Последние дни в больнице тянулись мучительно долго. С каждым днём я чувствовала себя всё лучше, но тревога за Алёнку не отпускала ни на секунду. Мысли метались между благодарностью Артёму и страхом, что Мама что-нибудь натворит. Я просила её принести мне хоть какие-то вещи — всё моё скромное имущество сгорело. В день выписки на стуле в палате я обнаружила пакет. Заглянув внутрь, я ахнула: там лежала мягкая голубая шерстяная кофта оверсайз, элегантная юбка в складку, бежевое пальто и белые кеды. Качество и цена чувствовались сразу. Мама никогда бы не купила такое — она считала это непозволительной роскошью.
— Наверное, перепутали, — подумала я и пошла к посту медсестёр.
— Вероника Назарова? Это вам, — медсестра посмотрела в журнал. — Передали специально для вас. Палата указана верно».
Пришлось одеться. Ткань была невероятно приятной на ощупь, кофта обволакивала меня уютом. С новым, странным чувством — смесью неловкости и смутной надежды — я получила бумаги и вышла в холл. Я не ждала никого. Решила дойти до остановки и дозвониться до подруги.
Первый же глоток холодного свежего воздуха после больничной спёртости опьянил. Я зажмурилась на секунду и тут услышала знакомый звонкий голос:
— Мама!
От парковки, размахивая ручками, бежала маленькая фигурка в ярко-жёлтой куртке. Моя Алёнка. А следом за ней, широко и уверенно шагая, шёл Артём.
Я присела на корточки, раскрыв объятия, и она врезалась в меня с такой силой, что мы едва не потеряли равновесие.
— Мамочка, я так по тебе скучала! — её голос дрожал.
— Я тоже, солнышко, я тоже безумно скучала, — прошептала я, зарываясь лицом в её волосы и поднимаясь вместе с ней на ноги.
Она не отпускала меня, обвив руками шею, и я понесла её на руках навстречу Артёму. Нам нужно было поговорить. Поблагодарить его. Убедиться, что всё в порядке.
Мы остановились друг напротив друга. Он молча смотрел на меня, и в его глазах я не увидела ни прежней обиды, ни гнева. Только спокойствие, уверенность и улыбку.
— Идём в машину, — первым нарушил молчание он.
— Артём, я... я даже не знаю, как тебя благодарить, — начала я, чувствуя, как краснею.
— Ничего не знаю, — он махнул рукой, как бы отмахиваясь от благодарностей. — Мы с Алёнкой готовились. Неужели ты хочешь её расстроить?
— Нет, конечно, но... только ненадолго. Я договорилась с подругой, что переночую у неё, пока не найду жильё.
Тут Алёнка, всё ещё сидя у меня на руках, обхватила ладошками моё лицо, заставив меня посмотреть на неё.
— Мама, ты что, не слышишь? — сказала она с полной уверенностью. — Папа сказал, мы тебя ждём. Дома. Я думаю, тебе понравится.
«Как же у детей всё просто», — промелькнуло у меня в голове. В её мире папа нашёлся, значит, теперь мы все будем жить вместе. Она уже, наверное, в своих фантазиях нас поженила. Но в реальности всё было так сложно, так запутанно...
Артём, видя моё смятение, мягко сказал:
— Потом поговорим. Хорошо? Сейчас просто поедем.
Я сдалась. Мы сели в машину, и Алёнка без умолку рассказывала мне о своих приключениях последних дней.
Когда мы зашли в квартиру Артёма, я вдохнула странный, но приятный запах — свежей краски, крахмала и чего-то ещё неуловимого, домашнего. Квартира была большой, светлой, но немного пустоватой, как бы необжитой.
— Мам, пошли, я тебе всё покажу! — Алёнка схватила меня за руку и потащила за собой.
И началась экскурсия. — Вот здесь подушка Пони, это моя! А вот тут я папу попросила цветы купить, ты же любишь, мам, цветы? А вот... а вот моя комната! Мы с папой обои выбрали, а потом он с дядей Архипом их наклеил, а я вот стол покрасила! Смотри, он как солнышко!
Я зашла в комнату и замерла. Светлые стены с летящими вверх жёлтыми шарами. Они были... идеальными. Именно такими, о каких могла мечтать моя дочь. Не розовые с бантиками, а свободные и светлые, как небо. Я смотрела на этот стол, покрашенный её рукой, на эти обои, которые он, Артём, выбирал и клеил для неё, и чувствовала, ещё секунда и разревусь. Я смахнула выступившую слезу тыльной стороной ладони, стараясь улыбаться.
— А ещё мы с папой готовили! — она снова потянула меня, теперь на кухню.
На столе стояли аккуратно нарезанные бутерброды, канапе, салат и... тарелка с отварными креветками. Алёнка поднялась на цыпочки и прошептала мне на ухо: — Я папе сказала, что ты креветки любишь. Но они очень дорогие. Мам, тебе нравится?
У меня снова перехватило горло. Я смогла только кивнуть, а потом прошептала: — Очень.
Я посмотрела на Артёма. Он стоял в дверном проёме, опираясь о косяк, и смотрел на нас с такой тёплой, мягкой улыбкой, которую я не видела много лет. Он подошёл, отодвинул стул. — Присаживайся.
Мы сели. Он достал из холодильника бутылку белого вина и налил мне в бокал, Алёнке — вишнёвый сок в красивый детский стакан. — Ну что, — сказал Артём, поднимая свой бокал. — За встречу. За то, что все мы здесь, вместе, здоровые.
После обеда Алёнка, заряженная впечатлениями, унеслась в свою новую комнату обустраивать кукольное царство. На кухне воцарилась тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов. Я собрала посуду, чтобы помыть, но Артём мягко остановил меня.
— Вероника, — начал он уверенно. — Я не думаю, что тебе надо ехать к кому-то ночевать. Оставайся здесь.
Я открыла рот, чтобы возразить, но он не дал мне сказать.
— Принуждать спать со мной я не буду, — он посмотрел на меня прямо, без намёков и двусмысленностей. — Но Алёне будет сложно опять привыкать, если вы уедете. Она уже здесь освоилась. Это теперь и её дом.
Он был прав. Гордость шептала мне, что нельзя так просто соглашаться, что это выглядит как подачка. Но я посмотрела в сторону комнаты, откуда доносился довольный щебет дочери, и вся моя гордость растаяла. Ради неё я была готова на всё. Даже переступить через себя.
— Тогда... я в комнате с Алёной спать буду, — тихо сказала я, опуская глаза. — Если ты не против.
Краем глаза я увидела, как уголки его губ тронула лёгкая улыбка.
— Нет, не против.
Вспомнив про одежду, в которой приехала, я снова почувствовала неловкость.
— Артём... Напиши мне, пожалуйста, цену за одежду. Я тебе отдам, как только на работу выйду.
Он даже поморщился, будто я сказала что-то неприятное.
— Вероника, прекрати. Не надо никаких денег. Мы с Алёнкой тебе тоже немного вещей прикупили. Я знаю, что твои все сгорели.
Меня охватила волна странного чувства — щемящей благодарности и смущения. Было так непривычно, что кто-то заботится, покупает что-то просто так, без упрёков и условий. Я молча кивнула, не в силах подобрать слова.
— Давай переместимся в зал, передохнёшь, — предложил он, словно чувствуя мою скованность. — И, наверное, переодеться хочешь в домашнее.
— Да, — с облегчением выдохнула я.
Он подвёл меня к большому, пока ещё полупустому шкафу в комнате и открыл одну из створок. Там, на полках, аккуратно лежали сложенные джинсы, мягкие футболки, а на вешалке висело несколько кофт. Всё простое, удобное и, я сразу поняла, моих размеров.
— Спасибо, — прошептала я, беря в руки комплект из мягкой ткани футболки и штанов пастельных нежных тонов. Я прижала ткань к груди, и она пахла свежестью и чем-то ещё, уютным и безопасным.
— Можно я... помоюсь? — робко спросила я. — В больнице только душ, и то постоянно очередь.
— Конечно, — он без лишних слов достал из тумбочки большое пушистое полотенце и протянул мне. — Всё есть. Чистое.
Я взяла полотенце и домашнюю одежду и прошла в ванную, чувствуя себя одновременно гостьей и...как будто здесь меня ждали. Здесь обо мне позаботились. И это странное, но безумно желанное чувство начинало потихоньку оттаивать лёд вокруг моего сердца.