Бывшие. Папина копия

Глава 27

Я наклоняюсь и целую его. Сначала это просто прикосновение.

Неуверенное, робкое. В груди всё замирает. Губы у Артёма мягкие, нежные, он отвечает, и я жду, что он возьмёт всё в свои руки, как всегда. Но нет.

Он неподвижен, лишь его губы продолжают мягко отвечать моим, терпеливые, принимающие. Он даёт мне время, позволяет быть главной, чтобы я не боялась, чтобы расслабилась.

И я забываюсь. Робость тает, как утренний туман, сменяясь жаром, который разливается по всему телу — от кончиков пальцев до самых пят. Я глубже целую его, чувствуя вкус его губ — чуть горьковатый от кофе. Слышу его тихий, сдавленный вздох, когда я слегка прикусываю его нижнюю губу.

Мои пальцы впиваются в его плечи, чувствую под кожей твёрдые мышцы. Давно хотела так сделать, но не позволяла себе даже мечтать. А теперь он вплотную ко мне, и я могу без зазрения совести трогать его, гладить. Почему-то эта мысль доставляет удовольствие.

Его руки скользят по моим ногам, поднимаются выше. Шершавые ладони обжигают нежную кожу моих бёдер. Он берёт край моей ночнушки и медленно задирает её.

Я на секунду прерываю поцелуй, поднимаю руки, и ткань уплывает куда-то в темноту, над моей головой, оставляя меня наедине с его взглядом.

Теперь я стою перед ним почти голая, только в тонких кружевных трусиках. Дрожь нетерпения пробирает словно озноб. Лунный свет серебрит кожу, скользит по изгибам талии, касается груди и затвердевших сосков, которые торчат вверх.

Он смотрит на меня таким взглядом — полным голода и нежности, что у меня перехватывает дыхание. Он тянется ко мне, не вставая с кровати, обнимает за талию, и его большие, тёплые ладони скользят по моей спине. Гладят, согревают, впитывая дрожь, что бежит по моей коже. Он наклоняется, и его губы касаются моей груди — влажные, горячие. Я запрокидываю голову, открывая ему больше себя, и он другой рукой обхватывает правую грудь. Ласкает языком, оставляя влажный, горячий след. Потом — к другой груди переходит.

Его губы находят сосок. Сначала просто касаются, обдают тёплым дыханием, заставляя его набухнуть и затвердеть в ожидании. И когда он обхватывает его губами, и по моему телу пробегает долгий, сладостный разряд, заставляя меня выгнуться и тихо застонать.

Он ласкает его языком — то нежно и круговыми движениями, то более интенсивно, и волны удовольствия растекаются от груди глубоко в низ живота, заставляя его сжиматься в предвкушении. Я уже просто отдаюсь ощущениям, держась за его голову, теряя себя в этом водовороте.

Он легко, почти без усилий, подхватывает меня и укладывает на прохладные простыни. Он нависает сверху, и его поцелуи снова кочуют по моему телу — шея, ключица, грудь, чувствительная кожа на животе.

Каждое прикосновение его губ, каждое движение языка — это новый всплеск огня, заставляющий моё сердце колотиться в бешеном ритме. Он снова ласкает мои соски, уже влажными от его поцелуев, и я выгибаюсь, тихий стон вырывается из груди. Я теряя связь с реальностью. Всё моё сознание сосредотачивается на его прикосновениях, и его дыхании, которое смешивается с моим.

Он возвращается к моим губам, целует меня глубоко и жадно, до такой степени, что в голове не остаётся ни единой мысли. Отрывается от моих губ и встаёт на колени между моих ног.

Его пальцы зацепляются за тонкие кружевные края моих трусиков и медленно, с мучительной нежностью, стягивают их вниз по моим бёдрам. Следом он сбрасывает и свои боксеры. Я вижу его — сильного, возбуждённого, целиком моего в лунном свете.

Он опускается на меня, и я чувствую, как он упирается в моё лоно. Медленно, неотрывно глядя мне в глаза, он входит, заполняя меня полностью, до самых глубин. Замирает, давая мне привыкнуть к этому чувству полноты, к этому ощущению, что мы стали одним целым. Наши взгляды встречаются. В его глазах — тёмная, пьянящая буря, а в моей голове — ни одной связной мысли, только белое, горячее ничто и всепоглощающее, животное желание, чтобы он двигался.

И я сама, не в силах больше терпеть это сладкое напряжение, подаюсь ему навстречу бёдрами, принимая его ещё глубже.

Это срывает его с места, ломает последние преграды сдержанности. Он начинает двигаться. Сначала медленно покачиваясь, позволяя мне прочувствовать каждый миллиметр его внутри себя. Мы смотрим друг другу в глаза. Зрачки у Артёма расширены, вены на шее напряжены. С каждым толчком ритм ускоряется, становится более настойчивым, жёстче, увереннее, врезаясь в самую глубину, в меня.

Я обнимаю его за спину, цепляюсь, впиваюсь пальцами в его напряжённые мышцы, из груди хриплые стоны вырываются в такт его движениям, и каждый, кажется, подстёгивает его ещё сильнее.

Мир исчез, осталась только эта кровать, его тело, тяжёлое и горячее на мне, и это нарастающее, неумолимое напряжение внизу живота, которое вот-вот разорвёт меня на части, чтобы родить заново.

Я уже ничего не соображаю. Только чувствую. Чувствую каждый его толчок, отдающийся во всём теле. Чувствую, как внутри меня всё сжимается, готовое взорваться. Он чувствует это тоже — его движения становятся ещё более резкими, точными.

— Артём... — его имя срывается с моих губ хриплым шёпотом.

Я не могу договорить. Волна накатывает, внезапная и всесокрушающая. Всё моё тело напрягается в немом крике, потом выгибается в судорогах наслаждения. Мир пропадает, взрывается миллиардом искр за закрытыми веками. Я кричу, зарывшись лицом в его плечо, кусаю его кожу, чтобы не оглушить весь дом, пока меня разрывает на части изнутри.

Он не останавливается. Продолжает двигаться, продлевая мою кульминацию, пока я трепещу под ним, беспомощная и обессиленная. И только когда последние отголоски спазма проходят по мне, он меняет ритм. Срывается. Его движения становятся быстрыми, отчаянными, почти яростными. Он теряет контроль, и мне это безумно нравится. Нравится видеть его таким — беззащитным в своей страсти.

Он издаёт низкий, гортанный стон, глубоко входит в меня и замирает. Я чувствую, как его тело напрягается до предела, а потом обмякает, и горячая волна наполняет меня изнутри.

Он тяжело дышит, лёжа на мне. Он тяжёлый, но эта тяжесть — самая желанная вещь на свете. Я провожу рукой по его мокрой спине, чувствую, как бьётся его сердце — так же часто, как моё.

Артем нехотя, перекатывается набок, но не отпускает меня, прижимая к себе. Его рука лежит на моём животе, ладонь — тёплая, влажная. Мы лежим молча, и только наше дыхание постепенно выравнивается.

Он первым нарушает тишину, его голос хриплый, пробитый. — Ника...

Я просто мычу в ответ, прижимаюсь к нему сильнее. Слова не нужны. Всё, что нужно, уже случилось. Я закрываю глаза, вдыхая его запах — теперь это смесь его одеколона, пота и нас двоих. И понимаю, что это — самый правильный запах на свете. Запах дома. Запах того, что всё, наконец, стало на свои места.