«— Пустите меня к нему! — мой крик разрывает горло, превращаясь в хриплый вопль. Пальцы, побелевшие от напряжения, впиваются в ледяные прутья ворот. Казалось, еще немного и я вырву их с корнем. — Я должна с ним поговорить!
Боль сдавила грудь так сильно, что еще немного и ребра треснут с сухим хрустом. Перед глазами пляшут черные пятна, сквозь которые я с трудом разглядела появившуюся по ту сторону ворот фигуру.
Его мать.
Она стоит недвижимо, словно изваяние из холодного мрамора.
— Уходи.
— Пять минут! Дайте мне всего пять минут! — мольба вырывается вместе с новым приступом рыданий.
Она приближается к воротам той самой утонченной, мерной походкой и наклоняется так, что я чувствую запах ее дорогих духов.
— Я не дам тебе ни секунды после того, что ты натворила, мерзавка.
— Пожа-алуйста... — ноги подкашиваются, и я, не в силах больше держаться, оседаю на холодные камни. — Мне нужно его увидеть...
— Зачем? — она коротко и ядовито хмыкает, глядя на меня свысока. — Он даже не узнал тебя. Так что убирайся. И чтобы я больше никогда не видела тебя рядом с моим сыном. Иначе... — она делает паузу, давая мне прочувствовать тяжесть этой угрозы. — Ты прекрасно знаешь, на что я способна. Разберись с этим, — бросает она через плечо охраннику, уже разворачиваясь к дому.
Я не слышу звонких, удаляющихся щелчков ее каблуков. Их заглушал грохот собственного сердца в ушах и надрывный, животный вой, который вырывался из моей груди.
— Ну, давай, Лерок, не упрямься, — крепкие мужские руки обхватывают меня за плечи, поднимая с земли. — Не заставляй действовать силой.»
Такси уезжает, оставив меня один на один с моим личным адом. Выхожу из машины и застываю, будто вкопанная, наплевав на дождь. Ноги отказываются слушаться, вцепившись подошвами в землю, не желая делать и шага вперед.
Передо мной возвышаетсяся он. Тот самый двухэтажный коттедж, чьи стены, никогда меня не принимали. В моих воспоминаниях он был больше, мрачнее, чем в действительности.
Воздух, пахнущий мокрой травой и дорогим гранитом, мне отвратителен. Каждая молекула здесь напоминает о моих днях унижения.
Возвращаться в место, откуда тебя вышвырнули, как надоевшую дворнягу, мягко говоря… неприятно.
Мне просто нужно забрать свои деньги за урок и поставить перед фактом, что я больше на них работать не буду. Вот и все. Сухо и по делу. Это не должно быть сложно.
Собрав волю в кулак, делаю шаг, потом другой, и нажимаю на кнопку звонка.
— Вы к кому? — раздался безразличный мужской голос из динамика.
— Здравствуйте, я к Макарову… Младшему. Обо мне должны были предупредить.
Алена Андреевна только добавила свою каплю дегтя, когда сказала мне по телефону, что все денежные вопросы я должна решать с ее мужем и отправила по этому адресу. Адресу, дорогу к которому я предпочла бы забыть и больше никогда не вспоминать.
Физически чувствую, как невидимый взгляд охранника из будки сканирует меня через монитор. Молчание затягивается, становясь невыносимым.
— Лерок, ты что ли?
Щелчок звучит неожиданно, и тяжелые ворота поползли в сторону. Едва я переступаю порог, из будки выглядывает седовласый мужчина с добрым, округлым лицом и усами, которые сейчас расплылись в широкой, искренней улыбке.
— Лерок! Я сначала не поверил своим глазам!
— Привет, дядя Миша, — инстинктивно обнимаю себя руками, будто пытаясь согреться от внезапно нахлынувшей теплоты. Уголки губ дергаются в слабой, но настоящей улыбке.
Он смотрит на меня, и в его глазах читается не просто удивление.
Да, и я сама подумать не могла, что появлюсь здесь снова.
Дядя Миша помнил, как я отбивала в кровь кулаки об эти ворота. Как кричала до хрипоты и, обессилев, засыпала прямо здесь, на холодном камне, с одним-единственным желанием… просто поговорить с ним. И именно он, охранник дома Макаровых, не грубил и не гнал, как другие. Он молча приносил кружку сладкого чая и накидывал на плечи свою, пропахшую сигаретами, куртку. В тот момент это было дороже любого золота.
— Честно говоря, даже боюсь спрашивать, зачем ты здесь, — мнется он, и в его голосе слышится неподдельная тревога.
— Я учительница Арсения, — чувствую, как странно и нелепо звучат эти слова. — Алена Андреевна должна была предупредить обо мне.
Дядя Миша смотрит на меня с таким глубоким, отеческим сочувствием, что у меня начинает першить в горле. Он не просто помнит. Он понимает всю горькую иронию этой ситуации.
— Учительница… — тянет дядя Миша задумчиво, качая головой. — Вот как жизнь-то, Лерок, интересно складывается. Ну, беги скорее.