Прошло уже восемь дней, а я до сих пор не могу поверить в эту новую жизнь. Каждое утро просыпаюсь и какое-то время лежу, слушая, как рядом дышит Алёнка. На душе и радостно, и тревожно одновременно.
Эта квартира постепенно стала таким тёплым, уютным гнёздышком. И Артём... Он не давит, не требует от меня ничего, не упрекает ни в чём.
Его забота ненавязчивая — то чай нальёт, когда я сижу на кухне, то незаметно накроет пледом, если я уснула случайно в зале. Каждый его спокойный взгляд, каждая улыбка в сторону Алёнки — всё это заставляет меня таять внутри. Меня к нему так тянет, что сил нет сопротивляться.
Но именно эта его всё и пугает. Я ведь здесь на птичьих правах. Его банковская карта лежит у меня в кошельке, а я пользуюсь ею с тяжёлым сердцем — только на еду и какие-то мелочи для дома. С постоянной оглядкой на то, что с меня потребуют все эти деньги вернуть. Купить себе что-то просто потому, что понравилось? Не могу. Каждая потраченная копейка напоминает — я здесь на его содержании.
И я прекрасно понимаю — это ненадолго. Как только придёт компенсация за сгоревший дом, мне придётся уехать. Потому что там, за стенами этой квартиры, осталась моя мама. Какая бы она ни была — вечно недовольная, осуждающая, испортившая нам с Артёмом столько лет — она всё равно моя мать.
Она сейчас ютится по чужим углам, и я не могу позволить ей одной влачить такое существование. Чувство долга, эта проклятая родственная связь, не дают мне просто забыть о ней и остаться в этом уютном мире.
Мы с мамой купим на эти деньги маленькую квартирку. Самую простую, но свою. И я снова окажусь в том же замкнутом кругу — её вечное ворчание, упрёки, недовольные взгляды на Алёнку, которая всё больше напоминает отца. И я буду разрываться между чувством долга перед матерью и желанием быть здесь, рядом с человеком, от одного прикосновения которого перехватывает дыхание.
Иногда, встречаясь с ним взглядом, мне хочется крикнуть: «Давайте остановим время! Пусть всё останется именно так!» Но я знаю — это невозможно. Я не могу просто взять и сбросить с себя эту ответственность. Не могу быть счастливой, зная, что мама одна и несчастна, даже если в этом виновата она сама.
Я стою мою посуду после ужина, погружаясь в мысли всё глубже. С каждым днём приближается наше расставание. И от этого как камень на сердце.
Неожиданно на мою талию опускаются тёплые большие ладони. Я вздрагиваю, а в следующую секунду чувствую влажный поцелуй на шее и его шёпот.
— Прости, не смог удержаться.
Закрываю глаза, пытаясь сдержать дрожь. Делаю глубокий вдох. Нельзя, Вероника. Нельзя к нему поворачиваться. Это закончится поцелуем. Ты же знаешь.
А меня так тянет как раз развернуться и получиться прикосновение его тёплых губ к моим. И сдержать себя стоит громадных усилий.
— Ты сегодня задумчивая и молчаливая. Что-то случилось? — спрашивает Артём.
Да случилось, хочется сказать, но я молчу. Если начну рассказывать, то получится, что я жалуюсь, а ведь Артём тут примется за решение моих проблем. У него в крови, это спасательство.
— Нет. Всё хорошо, — отвечаю глухо.
— А мне кажется, ты просто не хочешь говорить, — всё так же тихо говорит Артём.
Разворачивает меня к себе и прижимает бёдрами к столешнице. Хочется поддаться чувствам, таращу на него глаза, которые хотят закрыться. Дышу через рот, потому что воздуха не хватает, так сердце колотится.
Алёнка в зале должна быть, мультики смотрела, но я всё равно до чёртиков боюсь сорваться и потерять контроль. И не хочу, чтобы это дочь увидела.
— Я правду говорю, — отвечаю шёпотом.
— Уверена?
Его глаза как омуты, затягивают меня, гипнотизируют, подчиняют. Хотя он ничего не делает, прост стоит и смотрит мне в глаза.
— Артем, я не понимаю, что ты от меня ждешь? — снова шепчу, продолжаю бороться с собой.
— Я просто не хочу, чтобы ты хмурилась, а ты уже третий день почти не улыбаешься. Я же чувствую, что что-то не так.
Наверно, действительно пришло время сказать ему, — проносится в голове.
— Я...я просто думаю, что рано или поздно придётся съезжать от тебя.
— Зачем? — он впивается в мои глаза взглядом. Между нами воздух раскаляется. — Тебе плохо со мной?
— Нет, Артём. Не в этом дело.
Он молчит, ждёт ответа.
Я смотрю на него. В горле пересыхает.
— Артём... — начинаю я, но слова застревают. — Когда выплатят компенсацию за дом... мне придётся съехать. Мама не может вечно скитаться по чужим углам. Я должна о ней позаботиться.
Он не отводит взгляда, его руки ложатся на мои плечи. — Так, пусть она живёт в том доме, который купим. А ты оставайся. Здесь. Со мной.
Я печально качаю головой. Он не понимает. Или не хочет понимать. — Мне и так хватает сплетен, которые про меня ходят. Люди не знают, как мы живём на самом деле. Для них всё просто: раз женщина приняла помощь от мужчины и живёт с ним, значит... расплачивается тем, что...ты и сам понимаешь чем. А я не хочу, чтобы так думали. Я устала, Артём. Устала слушать от матери, что я «ребёнка нагуляла», и от сплетен — что я сплю со всеми подряд.
Он крепче берёт меня за плечи, заставляя посмотреть ему в глаза. — Мне абсолютно всё равно, что говорят о тебе другие. Они тебя не знают. А я — знаю.
Я опускаю голову, чувствуя, как подступают слёзы. Он такой сильный. А я... — Я бы тоже хотела научиться не обращать внимания на слова людей. Но у меня не получается. И Алёне ещё в школу ходить. Как к ней там будут относиться, если про её мать будут такое говорить?
Артём убирает одну руку, опускает её в карман джинсов и... достаёт оттуда тонкое, изящное колечко с небольшим камешком, который переливается в свете кухонной лампы.
У меня перехватывает дыхание. Я не могу оторвать взгляд от этого кольца, потом перевожу его на Артёма.
Он смотрит на меня так серьёзно, так глубоко.
— Как думаешь, — говорит он тихо, — а если вот это у тебя будет на пальце, разговоры прекратятся?
Я просто смотрю на него, не в силах вымолвить ни слова. Сердце стучит где-то в висках.
— Выходи за меня, — говорит он. — Я буду хорошим мужем тебе, Вероника. Ты же знаешь. Больше никто не посмеет сказать про тебя ни одного плохого слова. Потому что ты будешь моей женой. Официально. И точка.
Я продолжаю молчать, глядя то на кольцо, то в его глаза.
Выходи за меня.
Самое желанное, что я хотела бы услышать. И самое страшное одновременно. Потому что это навсегда. Потому что это ответственно. Потому что... потому что я его люблю. Да, люблю. И от этого признания самой себе становится и радостно, и невыносимо страшно.