Тяжесть разговора с Аленой, как свинцовая гиря, давила на грудь, но перед Арсением я собрала всю волю в кулак. Мы закончили занятие. Я смотрела на его склоненную над тетрадкой голову, на серьезные детские глаза, и внутри все сжималось от страшной мысли: этот светлый, умный мальчик скоро останется без мамы. Слезы жгли горло, но я глотала их, улыбаясь и поправляя его небольшие ошибки. Вскоре к нам присоединилась Алена, бледная, но удивительно спокойная, и они ушли на прогулку.
Через час в окно я вижу, как на гравий парковки почти бесшумно въезжает черный мерс Артема. Сердце екает в груди. Это похоже на приступ радости, словно пес встречающий, своего хозяина с работы у дверей, но быстро гашу в себе это чувство.
Слышу, как он входит в дом. Его низкий голос, погруженный в деловой разговор, доносится из холла. Макаров проходит в кабинет. Не думая, на автомате, следую за ним.
Закрываю за собой дверь, как раз в тот момент, когда Артем завершает вызов и начинает выкладывать документы из портфеля.
— Ты меня обманул! — мой голос звучит резко, может даже истерично с нотами раздражения и боли. — А если бы я там с ума сошла?!
— Ты о чем? — защелкивает застежку портфеля.
Его спокойствие взрывает меня изнутри. Походу практически вплотную, встав между ним и столом, заставляя его наконец встретиться со мной взглядом.
— О том, что мы могли открыть ту чертову дверь и выйти в любой момент. Это была ловушка. Сознательная.
Уголок его губ дрогнул в ленивой усмешке.
— Дай-ка угадаю. Алена?
— Алена, — тут же подтверждаю. — Она, знаешь ли, много чего рассказала. Например, о том, что вы в разводе. Зачем было делать из этого такой секрет? Неужели нельзя было сразу сказать? Я же спрашивала тебя…
Артем откладывает портфель. Медленно, неотрывно глядя на меня, делает шаг. Потом еще один. Я оказываюсь прижата бедрами к холодной столешнице, а он упирается ладонями в дерево по обе стороны от меня, замкнув в клетке из своих рук. Его запах… Дорогой парфюм, смешанный с ароматом его кожи, ударяет по поим обонятельным рецептором. Дурманит. Во рту сразу же появляется фантомный вкус его кожи на кончике языка.
Мне приятна его близость. И от этого злюсь еще сильнее.
— Неприятно, да? — тихо произносит Макаров, — когда тебе не отвечают на твои вопросы?
— Это что, месть?
— Нет. Это соблюдение договора. Ни одна живая душа не должна была знать о разводе. Чтобы это не просочилось куда не надо.
— Я никому не расскажу.
— Благодарю, — он кивает, и его пальцы находят прядь моих волос. Накручивает ее на палец, играя, его взгляд скользит по моему лицу, губам. Макаров делает последний шаг, и все его тепло, весь его объем окутал меня.
— Я соскучился, — шепчет у моего уха, низко, слегка хрипловато.
Его губы касаются моей скулы. Мягко, почти невесомо. Прикрываю глаза, позволив этой волне близости накрыть меня с головой.
Я тоже дико соскучилась.
Против воли, вопреки всем клятвам держаться подальше. Стоило ему появиться, и все мои планы летят в тартарары, сгорая в том огне, что он разжигал одним прикосновением.
— Вообще-то я все еще на тебя злюсь, — бормочу, не открывая глаз, чувствуя, как его пальцы скользят по линии моей челюсти к шее.
— Твое право, — Макаров целует мою кожу, двигаясь к ключице, оставляя на ней обжигающие капельки. — Просто скажу, что я уладил дела с коллекторами. Вы им больше ничего не должны.
Я резко открываю глаза, отодвигаюсь, чтобы видеть его лицо.
— Серьезно?
Макаров улыбается. Довольной, хищной улыбкой человека, который знает цену своему козырю и понимает, что тот безотказно работает.
— Серьезно. За вашей квартирой больше никто не следит. Ты можешь вернуться. Но я бы хотел, чтобы ты осталась.
Он не дал мне опомниться, не дал обдумать его слова. Его губы находят мои в жадном, властном поцелуе, который стирает все мысли, все сомнения. Отвечаю с той же отчаянной силой, вцепившись пальцами в его рубашку.
Артем резко разворачивает меня спиной к себе. Его руки задирают платья. Ладонь, теплая и широкая, ложится на мое бедро, а затем скользит вперед, к самому чувствительному месту, уже влажному от возбуждения. Макаров ласкает меня сквозь тонкую ткань белья, находят пучок нервов и начинает мягко надавливать на него. Его губы жгут кожу на шее, на плече. Издаю тихий, беспомощный стон, прогибаясь назад.
— Я отдам тебе все до копейки, — бормочу в каком-то бреду наслаждения.
— Считай это моральной компенсацией, — шепчет в ответ, и его пальцы становятся настойчивее, искуснее. Проникают между складками, слегка надавливают, дразня.
Он сказал, что скучал. Сказал, что хочет, чтобы я осталась. Но где-за за этой дверью была его бывшая жена. Его сын. Мне казалось, я чувствую их присутствие сквозь стены, их незримые взгляды.
— Артем, — с трудом выдыхаю, хватая его за запястье. — Мы… мы не должны…
— Мы кое-что вчера не закончили, — его голос звучит твердо, без колебаний, но с диким желанием.
— Не знаю как ты, — дыхание у меня сбивается окончательно, приходится облизнуть пересохшие губы, прежде чем продолжить, — но я… заКОнчила.
Чувствую, как Макаров улыбнулся, прижавшись щекой к моей макушке. Его рука мягко надавливает на мою поясницу, заставляя прогнуться и лечь грудью на прохладную деревянную столешницу, прямо на бумаги.
— Здесь же документы…
— Контракты всего на лям. Мне нравится, что ты носишь платья, — звучит над ухом, и его руки задирают ткань, обнажая кожу. — Это удобно.
Слабо улыбаюсь и в тот же миг резко вскрикиваю, когда его ладонь шлепает меня по ягодице. Острое, жгучее ощущение разливается волной, смешавшись с гудевшим внутри возбуждением. Мое белье скользит по ногам вниз.
Слышу звук расстегивающейся молнии, и через мгновение чувствую теплую, упругую головку его члена, прижавшуюся к самой чувствительной точке. Тело дергается в предвкушении.
Макаров не спешит, мягко размазывая нашу общую влагу, пытливо касаясь, пробуя. А меня трясет, словно в лихорадке. Тело еще помнит вчерашнюю неистовую гонку в погребе и жаждало еще. Неторопливо или быстро, страстно и жгуче. Все в его исполнении просто совершенно.
Он входит медленно, давая привыкнуть каждому сантиметру, заполняя до предела. А потом начинает двигаться. Сначала плавно, почти нежно, следя за каждой моей реакцией. Потом ритм ускоряется, становится глубже, увереннее, не оставляя места ни для мыслей, ни для угрызений совести. Стол поскрипывает в такт его мощным толчкам, бумаги с шуршанием падают на пол, часть сминается под моей грудью.
Пальцами цепляюсь в полированное дерево. Ловлю ртом воздух, заглушая стоны, пока волны наслаждения не накатывают с такой силой, что мир на секунду погас, оставив только пламя в животе и его хриплый стон у меня за спиной.
Когда Макаров выходит из меня, я еще несколько секунд лежу, не в силах пошевелиться, чувствуя, как бедра сладко ноют, а ноги стали ватными. Потом слышу, как он снимает презерватив, и легкий шлепок о дно металлической урны.
Я с трудом поднимаюсь, тяну платье вниз, поправляя сбившуюся ткань. Артем подходит ко мне. Мягко, нежно, целует меня в губы.
— Я не дам тебе уйти, Валерия, знай это. Я только тебя нашел и… — он не договаривает, но в его глазах читается та же одержимость, что и двенадцать лет назад.
Разве это возможно…
— И как ты представляешь наше проживание под одной крышей? Твои работники рано или поздно начнут шептаться. Это может дойти и до Арсения.
— Это я улажу. Сейчас я обещал провести время с Аленой и сыном. А вечером… может, поужинаем вместе?
— Давай, — киваю. — Тем, мне жаль. Даже несмотря на наше прошлое, но я бы никому не пожелала, чтобы… — слова застревают, и я не могу договорить, — так.
Его костяшки пальцем мягко касаются моей щеки.
— Не скажу, что все нормально, но… Я больше переживаю за Арсения.
— Я рядом.
Возвращаюсь в свою комнату, чувствуя странную смесь опустошения и странного, нездорового покоя. И тут мой взгляд падает на кровать. Телефон лежит на подушке и вибрирует.
Сообщение от Итона. Открываю его, и сердце падает, застучав где-то в районе пяток панической дробью.
«Мы около твоего дома. Скоро будешь?»