Бывшие. Папина копия

Глава 15

Уложив Алёну в её новую кровать с высоким бортиком, я опустился на колени рядом и открыл книгу сказок с яркими картинками, купленную сегодня в порыве отцовской заботы. Её глаза уже слипались, длинные ресницы трепетали, пытаясь побороть сон, но она упрямо тыкала пальчиком в страницу и требовала дочитать историю до конца.

— И жили они долго и счастливо, — закончил я почти шёпотом, закрыв книгу.

К этому моменту её дыхание уже стало ровным и глубоким, а щека плотно прижалась к мягкой шёрстке нового плюшевого пони. Я осторожно, чтобы не разбудить, поправил одеяло, укрывая её хрупкие плечики, и на мгновение замер, глядя на это спокойное, безмятежное личико, освещённое мягким светом ночника. Красивая девочка, всегда мечтал, что у меня будет такая дочь. Тяжело вздохнул и вышел из комнаты.

Неожиданно тишину квартиры прорезал резкий звонок в дверь. Сердце замерло, предчувствуя недоброе. Взглянув на светящиеся цифры электронных часов на приставке, я нахмурился: было без пятнадцати минут десять. Не самое лучшее время для визита гостей.

Медленно, с тяжёлым предчувствием, я подошёл к двери и заглянул в глазок. В тусклом свете коридорной лампы я увидел участкового — молодого парня, лет двадцати пяти. И за его спиной стояла Мария Фёдоровна.

Я открыл дверь.

— Артём Волков? — вежливо начал полицейский. Он держал в руке планшет. — На вас поступило заявление о похищении несовершеннолетней. Гражданка Назарова Мария Фёдоровна утверждает, что вы незаконно удерживаете её внучку, Алёну Назарову.

Я открыл рот, чтобы ответить, но Мария Фёдоровна, не в силах сдержаться, рванулась вперёд, её костлявый палец был направлен на меня, как кинжал. Она не кричала во весь голос, но её шёпот был пронзительным, шипящим и насквозь ядовитым:

— Он украл её! Похитил! Вырвал прямо из моих рук! На глазах у всех! Маньяк! Я же всегда говорила Веронике, что он неадекватный!

— Успокойтесь, — я резко прервал её и преграждая ей путь внутрь широко расставленной рукой, упёрся ладонью в косяк. — Девочка спит, а вы её сейчас разбудите своим криком.

— Где ребёнок? — полицейский сделал шаг вперёд, его взгляд стал тяжёлым, изучающим, готовым зафиксировать малейшую ложь.

Я глубоко вдохнул, заставляя лёгкие работать ровно, хотя внутри всё закипало от возмущения. — Спит в своей комнате, — ответил я, глядя прямо на участкового, игнорируя бабушку. — Мать в курсе. Она сама лично дала мне устное разрешение забрать Алёну к себе.

— Врёшь! — выдохнула Мария Фёдоровна, и её лицо исказила такая гримаса ярости, что стало почти страшно. — Врёшь, бессовестный! Вероника с ума сошла бы! Она бы никогда, ты слышишь, никогда не разрешила оставить дочь с таким… с тобой!

— Можете подтвердить ваши слова? — участковый терпеливо переводил взгляд с моёго лица на её перекошенное. — Есть возможность оперативно связаться с матерью ребёнка? Её письменное разрешение?

— Поезжайте в центральную больницу, в отделение реанимации, — я почувствовал, как сжались кулаки. — Спросите у Вероники лично. Позвонить сейчас вряд ли получится. Она вам сама всё подтвердит. А ребёнка я забрал, — я медленно, подчёркнуто перевёл взгляд на Марию Фёдоровну, — потому что эта женщина, её родная бабушка, посчитала, что пятилетнему ребёнку, который чудом не сгорел заживо и потерял свой дом, лучше ночевать в чужой месте, в церкви, среди незнакомых людей! Вы вообще о чём-нибудь думаете? Пожалейте хоть свою собственную внучку! Она в шоке, она напугана до полусмерти, она морально и физически вымотана, а вы тут устроили ночной цирк с привлечением полиции!

Участковый поморщился, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на понимание, но долг брал верх. — Вне зависимости от обстоятельств, — произнёс он официальным, отстранённым тоном, — несовершеннолетний ребёнок не должен находиться у постороннего лица без официального, документально подтверждённого разрешения законных опекунов или органов опеки. Это процедура.

— Я не посторонний, — ответил я с такой стальной, неоспоримой уверенностью, что Мария Фёдоровна невольно отступила на полшага. — Я её отец.

— Он врёёт! — её голос сорвался на визгливый, почти истеричный шёпот. — У неё отец погиб! Геройски погиб! А этот просто. просто выдумал себе...

— Врёте вы, Мария Фёдоровна. И вы это прекрасно знаете. Вероника сама мне это сказала сегодня днём. А через два дня придёт результат теста ДНК. Вот тогда и посмотрим, во всей юридической красе, кто из нас здесь лжец.

Участковый тяжело вздохнул, явно уставший от этой семейной склоки, в которую его втянули в конце смены. — Покажите ребёнка, — коротко приказал он, жестом показывая, что разговоры окончены.

Я молча кивнул и провёл их по короткому коридору. Осторожно, стараясь не издать ни единого звука, приоткрыл дверь в детскую. В тёплом, приглушённом свете ночника, без которого Алёнка боялась засыпать, было отчётливо видно, как она спит. Её светлые волосы растрепались по подушке, создавая нимб вокруг головы, одна рука сжимала край одеяла, а другая крепко обнимала нового розового пони. Её лицо было абсолютно спокойным, губы чуть приоткрыты в безмятежном сне. Она выглядела таким чистым, хрупким и беззащитным существом, так далёким от этого грязного взрослого мира обид, ненависти и лжи.

Участковый заглянул в комнату, и его напряжённая, официальная поза, наконец, смягчилась. Суровые складки вокруг рта разгладились. — Всё, я всё вижу. Ребёнок находится в безопасной обстановке, спит, признаков опасности для жизни и здоровья или ненадлежащего содержания не наблюдается. Гражданка Назарова, — он повернулся к бабушке, и в его голосе зазвучала отчётливая укоризна, — если мать ребёнка действительно дала устное разрешение, то формальных оснований для заявления о похищении на данный момент нет. Вам следует уточнить эту информацию непосредственно с дочерью, как только представится возможность. А вам, — он снова посмотрел на меня, и его взгляд стал строгим и назидательным, — я настоятельно рекомендую в самое ближайшее время оформить все вопросы официально, через органы опеки или суд, чтобы избежать подобных недоразумений и более серьёзных последствий в будущем. Спокойной ночи.

Он развернулся и твёрдыми, чёткими шагами направился к выходу. Мария Фёдоровна постояла ещё мгновение в дверном проёме. Она не произнесла ни слова, но её взгляд, полный такой немой, лютой, беспросветной ненависти, был красноречивее любых криков и оскорблений. Казалось, она пыталась сжечь меня дотла одним лишь этим взглядом. Затем она резко, почти по-солдатски, развернулась и, громко шаркая ногами, поплёлась вслед за участковым, лишь процедив сквозь зубы: «Вероника дура безголовая, и ты такой же. Угробите ребёнка, потом не просите о помощи».

К чему она сказала это, я так и не понял, будто ей просто надо было, чтобы за ней осталось последнее слово.

Я закрыл входную дверь, повернул ключ, щёлкнув замком на два оборота, и задвинул цепочку. Прислонился спиной к прохладной деревянной поверхности, закрыл глаза и выдохнул, пытаясь заглушить бешеный стук собственного сердца, отдававшийся в висках. Адреналин медленно отступал, оставляя после себя тяжёлую, давящую усталость и горькое послевкусие. Что за ненормальная особа. Я так до сих пор и не понял, почему она меня так ненавидит.