Глава 26

В ресторане витают ароматы стейка, трюфелей и дорогих вин. Вокруг негромкие разговоры. Мягкий свет канделябров дрожал на хрустале, а живая скрипка сладко разливалась по залу. Итан выбрал место дико романтичное. Через чур, если учесть нашу ситуацию. У нас самый уединенный столик в полукруглой нише, откуда открывался вид на весь зал, но где царила иллюзия приватности.

Сижу, кивая через силу, в то время как Елена, мать Итана, с легкостью и теплотой погруженная в воспоминания, рассказывала историю о том, как ее муж, блестящий молодой архитектор, увез ее из Ленинграда в Лондон.

Все это время мои мысли метались вокруг одного назойливого вопроса: заметен ли засос?

Чувствую его жгучее присутствие на шее, с левой стороны под челюстью. Каждый раз, когда Елена невольно бросает взгляд куда-то в район моего скромного выреза на платье, я замираю, чувствуя, как по спине бежит холодная испарина. Перед ней я почти не смущаюсь. Она могла счесть его делом рук, а точнее рта, своего сына, и это лишь порадовало бы ее лишний раз. Но перед самим Итаном… Перед ним было невыносимо. Это был знак предательства, физическое свидетельство того, что пока он строил планы, я принадлежала другому.

— Ты сегодня какая-то далекая, любовь моя, — Итан мягко косается моей руки.

Его пальцы уверенно обвивают мою ладонь, поднимают ее к своим губам. Он смотрит мне прямо в глаза, и в его взгляде такая беззащитная нежность, что внутри все сжимается.

Я просто ужасный человек…

Медленно он касается губами моих костяшек, один за другим. Я попытаюсь улыбнуться. Улыбка выходит натянутой, кривой, больше похожей на гримасу боли.

Прости, прости, прости, — бешено стучало в висках.

В этот момент чувствую какой-то дискомфорт. Словно луч прожектора, мои глаза выхватывают нужную точку, нужное лицо среди всех гостей. Столик напротив, у стены. Компания состоятельных мужчин в дорогих костюмах, оживленная беседа, бокалы. И среди них… он. Сидит неподвижно. Взгляд, темный, тяжелый был прикован ко мне.

Михаил.

Двенадцать лет прошло, но нельзя было не узнать этого мужчину. Длинные, когда-то черные волосы с сединой у висков, собранные в хвост. У глаз глубокие морщины и они становятся больше, когда тот поднимает бокал с красным вином и улыбается. От этого действия кровь стынет в жилах.

* * *

Вглядываюсь в отражение в зеркале в дамской уборной. Бледное лицо. слишком яркий румянец на щеках. Можно подумать, что от алкоголя, только за весь вечер выпила пару глотков.

Тот самый засос дома все же удалось замазать. Но рядом, чуть выше, просматривался другой, свежий и багровый.

Черт! Тональника с собой нет. Я с отчаянием перебрасываю волосы на один бок, пытаясь хоть как-то прикрыть это. Мне не пятнадцать чтобы хвастаться такими вещами. Поправляю платье, делаю глубокий, шумный вдох и выхожу, нацелившись пройти обратно в зал, не встречаясь ни с чьим взглядом.

Не успеваю я сделать и трех шагов по мягкому ковру коридора, как из ниши раздается голос. Низкий, знакомый бас.

— Добрый вечер, Валерия.

Замираю, медленно оборачиваясь. Михаил неспеша выходит из тени с бокалом в руке.

— Добрый, — выдавливаю из себя, и даже не пытаюсь придать своей улыбке более естественный вид.

— Я счел свою жену сумасшедшей, — начинает он тихо, приближаясь, — когда она сказала, что та девчонка из семьи алкоголиков снова вьется вокруг нашего сына.

При упоминании моих родителей я резко, со свистом втягиваю воздух через нос, как от пощечины. Скулы напрягаются до боли.

— Но вот я узнаю, что это не только правда, но вы еще и поселились в его доме. Смело, — его взгляд опускается на метку, что находится чуть ниже скулы, и задерживается на ней.

— Это была вынужденная мера, — мой голос звучит ровнее, чем я ожидала. — Не переживайте. Артем уладил мои неприятности, и скоро я перееду обратно.

Я одариваю его той же ядовито-сладкой улыбкой, которую когда-то отрабатывала перед зеркалом, готовясь к встречам с его женой. Делаю шаг, чтобы уйти.

— О, не торопитесь, — его голос настиг меня, обвил, как удав. — Скоро место хозяйки дома станет вакантным.

Слова вонзаются между лопаток острым лезвием, что я слегка качаюсь на каблуках, стараясь сохранить равновесие.

— Вы думаете, я этому рада?

— В глубине души — невероятно, — парирует он, и в его глазах пляшут холодные искры веселья. Его правда так веселит горе, которое вот-вот случится в их семье?

— Вы меня не знаете! — вырывается у меня так, словно выплевываю яд. — Как и вашего сына. Никогда не знали!

Я резко разворачиваюсь и иду прочь, больше не в силах выносить этот взгляд, эту грубость, это хамство. Собственный стук каблуков отдается в висках. И тогда, уже почти у поворота в главный зал, его последняя фраза настигает меня напоследок:

— А он знает, где вы сейчас?

Мелкие крошки льда бегут по всему телу. Я не оборачиваюсь. Не останавливаюсь.

Загрузка...