Бывшие. Папина копия

Глава 18

Не помню, как мы доехали от больницы до маминого дома. В ушах стоял оглушительный гул, заглушающий всё — и щебет Алёнки на заднем сиденье, и шум города за стеклом. Я смотрел на дорогу, но не видел её. Перед глазами проплывали другие картины. Мама, заваривающая мне чай после того, как я вернулся из госпиталя.

Её сочувствующий взгляд, когда она говорила: «Забудь её, Артём. Она тебя недостойна. Она уже с другим».

И я верил. Верил, потому что не мог даже представить, что самый близкий человек может вот так, холодно и расчётливо, перечеркнуть чужую жизнь.

Всё это время. Все эти годы я жил с обидой и болью, считая себя преданным, брошенным. А Вероника… она просто поверила. Поверила той, кого считала самой близкой мне человеком. И молчала. Рожала одна, растила нашу дочь одна, сражалась с собственной матерью, ненавидящей меня, а я в это время купался в жалости к себе и злился на неё за её «измену».

Руки сами сжали руль до боли. Я чувствовал, как по телу растекается ледяная ярость, заставляя сердце биться с бешеной частотой, а разум становится чистым и острым, как лезвие.

— Папа, куда мы едем? — раздался сзади тоненький голосок.

Я вздрогнул, вырванный из своего мрачного ступора. Глянул в зеркало заднего вида. Алёнка смотрела на меня своими большими, ясными глазами.

— К бабушке, — голос мой прозвучал хрипло. — Но ненадолго. Ты подождёшь меня в машине, хорошо?

— А почему я не могу с тобой?

— Потому что у нас… с бабушкой взрослый разговор. Скучный. Ты лучше здесь посиди, с пони поиграй.

Она не стала спорить, приняв это как данность. Её детское восприятие ещё не умело улавливать подводные течения взрослой лжи и ненависти.

Подъехав к знакомому дому, я заглушил двигатель. Сердце гулко стучало в груди. Я вышел, щёлкнул замком, оставив Алёнку в салоне, и широкими, решительными шагами направился к калитке.

Как только я вошёл во двор, на крыльце появилась она. Моя мать. Лидия Волкова. В фартуке, с приветливой доброй улыбкой.

— Артём! Сынок! А я тебя и не ждала. Что так неожиданно? — её голос звучал так же тепло и заботливо, как всегда. Этот голос когда-то утешал меня в детстве. Теперь он резал слух, как наждак.

Она присмотрелась ко мне поближе, и её взгляд упал на полосу засохшей крови на виске — последствие вчерашнего пожара.

— Ой, а это что у тебя? Садина? — в её глазах вспыхнула тревога. Настоящая, материнская.

— Пожар тушил, — коротко бросил я, останавливаясь перед ней в двух шагах. Всё внутри меня напряглось. — Девочку из огня спас. И её мать.

Мать ахнула, поднесла руку к губам.

— Господи, Артём! Я же тебе говорила — поменяй работу! Мало тебе того ранения, так ты теперь ещё и в огне себя не жалеешь!

Она говорила, а я смотрел на неё, пытаясь разглядеть в этих знакомых чертах то чудовище, что разрушило три жизни. И не видел. Видел только свою вечно беспокоящуюся мать.

— И знаешь, мать, какую девочку я спас? — перебил я её суетливую речь.

Она тут же замолчала, уставившись на меня. Улыбка медленно сползла с её лица, уступая место настороженности.

— Представляешь, я свою дочь спас. И Веронику.

Эффект был мгновенным. Она застыла, будто её окатили ледяной водой. Глаза расширились, в них мелькнул испуг. Но уже через секунду она взяла себя в руки, сделав вид, что не поняла.

— Что ты такое говоришь, Артём? О какой дочери?

— Тебе лучше знать, мама, что я говорю, — я сделал шаг вперёд, заставляя её инстинктивно отступить к порогу. — Ты от собственной внучки отказалась. Мне наврала. Скажи ты мне тогда правду, моя дочь не росла бы без отца. Я просто не могу понять… зачем? Скажи, зачем? Ты настолько Веронику ненавидела?

Лидия Петровна выпрямилась. На её лице появилось оскорблённое выражение, которое я видел уже тысячу раз, когда она пыталась вывернуться из неприятной ситуации.

— Я вообще не понимаю, о чём ты! То, что ты был на войне, а эта твоя Вероника с другими таскалась! Ты знаешь, какие про их семью слухи ходили? Что отчим её за деньги сдаёт, а мать совсем помешалась! Ты хотел себе такую родню? Я — нет! Да и ребёнок — неизвестно чей…

Она не успела договорить. Что-то во мне сорвалось с цепи. Низкий рык вырвался из груди:

— НЕ ЧЕЙ-ТО! ЭТО МОЙ РЕБЁНОК! Я ЕЁ ОТЕЦ!

Я не узнал свой голос. Он был хриплым, полным такой боли и ярости, что даже она отпрянула, испугавшись по-настояшему.

— А ты лишила меня этого! Ты отняла у меня пять лет жизни моей дочери! И всё только потому, что тебя кто-то что-то сказал?! Я тебя не понимаю! Не ожидал!

Я стоял, тяжело дыша, сжимая кулаки. Передо мной была не мать, а чужой, страшный человек, который одним своим решением искалечил несколько судеб. И в её испуганных, бегающих глазах я не видел ни капли раскаяния. Только страх разоблачения и упрямое желание стоять на своём.

Я развернулся и пошёл прочь. Каждый шаг отдавался в висках гулким эхом. Я не видел ничего вокруг, только размытые контуры машины, где ждала Алёнка.

— Сынок! Постой! — её пронзительный голос, настиг меня. — Ну с чего ты взял, что она твоя?! Это опять тебе Вероника напела что-то! Мужик наверно бросил, а тут ты, вот она и наплела тебе!

Я резко развернулся. Бешенство, чёрное и густое, подступило к горлу. Я сам испугался его силы, но остановиться уже не мог.

— Ты бессовестная, — выдохнул я. — Ты ни черта не знаешь, а готова вылить тонну говна, лишь бы не признать свою вину? Ты сейчас пробила дно. Не смей больше никогда говорить такое про Веронику. Она намного лучше и чище, чем ты думаешь.

Я видел, как она попятилась от моего взгляда.

— А если сомневаешься, моя ли это дочь, то смотри!

Я широким шагом подошёл к машине, рывком открыл дверь со стороны Алёнки. Она смотрела на меня большими испуганными глазами.

— Всё хорошо, солнышко, всё хорошо, — пробормотал я, беря её на руки. Она инстинктивно обвила мою шею маленькими ручками, прижалась ко мне всем телом, пряча лицо у меня на плече.

Я повернулся к матери, держа на руках нашу с Вероникой дочь.

— Смотри, мама. Ну? И ты хочешь сказать, что она не моя?

Мать стояла, открыв рот. Её взгляд метался от моего лица к лицу Алёнки, впитывая то самое сходство, которое я уже видел. На лице появилась искренняя растерянность.

— Тёма, я не… — прошептала она.

— Не знала? — безжалостно перебил я. — Ты не знала, но продолжала утверждать. Из-за тебя я бросил Нику. Не увидел, как родилась моя дочь. Да я пять лет жил с чувством, что меня предали! Зато теперь ужасной родни нет, которая бы порочила твою безупречную репутацию!

Она бессильно взмахнула рукой, стараясь сохранить остатки достоинства. — Прекрати, Артём, ребёнка пугаешь.

Я замолчал, понимая, что Алёне не надо это всё слушать.

Мать перевела взгляд на Алёнку, пытаясь натянуть на лицо подобие ласковой улыбки. — Солнышко, как тебя зовут?

— Не надо, мама, — глухо сказал я.

Но Алёнка, доверчивая и не понимающая подтекста, тихо ответила:

— Меня зовут Алёна Назарова.

— Алёнушка, какое красивое имя, — голос матери стал ласковым. — Пойдёшь ко мне чай пить? С вареньем.

Алёнка испуганно покачала головой и крепче прижалась ко мне. Может, и правда, мама внезапно всё осознала, вот только я не научился так быстро переобуваться.

— Не думаю, что она вообще когда-нибудь захочет к тебе пойти, — сказал я с ледяной уверенностью. — Так же, как и Вероника. И да, мам, хочешь ты этого или нет, но я женюсь на Веронике. И Алёнку усыновлю. Стану ей настоящим папой официально.

Я видел, как с её лица окончательно слетела всякая маска, осталась лишь бледная, стареющая женщина, расстроенная, раздавленная от осознания своего поступка. Очень хотелось верить, что она всё-таки осознала, а не играла на публику.

— А на свадьбу не приходи, — закончил я, поворачиваясь к машине. — Не хочу тебя там видеть.

Я усадил Алёнку на место, пристегнул ремень, поймал её испуганный взгляд и провёл рукой по её волосам. — Всё хорошо, Алён. Не переживай, тебя никто не тронет и не обидит пока с тобой я.

Захлопнув дверь, я обошёл машину, не глядя на одинокую фигуру рядом с машиной. Я сел за руль, завёл двигатель и тронулся с места. В зеркале заднего вида она ещё стояла, маленькая и беспомощная, но у меня сейчас не было для неё ни капли жалости. Только тихая, холодная пустота. Может, когда-нибудь спустя месяцы я смогу её простить, но не сейчас.