. — В онкологии, когда лежали, в последние дни уже, две такие же пациентки были. Обе неверующие. Одна почти сразу ушла, тихо, ребёнок остался с родителями, поднимут или нет неизвестно — старые уже. Вторая следом за… — имя жены он не назвал, хоть я и знала его — Мария. — Недавно узнал, что родители покойной от младенца отказались, муж после смерти жены не выдержал, сдал в детский дом. Хотел было забрать мальчонку, не сиротой же расти, если родня сволочи, а мать не думала, что творит. В опеке ответили, не дадут одинокому мужчине. Женщине бы может дали, мужику — нет. Говорят, мальчик здоровый, быстро опекунов найдут, но не нашли, глядел в базе.

— Обязательно найдут, — приободрила я. — Или мы возьмём…

До сего момента я не собиралась никого усыновлять, но ведь в этом мае я замуж за старообрядца, вдовца, отца троих детей не собиралась.

Через несколько минут я намывала стол на улице, под навесом. Планировалось расположиться там, не в доме. Не удивительно, Митрофан сказал, что помимо друзей нашего согласия, придёт его заказчик, Лёша Калугин с невестой.

Мы учились в одной школе, он на три года старше. Всегда молчаливый, нелюдимый, я точно такая же, не до дружбы нам было. И какой-то его родственник.

Калугины — старый, крепкой верой род, только беспоповцы, а значит, ходу им в дом поповца — нет.

Дела вести, общаться, дружить могут. На порог друг другу не зайдут, детей не поженят, потому что внуки должны быть крещённые в истинной вере, а какая из двух победит?.. Никому отступники в роду не нужны, великий грех это.

Обернулась от чувства, что кто-то пристально смотрит на меня. Пригляделась. За штакетником, с той стороны забора, стояла девчушка лет шести-семи, прислонившись щекой к дереву, пряталась худеньким тельцем за старую вишню.

— Ты от кого прячешься? — улыбаясь, спросила я, догадываясь, кто передо мной.

— От тебя! — безапелляционно заявили мне.

— А ты не прячься, выходи, — подозвала я, указав на калитку заднего двора, где находилась.

Калитку открыли, уверенно дёрнув деревянную задвижку-вертушку. Подошла девочка, впившись в меня оценивающим взглядом светло-голубых, отцовских глаз в половину хорошенького личика. Туника с кружевными рукавчиками-фонариками, трикотажные лосины с растянутыми коленками, пыльные босоножки.

— Правда тётя Люда говорит, что ты теперь нашей мамой будешь? — с места в карьер заявила дочка Митрофана. — Меня Василиса зовут, а тебя — Иустина, тётя Люда так сказала.

Я растерялась, не знала, что ответить.

Мамой?

Разве кто-то может заменить ребёнку маму, если он её помнит? Тётя Тоня за всю жизнь не сказала мне плохого слова. Если наказывала, не сильнее родных детей, если ругала, всех поровну, жалела же зачастую больше. Но мамой она не стала и стать не могла, потому что она — не мама.

Не мама!

— Как тебе захочется, — выровняв дыхание, ответила я на прямой вопрос.

— У меня мама есть, она теперь рядом с боженькой, и тётя Люда есть, папке жена нужна, чтобы в блуд не впасть, — выдала Василиса, повторяя слова кого-то из взрослых.

Вероятно, всезнающей тёти Люды.

— Ты что здесь делаешь? — услышала за спиной строгий голос Митрофана.

— Я за прописями пришла, — отрапортовала Василиса. — Тётя Люда велела к школе готовиться.

— Какое неожиданное рвение к знаниям, — приподнял бровь Митрофан, пряча улыбку. — Рома где?

— Да вон он, в лопухах прячется, ревёт, как девчонка! Иди сюда, — махнула она рукой в сторону зарослей огромных лопухов.

Через минуту перед нами стоял крепыш с ободранными коленками с точно такими же глазами, как у сестры и отца на заплаканной, щекастой моське.

— Что за потоп? — Митрофан сел напротив сына, вытер бумажной салфеткой нос.

— Он Серёжкин самокат сломал, — заявила Василиса, — а тот сразу жаловаться побежал, ябеда потому что!

— Не ломал! — возмутился карапуз. — Мотор искал!

— Нашёл? — спокойно уточнил Митрофан.

— Не-е-е-ет, — протянул тот в ответ разочарованно, не удержавшись, всхлипнул.

— Потому что самокат у Серёжи механический, мотора нет.

— Едет, значит, есть! — засопел Рома.

— Ладно, Василиса, бери свои прописи, брата и идите к тёте Люде. Больше не приходите. Взрослые собираются, вам нельзя.

— Ага, — важно заявила Василиса, шагая в дом. — Я скажу, что ты починишь самокат. Починишь? — испытывающее уставилась на отца, попробуй не почини.

Пожалуй, и я, с пониманием в технике, ушедшим недалеко от Роминого: «едет, значит, есть мотор», починила бы. Командирша какая…

По пути поправила стоявшие на крыльце тапочки, захватила полотенце, оставленное мной на перилах, ровненько сложив машинальным жестом. Помощница папина.

— К сестре отправил сегодня, Людмиле, — пояснил Митрофан, когда дети ушли. — Позже все вместе соберёмся, добром познакомимся. Не сегодня, — показал взглядом на мангал, в котором горкой лежали дровишки.

Планировались взрослые разговоры под шашлык и возлияния. Немного, строго дозировано, но всё же зрелище не для детских глаз и ушей.

Посуда стояла на столе под навесом, салаты, зелень, свежие и консервированные овощи наготове, в ожидании гостей. Искренне удивило, что Митрофан помогал мне, не чурался женских обязанностей.

«Баба и кошка — в избе, мужик и собака — во дворе» — по такому принципу жил отец и все известные мне семьи нашего согласия. В тяжёлом быту, зачастую сознательно не облегчённом, чтобы неустанный труд помогал сосредоточиться на молитве, подобное распределение было рациональным.

Митрофан же ловко чистил картофель, нарезал отварные овощи, споро чистил рыбу, отодвинув меня в сторону. Он же замариновал с раннего утра мясо, купив у местного фермера.

— Грузди сам солю, — поведал он между делом. — Осенью от объекта к объекту мотаешься, по пути наберёшь, засолишь.

— И капусту? — улыбнулась я, выхватывая из тарелки тонкую соломку. — Вку-у-у-усно!

— Людмила, — засмеялся Митрофан. — Это ты моего запечённого в сметане линя не пробовала, сразу бы про капусту забыла.

Надо же, если пружину, которая сдавливалась внутри с того момента, как я увидела перед уходом со сцены отца, чуть отпустить, то немного легче дышать.

Получается даже искренне улыбнуться, ответить на шутку, радоваться малости выходит.

Пусть осторожно, словно кошка ледяную воду лапой трогать, но всё же смотреть на мир без внутренней, грызущей боли.

Может, однажды она превратится в ноющую, а потом вовсе исчезнет.

«Поженились, прижились как-то, пообтесались, полюбили», — сценарий в сотню раз лучше, чем у моей мамы. В миллион, чем вышло у меня с Олегом.

Честнее, правильней.

— Иустина, — сказал Митрофан. — На втором этаже шкаф помнишь? Принеси оттуда блюдо голубое, на подставке стоит. Увидишь. Большое, не знал, куда пристроить.

Я кивнула, пошла в сторону лестницы, гости должны были начать собираться через полчаса, нужно поторопиться. Хотелось, чтобы всё прошло хорошо, чтобы этот день ничем не омрачился.

Пусть всё получится!

Открыла дверцу полупустого шкафа. Несколько негабаритных тарелок, коробки с бокалами, стеклянная ваза, старые книги — всё, что нечасто требуется, потому убрано подальше.

Жестяная коробка с нитками, рамки с вышивкой крестиком стопкой, фотографии…

Нужно было взять блюдо и уйти, не открывать портал в чужое прошлое. Рука же сама потянулась к снимкам, с которых на меня смотрел счастливый Митрофан, совсем молодой, мальчишка, и его жена — Мария.

Русоволосая, в косынке, с мягкой улыбкой, без косметики, в простой одежде — блузка и юбка, — ничего модного, вычурного. Такая… настоящая, живая, не ведавшая, что в её доме через несколько лет будет хозяйничать другая женщина, детей её растить, мужа ночами целовать…

Спиной почувствовала, что Митрофан стоит сзади. Резко обернулась, не выпуская из рук фотографии. Почувствовала прикосновение горячей ладони к своей, как исчезают глянцевые листы. Услышала, что закрывается дверца шкафа.

— Живым живое, Иустина, — глухо проговорил Митрофан. — Прости, забыл про фотографии.

— Ничего, — повела я плечами, нервно облизнула губы. — Ты прости, — снова облизнулась, сушило, будто в Сахаре стояла.

Митрофан опустил взгляд на моё лицо, остановился на влажных губах, сглотнул, дёрнул кадыком. Придвинулся вплотную ко мне, окутывая мужской аурой, накрывая с головой.

Подхватил на руки, несколькими шагами подошёл к дивану, опустил меня, укладывая на бок, спиной к спинке, лицом к себе. Лёг рядом, так же на бок, впечатался телом в меня, обхватил одной рукой, прижал сильно. Вывернуться я не могла, на самом деле и не хотела.

Осталась, чутко прислушиваясь к своим ощущениям. Осторожно закинула руку на плечо Митрофана, провела по спине, чуть надавливая, ощущая крепкие мышцы.

Нельзя сказать, что противно… непривычно. Рефлекторно хотелось вырваться, но я оставалась недвижима. Застыла, замерла, старательно отыскивая в себе положительные эмоции. Пусть осторожное, самое робкое желание.

Митрофан прошёлся чередой лёгких поцелуев по моей шее, спустился к ключице в вырезе футболки. Впечатал моё распластанное по нему тело в себя сильнее. Выводил пальцами узоры по коже шеи, одновременно сжимал губами мочку, оставлял короткие поцелуи за ухом. Двинулся мелкими поцелуями по лицу.

Одновременно продолжил гладить спину. Переходил на бёдра с внешней и внутренней стороны, ласкал тонкую кожу под коленом, снова возвращался к спине, выпростав мою футболку из шорт.

С радостью я отметила, что меня не трясёт от отвращения, чего я опасалась. Тело, до этого натянутое как струна, немного расслабилось, начало получать подобие удовольствия, хотя бы от того, что хорошему человеку рядом в радость то, что происходит.

Человек — биологическое существо, — уговаривала я себя. Такой же живой организм, как другие обитатели нашей планеты. Все люди состоят из клеток, в нас происходят процессы, независимо от нашего желания, часто вопреки. Значит, мой организм должен реагировать на ласки мужчины.

Нужно только окончательно расслабиться, отпустить себя, выпустить из головы лишнее. Идти за рефлексами… инстинктам следовать.

Удивительно, но получилось. Сработало. Тело двадцатилетней девушки, которой знакомы радости плотской любви, начало откликаться, подавать красноречивые сигналы. Робко соглашалось двинуться ещё на шажок, ещё и ещё.

Конечно, происходящее со мной и отдалённо не напоминало ту бурю, которую рождал во мне Олег. Пожар, который загорался, стоило ему лишь прикоснуться, посмотреть в мою сторону.

И всё-таки мне было… приятно.

Сродни костру, который можно зажечь из сухих дров спичкой, предварительно сбрызнув бензином, тогда огонь вспыхнет мгновенно, поглотит с головы до ног, а можно с помощью трения дерева друг от друга.

Больше я напоминала кусок деревяшки, чем пылкую любовницу, но упорно продолжала ждать, когда загорится тонюсенький язычок, чтобы попытаться развести из него согревающий огонь. Беречь его, стеречь, ценить…

Митрофан обхватил мою вялую руку, положил себе на пах, где под джинсами заметно бугрилось. Чуть надавила, провела сверху вниз, начала ласкать сквозь ткань, стараясь угодить, сделать приятно.

Надо начинать, почему бы не сегодня? Этот день ничем не хуже остальных. Надежды на то, что результатом трения дерева через неделю, две, месяц станет всепоглощающий огонь, сжигающий всё на своём пути, у меня не было.

Но крошечные шаги навстречу теплу делать необходимо, иначе застыну навсегда в ледяной пустоши, в которой очутилась и барахталась, как стрекоза в сиропе.

Зажмурилась, иррационально мысленно прося прощения у Олега. Справилась с застёжкой джинсов, обхватила горячий член, услышала громкое, прерывистое дыхание, с удивлением отмечая, что дышу так же, почти в унисон.

Митрофан раздвинул мои ноги коленом, нырнул рукой под широкие шорты с воланами. Провёл ладонью по сухим трусам, отодвинул в сторону, смочил свои пальцы слюной и прошёлся несколько раз, задевая чувствительные точки у входа и клитор.

Как же это… как же… как…

Незаметно для себя начала раскачивать бёдрами, стараясь подстроиться под движения руки, получить максимальное удовольствие из возможных. Совсем крошечку, чуть-чуть, пусть получится.

Не оргазм, подобие, пусть.

В это же время продолжила движения рукой по члену, с радостью отмечая, что Митрофану нравится то, что я делаю, как.

Почти сразу он напрягся, зажмурился, опустил свои губы на мои. Начал целовать хаотично, рвано, жадно принимая мой ответ. И кончил мне на руку. Через секунду я почувствовала, как мужская рука быстро довела меня до финала, заставив тихонечко простонать и сжать ноги.

Мы лежали притихшие, размякшие. Глубоко дышали, впитывали то, что только что произошло.

«Поженились, прижились как-то, пообтесались, полюбили».

— Гости скоро придут, — кашлянув, сказал Митрофан, выдёргивая меня из вязких, полусонных мыслей.

— Конечно, — завозилась я, вставая.

— Спасибо, — вдруг сказал Митрофан, утыкаясь носом в мою макушку.

— Не за что… — растерялась я. — Тебе спасибо, — продолжила ещё большей глупостью.

Заняться петтингом с нелюбимым мужчиной оказалось легче, чем с этим мужчиной потом разговаривать.

В глаза ему смотреть.

— Я в ванную! — выпалила я и поспешила вниз.

Потом мы носили готовые блюда к столу на улицу. Суетились, спеша доделать то, что не успели. Увлеклись…

Пришёл Лёша Калугин, привёл Таню Брусникину — её я немного знала, та несла впереди себя большой пластиковый контейнер с рыбными пирогами.

Подошли незнакомые мне мужчины. Судя по взглядам, они меня знали, как минимум моего отца, кто же не знал Луку Тихоновича, местного лесника? Одобрительно поглядывали в сторону Митрофана.

Я отправилась в дом за блюдом, тем самым, что осталось на подставке, в шкафу. Зарделась, увидев диван, вспомнив то, что здесь произошло.

Улыбнулась сама себе.

Довольная, стараясь не расплескать зыбкое ощущение счастья, поспешила на улицу, к своему жениху.

К Митрофану.

Завернула за угол дома, к навесу. У стола стоял высокий мужчина спиной ко мне, разговаривая по телефону. Остановилась, словно в бетонную стену на космической скорости врезалась и какого-то чёрта осталась жива. Ещё и в здравом уме и трезвой памяти, как назло.

Птицы продолжали щебетать, соседская собака лаять на весь двор, где-то внеурочно орал петух. Небо не упало на землю.

Взлохмаченные волосы, широкие плечи, узкие бёдра, джинсы, отлично сидящие на упругих ягодицах, длинные ноги, кроссовки New Balance 574…

— Я всё сказал, Яна. Мне насрать, беременная ты или просто тупая. Держи в курсе, родишь — позвони.

С этими словами Олег обернулся.

Прошёлся скучающим взглядом по окружающему пространству, теплице, поленнице у бани, людям, стоявшим недалеко, степенно о чём-то беседующим.

И впился в меня молниеносно расширяющимися зрачками.