Бывшие. Папина копия

Глава 26

Я смотрю на кольцо, потом в его глаза. В горле стоит ком, а по щекам текут предательские слёзы. Я не могу сдержать дрожь, когда выдыхаю:

— Да.

Этот тихий звук меняет всё. Артём замирает на секунду, а потом его лицо озаряет такая улыбка, от которой становится тепло даже в самый холодный день. Он медленно, почти с благоговением, надевает кольцо на мой палец. Оно сидит идеально, будто всегда должно было быть там.

Я поднимаю руку, разглядывая его, и снова смотрю на Артёма.

— Я просто... не понимаю, — шепчу я, смахивая слёзы. — Зачем я тебе? Ты ведь мог найти кого угодно. Девушку... без такого багажа. Без проблем. Без ребёнка на руках и вечно недовольной матери. Всё было бы проще.

Он мягко притягивает меня к себе, обнимая так крепко, что, кажется, хочет защитить от всего мира. Его губы касаются моих волос, когда он отвечает, и я чувствую вибрацию его голоса у себя в самой груди:

— А я, оказывается, трудности люблю. Иначе жить неинтересно. — Он отстраняется ровно настолько, чтобы посмотреть мне в глаза, и его взгляд полон такой нежности, что я снова готова расплакаться. — Ты — моя сложная, особенная, самая лучшая задача. И я хочу потратить всю жизнь, чтобы её решить. Вместе с тобой. И с нашей дочкой.

Он целует меня. Это уже не страстный, жадный поцелуй, а какой-то... обетованный. Тихое, твёрдое обещание. Обещание дома. Семьи. Будущего.

Когда мы, наконец, разъединяемся, я, запыхавшаяся, прижимаюсь лбом к его груди.

— Мама... — начинаю я, но он меня останавливает.

— С мамой разберёмся. Вместе. Я не оставлю тебя одну с этим. Купим ей дом. Она там будет жить одна в своё удовольствие. А вы будете жить со здесь. Или может тоже дом купить, если захочешь.

Я смотрю на Артёма и не могу понять, за что мне такое счастье досталось. Наверно за все прошлые неудачи.

На кухню влетает Алёнка и замирает на месте, видя нас.

— Вы помирились? — спрашивает с надеждой.

— А мы и не ссорились, — отвечает Артём, разворачиваясь к ней. — Что ты хотела, Алён?

Артём забирает её с кухни, подхватывает на руки и уносит в зал, а перед тем как выйти из кухни бросает взгляд на меня. И я немного теряюсь. Вообще, всё это кажется каким-то сном. И ощущение, что скоро проснусь, а там окажется та самая реальность. Страшная, беспощадная. Где мы с мамой живём в старом доме.

А может, и жили бы до сих пор, если бы она меня слушала. Дому требовался ремонт уже давно. Но мама ни в какую не хотела менять проводку, считала, что это глупости.

А эти глупости обернулись замыканием и пожаром. Ужасное событие.

Но не случись его, я бы не встретила Артёма. Значит, не такое уж оно и ужасное.

Как же всё это сложно. Да вся наша жизнь сложная. Я часто думаю о том, почему меня мама не любила, как другие мамы любят своих детей? Почему она считала, что я должна делать только то, что она скажет?

Многое можно списать на характер, но это работает, только когда человек молод. Взрослый же человек уже имеет опыт и знания. Умеет анализировать и должен понимать и что, если его мировоззрение не совпадает с большинством, значит, он может быть неправильным и требует пересмотрения.

Это в идеале.

Но чаще всего я видела, что вместо того, чтобы набираться опыта, становиться мудрее многие люди застревают в каких-то своих травмах, не пытаясь с ними разобраться.

Какая травма была у моей мамы? Я не знала.

Она мало рассказывала о себе и своём детстве, но я была уверена, что вся её злоба шла оттуда. Получается это как цепная реакция. Бабушка воспитала такой маму, мама воспитала меня. А я получается, так же должна была воспитывать Алёну. В строгости, и с постоянными запретами. Но я для себя решила, что на мне всё остановится. Не хочу продолжать цепную реакцию злобы. Моя девочка вырастет счастливой. А маме придётся смириться с одиночеством, раз она не смогла побороть свою ненависть. Да и вряд ли она пыталась.

С такими мыслями я домываю посуду, потом иду мыть Алёну и укладывать спать. Мы читаем книгу вместе с ней. Вернее, она пытается читать, а я просто слушаю и подсказываю. Опять же погружаясь в воспоминания.

Когда я училась читать, за каждую ошибку получала подзатыльник. И фразу «ты что тупая?»

Обидно было сильно. Хотелось плакать, но я знал, что за слёзы мама вообще может обозвать меня плаксой и уйти. И я снова и снова читала, чтобы сделать всё идеально. Идеально прочитать, идеально заправить кровать, без складочек и морщин на покрывале, идеально учиться, идеально убираться.

— Ой, мама, какое красивое у тебя кольцо, — восхищается Алёна, разглядывая мою руку.

— Угу, — отзываюсь я. — Красивое. Самой нравится.

— Это папа тебе подарил?

Я киваю и целую её в макушку.

— Спи, давай, любопытная. Спи.

Она не спит, вертится долго, будто чувствует моё волнение. Засыпает уже в двенадцатом часу.

И я лежу, глядя в потолок, представляю, как там в комнате лежит Артём. И мне так много хочется ему сказать. А ещё больше хочется, чтобы он обнял меня и просто был рядом.

В голове тут же включается мамин голос: «Ты отдалась ему как шлюха подзаборная. Разве этому я тебя учила? Ты подумай, что люди скажут».

Сколько бы я ни пыталась вытравить её голос из своего сознания, никак не получается. Только рядом с Артёмом она замолкает. Будто боится его. А может, это мои мозги рядом с ним отключаются.

Снова смотрю на Алёну, как она, раскинувшись звёздочкой, спит так сладко. Медленно выползаю из-под её руки и иду к двери. Не знаю, зачем я это делаю. Рассудок говорит, что это неправильно, а вот интуиция и сердце требуют так поступить.

Выхожу в коридор. Приближаюсь к двери в его спальню. И замерев на секунду, берусь за ручку и открываю дверь. В его комнате темно, только свет из окна освещает его фигуру на кровати. Он лежит в трусах, смотрит на меня удивлённо.

— Что случилось, Ник? — спрашивает тихо. — С Алёной что-то?

Качаю головой и бесшумно подхожу к его кровати. И он, кажется, всё понимает, зачем я пришла. Садится на кровать и обнимет меня за талию, упирается лбом в мою грудь.

— Уверена? — спрашивает меня.

— Да, выдыхаю.

Его руки уже скользят по моим голым ногам, поднимаются выше к бёдрам, задирая ночнушку. Поднимает голову и смотрит мне в глаза.

— Тогда поцелуй меня. Сама.