Я и не думала, что когда-либо окажусь здесь. Снова.
Воздух в этом доме другой. Густой, насыщенный запахом старого дерева, дорогой кожи, непробиваемой уверенностью и безжалостностью, которую здесь вдыхают с молоком матери.
Они были правы. Все они.
Я не подходила ему. Никогда не подходила. Как и этому месту, где каждая пылинка на антикварных часах кричит о моей обыкновенности.
Чувствую это каждой клеткой кожи, пока его черные, бездонные глаза прожигают меня насквозь.
Стою перед массивным дубовым столом, как провинившаяся школьница, и изо всех сил задираю подбородок, пытаясь казаться храбрее. Надеюсь, дрожь в коленях не выдает меня.
Я была здесь много лет назад, и дала себе слово никогда не возвращаться. Но один, всего один, телефонный звонок превратил мое обещание в ничто.
Капли с промокших насквозь волос падают на дорогой паркет, оставляя мокрый след.
Мне плевать, как я выгляжу. Пусть с темных прядей стекает вода, пусть тушь от дождя легкой дымкой легла под глазами.
Я не собираюсь ему нравиться. Все давно кончено.
Именно это я твержу себе, как мантру, чувствуя, как холодная капля со лба катится по виску к уголку губ. На автомате провожу по ним кончиком языка.
Его взгляд, тяжелый и пристальный, падает на мои губы. Воздух между нами завибрировал, звуча низким, тревожным гулом.
Не смотри так… Прошу, не смотри на меня так снова.
— Мы… договорились? — выдыхаю, желая лишь одного — вырваться из этого дома, стереть его образ и образ всей его семьи из памяти.
Он медленно, будто нехотя, отводит взгляд и переводит его на экран ноутбука. И только в этот миг я могу снова нормально вдохнуть. Воздух приятно обжигает легкие.
— Прежде чем пустить кого бы то ни было в свой дом, мои люди наводят справки об этом человеке, — мужской голос звучит монотонно, без единой эмоции. Но от этих слов у меня внутри все сжимается в тугой, болезненный комок.
Он поворачивает ноутбук. На экране была фотография. Знакомая до боли, до спазмов в горле. До таких воспоминаний, от которых хочется кричать в подушку. Сердце проваливается куда-то в бездну, а потом с силой ударяет о ребра.
— Это фото нашли на вашей старой, заброшенной странице в одной из соцсетей, — поясняет он, отвечая на мой немой вопрос. — На нем я, — делает театральную паузу, вгоняя меня еще глубже в ступор, — и вы. Двенадцать лет назад. И самое интересное, что я совершенно не помню, при каких обстоятельствах было сделано это фото.
Меня начинает трясти изнутри, будто в лихорадке. Я судорожно сжимаю губы в тонкую линию, отказываясь хоть как-то это комментировать.
— Что вы хотите от меня услышать? — бросаю с вызовом, хотя внутри все кричит от страха.
— Так уж вышло, что из-за травмы в двадцать лет я не помню целых полгода своей жизни, — он откидывается в кресле, изучая меня, как интересную головоломку.
— А я тут при чем? — голос дрожит. Очень невовремя.
Он поднимается. Медленно, словно хищник, уверенный в своей добыче. Обходит стол, и его фигура, высокая и доминирующая, приближается ко мне. Каждый его шаг для меня словно маленькая смерть.
— Судя по дате на этой фотографии, вы, Валерия, при чем как раз самым непосредственным образом.
Инстинкт самосохранения сработал быстрее мысли. Я рванула к двери. Кончики пальцев едва успевают ухватиться за холодную латунную ручку. Но вдруг его руки с силой разворачивают и толкают меня к стене.
Он нависает надомной. Близко. Слишком близко. Его тело почти не касается меня, но я чувствую исходящий от него жар.
Дышать стало нечем. Я не хочу дышать этим воздухом, пропитанным дорогим парфюмом этого мужчины.
— Вы, видимо, не знаете, с кем связались, — шепчет он томно, и от этого низкого бархатного тембра у меня подкашиваются ноги. Он поднимает руку и упирается ладонью в стену, касаясь моей промокшей блузки. На его кисть начинают скатываться капельки воды с моих волос. — Я всегда добиваюсь того, чего хочу.
В одном он точно не прав.
Я совершенно точно знаю, кто он. Чего нельзя было сказать о нем в обратную сторону.
Но видя его уверенность, кажется, этот мужчина собирается это исправить.