Бывшие. Папина копия

Глава 6

Тишина, повисшая после моих слов, была густой и звенящей. Даже медсестра замерла, смотря на нас то с испугом, то с любопытством. Мария Фёдоровна стояла, будто парализованная, не в силах вымолвить ни слова. Лишь её пальцы судорожно сжимали плечи внучки.

Первой опомнилась Алёнка. Она робко потянула бабушку за рукав.

— Бабуль, это же папа, — прошептала она. — Он меня вчера спас. Из огня.

Эти слова, казалось, не успокоили, а лишь сильнее разозлили старуху. Она резко выдохнула, и её взгляд, полный немой ярости, просверлил меня насквозь.

— Молчи! — она бросила на меня уничтожающий взгляд. — Что ты ей наговорил? Каких сказок нарассказывал?

Во мне закипела ярость. Горячая, слепая. Я сделал шаг вперёд, и она инстинктивно отступила, прикрывая Алёну собой.

— Каких сказок? — переспросил я, вкладывая в интонацию своё возмущение. — Это вы, Мария Фёдоровна, вместе с Вероникой, похоже, все пять лет скрывали от меня правду.

— Какую ещё правду? Она ребёнок и могла напридумывать всё что угодно, — не сдавалась Мария Фёдоровна.

Но я видел её бледное лицо и как она отвела глаза. А для меня это говорило о многом. Когда каждый день рискуешь жизнью, то начинаешь чувствовать людей, их мимику, их телодвижения. А тело никогда не врёт.

— Бабушка, я не вру! Мне мама говорила, — бесстрашно вступилась за меня Алёнка. Её глаза уже блестели, а подбородок затрясся от обиды.

— Давайте, успокоимся, — я отступил, чтобы сбавить обороты. Не хотелось устраивать скандал перед ребёнком. А я их терпеть не могу.

— Я не знаю, о чём с тобой говорить, — она отвернулась, хватая сумку и документы со стойки. — И не хочу знать. У нас нет к тебе никаких вопросов. И никогда не было. Алёна, пошли.

Она резко развернулась, потянув за руку девочку. Та упиралась, оборачиваясь ко мне, и в её глазах читалась настоящая паника.

— Бабуля, нет! Папа! — просила девочка.

— Я сказала, молчи! — Мария Фёдоровна почти тащила её к выходу.

Я не мог этого допустить. Не после вчерашнего. Я перекрыл им путь.

— Стойте. Вы ей сейчас ей руку выдерните. Прекратите!

Мы стояли друг напротив друга, как два врага на поле боя. Воздух трещал от напряжения.

— Отойди, Артём, — приказала она. — Иначе я вызову охрану. И милицию. И расскажу всё, как есть. Что ты преследуешь нас, врёшь ребёнку.

Её слова били точно в цель. Я был в тупике. Силы были не равны. Она — законная бабушка с документами. Я — никто. Сотрудник охраны уже с интересом смотрел в нашу сторону.

В этот момент Алёна вырвалась из её ослабевшей хватки и бросилась ко мне, обхватив мои ноги.

— Не уходи! — она заплакала, вжимаясь в мои джинсы. — Пожалуйста, не уходи! Я ждала тебя. Мне мама говорила, что ты не придёшь, а ты пришёл. Ты же не плохой. Плохие не спасают людей от пожара.

Сердце разрывалось. Я опустился на колени перед ней, не обращая внимания на окружающих, и обнял её.

— Всё хорошо, солнышко, всё хорошо, — бормотал я, гладя её по спине. — Я никуда не ухожу. Я просто… поговорю с бабушкой.

Я поднял на Марию Фёдоровну взгляд. В её глазах была яростная, безумная борьба. Страх за дочь? За внучку? Или страх перед правдой, которая вот-вот должна была вырваться наружу?

— Дайте мне пять минут, — тихо, но твёрдо сказал я ей. — Не здесь. Где-нибудь в стороне. Ради неё. — Я кивнул на Алёнку, которая всё ещё плакала у меня на плече.

Мария Фёдоровна смотрела на нас — на меня, стоящего на коленях, и на её внучку, вцепившуюся в меня, как в единственное спасение. Её плечи сгорбились. Она молча кивнула, отвернулась и отошла к окну, давая мне успокоить ребёнка.

Я поднялся с колен, всё ещё прижимая к себе Алёну. Её слёзы медленно стихали, сменяясь прерывистыми всхлипываниями. Я поймал взгляд медсестры — та делала вид, что занята бумагами, но украдкой наблюдала за нами. Охранник у входа тоже не сводил с нас глаз, готовый в любой момент вмешаться.

— Алёнушка, — тихо сказал я девочке, — посиди тут с тётей, хорошо? Я сейчас вернусь.

Медсестра, поняв намёк, кивнула и мягко взяла Алёну за руку.

— Пойдём, солнышко, я тебе конфетку дам, — увела она её к своему посту.

Я медленно подошёл к Марии Фёдоровне, стоявшей у окна и смотрящей в пустоту. Она казалась внезапно постаревшей и сломленной. Говорить нужно было жёстко и прямо. Как на допросе.

— Я не уйду, пока не узнаю всё, — начал я, глядя на её профиль.

Она молчала, поджав губы.

— Алёна моя? — спросил без прелюдий и наводящих вопросов.

Она резко обернулась ко мне, и в её глазах вспыхнула ненадолго притихшая злость.

— Ты бросил её, а теперь ещё смеешь предъявлять какие-то претензии. Скажи спасибо ещё, что ребёнка сохранила. Потому, что я против была. Такие, как ты не заслуживают детской любви. Поматросил и бросил девчонку. Свобода голову вскружила? А она ждала тебя! Месяц, два, шесть... Плакала каждый день! поэтому даже не смей, слышишь, не смей нас в чём-то обвинять! Живи своей жизнью, как и жил до этого. И не пудри мозги девочке. Она ранимая. Ей и так нелегко, а ещё ты тут нарисовался. Дочка у него, видите ли, появилась. Нет у тебя никакой дочки, — торопливо шептала Мария Фёдоровна. А у меня от её слов в голове всё переворачивалось. Ведь я помнил, что было всё совсем не так.