Бывшие. Я (не) могу тебя забыть (СИ)

Глава 16

Пробуждение в доме Макаровых было с привкусом дежавю. Комната, предназначенная для гостей, была безупречна: огромная кровать с бельем пастельных тонов, дорогие ткани, чудесный вид из окна. Но чем совершеннее было все вокруг меня, тем невыносимее становилофсь внутри.

Какое право я имела здесь оставаться? Я всего лишь репетитор. Урок с Арсением длится час. А чем я должна заниматься в этом доме все остальное время?

Накануне вечером, когда Артем почти сухо указал мне на дверь этой комнаты, я пыталась сопротивляться до последнего. Говорила, что поеду в отель, но он и слушать ничего про это не хотел. Привела в аргумент его жену, что Алене Андреевне явно не понравится появление в ее доме посторонней женщины. На что Макаров равнодушно бросил через плечо, что она не будет против.

Как бы мне не комфортно было находиться в этом доме в качестве гостьи, но я бы с удовольствием посмотрела бы на лицо Екатерины Владимировны, когда та узнает о моем проживании в доме ее сына.

До занятия оставалось несколько часов, и я от безделья решила исследовать территорию. Из высокого окна на втором этаже открывался вид на сад.

Флоксы. Целая поляна. Те самые.

Их пышные, пахучие шапки перенесли меня сквозь годы. К бабушке. К ее маленькому, залитому солнцем участку, который она боготворила. Она была одержима этими цветами, выводила новые оттенки, шепталась с ними по утрам. Бабушка очень переживала, что же будет с этими цветами, когда ее не станет. А я еще такая маленькая, но с серьезными глазам давала клятву, что буду за ними ухаживать.

Едва мне исполнилось восемнадцать бабушки не стало. Родители быстро продали дачу, даже ничего мне не сказав. Я рыдала так, будто предала самое святое. Артем видел это. Держал меня, трясущуюся от горя, и давал свое обещание. Что память о моей бабушки будет жить. Мы тогда тайком привезли несколько кустиков ее любимых флоксов и посадили в саду его родителей. Именно с этого и началась наша война с Екатериной Владимировной. Она приказывала садовнику выкорчевывать «этот сорняк». А он, мой упрямый, бесстрашный Артем, назло ей, под покровом темноты снова и снова сажал их заново.

Ирония судьбы была в том, что настоящий Артем, взрослый и ничего не помнящий, не знал, зачем в его идеальном саду растут эти маленькие цветочки. Но он продолжал хранить чужое обещание. Слепо. Инстинктивно.

И это не могло не тронуть меня.

Встретив в коридоре Ингу спрашиваю, где Артем. Я решила поблагодарить его за ночлег и уйти. Собрать вещи, вызвать такси и уехать пока в отель.

Она указывает лестницу, что ведет в подвал. Точнее в погреб. Спускаться было жутковато. Каменные ступени, запах сырости и старого дерева, полное отсутствие окон, тусклые светильники.

Нахожу его в небольшой каменной комнатке, заставленной стеллажами с темными бутылками, склонившимся над блокнотом.

— Валерия, — произносит Артем, бросив на меня быстрый взгляд.

— Доброе утро.

— Как спалось? — спрашивает он, не отрываясь от записей.

— Выспалась на тысячу жизней вперед, — делаю несколько шагов вперед, заходя в его комнатку.

— Замечательно…

— Я хотела поблагодарить вас, Артем, — выпаливаю быстро, пока не передумала. — И все же… мне стоит уехать.

Макаров откладывает ручку. Звук кажется громким в этой тишине.

— Валерия, мы с вами это обсудили. Вы можете оставаться здесь, пока угроза не минует. С коллекторами я разберусь. Но мне нужно время.

— Я не хочу быть причиной конфликтов в вашей семье. С женой.

Он едва заметно выгибает бровь.

— Уверяю вас, вы ею не станете.

— Артем, — делаю еще шаг, и каблук гулко стучит по каменному полу. — То, что произошло вчера в моей квартире… кое-что было лишним. Я позволила себе слишком много. Это не повторится. И я не хочу давать никаких… ложных надежд.

Макаров ухмыльнулся.

— Надежд?

— Я не буду вышей любовницей, — быстро говорю на выдохе.

На секунду наблюдаю его замешательство.

— Я и не планировал делать из вас любовницу.

— Все происходящее похоже именно на это. Я не знаю зачем это вам. Может быть вы закрывайте какой-то долбанный гештальт, но я не хочу ссориться с вашей женой, и уж тем более с вашей матушкой, которая при первой же начала попрекать меня деньгами!

Сама не замечаю, как говорю лишнее. Не то, чтобы Макаров не знал этой детали нашего прошлого, но мне приходится буквально прикусить язык, чтобы замолчать. Но как же это, черт возьми, тяжело.

— Я обещала. Я продала свое молчание, черт возьми! — голос срывается на крик, эхом отозвавшись в каменных стенах. — И я привыкла держать слово. Не собираюсь нарушать его из-за твоего эгоистичного желания все ковырять!

Понимаю свою ошибку мгновенно. Субординация рухнула. А это значит, что мы снова переходим на личные темы.

— Не прикрывайся обещанием, данным двенадцать лет назад, — его голос становится низким. — Если ты такая принципиальная, давай я куплю это твое обещание. Заплачу в два раза больше моих родителей.

Возмущение бьет меня по лицу пощечиной.

— По-твоему я этого хочу? Денег?

Он молчит. Но взгляд не отводит. Вижу, как он напряжен до такой степени, что желваки заходили по челюсти, а на предплечьях проступили венки.

— Твоя скрытность… она наводит на странные мысли. Неужели надо делать такую огромную тайну из-за какого-то пустяка?

Весь мой пыл, вся ярость мгновенно испаряется.

— Потому что для меня это был не пустяк, — говорю тихо на фоне ноющей боли, что начинает напоминать о себе. — Двенадцать лет назад ты уже сделал свой выбор. Поступи же и сейчас разумно.

Резко разворачиваюсь, чтобы уйти, и в тот же миг мой каблук цепляется за старую деревяшку, вставленную в косяк. Дверь захлопывается прямо у меня перед носом.

Дергаю массивную железную ручку. Она не поддается.

— Дверь… заклинило.

Артем, нахмурившись, отстраняет меня и с силой надавливает на нее плечом.

— Такое с ней бывает, — сквозь зубы цедит он. — Ничего. Сработает датчик, охранники выпустят.

Прислоняюсь к холодной стене, закрыв глаза. Несколько минут. Всего несколько минут в этой каменной клетке с ним. Я переживу. Я должна.

И тогда случилось самое ужасное.

Свет — этот тусклый, желтоватый, но единственный источник, мигнул несколько раз и погас.

Тьма наступает мгновенно. Густая, тяжелая. Она вливается в уши, в легкие, под кожу. Я не вижу собственной руки перед лицом. Я не вижу его. Слышу только бешеный стук собственного сердца, готового разорвать грудную клетку, а потом тихий, но нарастающий звук детского плача.

Началось…