Что тебе я сделала? (СИ)

Глава 23

На секунду он будто спотыкается о мой наверняка враждебный взгляд. Лицо, имевшее задумчивый вид, суровеет, но глаза выдают истину: я отчетливо вижу заразившие темную синеву сожаление и вину.

Даже разделяющая нас дистанция помогает мало — вот насколько сильны эмоции Марка, которые он, разумеется, пытается утаить. От меня или себя — вопрос, размышлять над которым нет сил.

Поджав губы, я опускаю голову к стопке наличных в своих руках и молча возвращаюсь к работе. Раскладываю купюры по номиналам и толкаю денежный ящик. Сильнее, чем следовало бы, но, к счастью, на кассовых аппаратах Ярослав не экономил: электрический привод спасает и меня, и Марка от громких спецэффектов для хорошего скандала.

В зале стандартно играет музыка, однако, кажется, что здесь стоит тяжелая, закладывающая уши тишина. Давление растет с каждой секундой, в голове гудит. У меня дрожат освободившиеся от дела руки, а к сжавшемуся в спазме горлу подбирается ком. Имей я желание что-либо сказать — и то не сумела бы.

Впрочем, говорить нечего. По крайней мере я не представляю, что еще можно обсуждать в сложившихся обстоятельствах.

Ругаться бессмысленно, разбрасываться взаимными обвинениями — тоже. Между нами мертвое озеро не имевших шанса на жизнь надежд и боли, что не исцелить и годы спустя.

На полке под стойкой начинает вибрировать мой телефон. Очнувшись от ступора, я выключаю будильник-напоминалку и, не глядя на Марка, до сих пор не сказавшего ни слова и даже не сдвинувшегося с места, беру из стаканчика ключи.

23:00. Пора закрываться.

Я выключаю музыку, и тишина в зале теперь настоящая. Только из-за служебной двери, ведущей в кухню, доносятся приглушенные звуки разговора и гремящей в раковине посуды. Уборщица уже вымыла в зале полы, и мысленно я молю, чтобы никто из сотрудников сюда не вышел. Хотя бы в ближайшие десять минут.

Рука с ключами подрагивает. Прижав ладонь к бедру, я на ослабевших ногах выхожу из кассовой зоны, упрямо не поднимая взгляда. В поле моего зрения лишь ровно выложенный паркет и поблескивающие в искусственном свете носки мужских туфель. Выше я смотреть не желаю.

С каждым шагом отрывать ноги от пола ставится труднее. Озноб разбегается по всему телу, перед глазами мелькают черные точки, дыхание срывается. В груди, будто обезумевший в заключении пленник, ломится наружу сердце.

Расстояние до входной двери оказывается ничтожно небольшим. Я делаю вдох — и врезаюсь в аромат знакомого мужского парфюма, как в прозрачную, но оттого не менее непреодолимую стену.

Бег крови в венах ускоряется, озноб сменяется жаром, перед глазами на миг будто включают смазанный, но удивительно живой фильм: полумрак, резкие движения, прерывистые выдохи, трение тел друг о друга, вязкий, пропитавшийся сексом воздух.

Марк, Марк, Марк.

Его руки на моей коже.

Его губы на моих губах.

Его член внутри меня.

Мой стон. Его стон.

Жар. Пульсация. Онемение.

Я вздрагиваю и едва не отшатываюсь в сторону, едва помутнение разума сходит на нет. Господи, да о чем я думаю?!

Злость вспыхивает внутри, побуждая действовать. Больше не медля и не робея, я достигаю своей цели. Резко протянув руку вперед, хватаюсь за длинную ручку и открываю дверь.

Марк предельно близко. Исходящее от его тела тепло щекочет кожу, раздражая и будоража, вездесущий парфюм лезет в легкие. Стоять рядом с ним — пытка.

— Уходи, — выдавливаю я, прибывая в тумане охватившей все мое существо боли и едва разлепив сомкнутые будто намертво губы. — Кофейня закрывается.

— Аля… — В его голосе хрипота и сожаление, и… нежность? Или жалость?

Мне хочется рассмеяться. А может быть, заорать.

— Выйди. Или я вызову ЧОП. Мы. Закрыты.

Я не вижу, но чувствую, что Марк недоверчиво трясет головой. Не верит.

Мы оба знаем, что звонить я никому не буду. Кофемашина стоимостью с неплохую машину вне опасности, а Марк на короткой ноге с Исаевым. Наверное, если он хорошо попросит, то Ярослав легко разрешит ему топтаться на пороге и до следующего утра.

— Надо поговорить, — сообщает Марк хоть что-то существенное.

Я раздраженно веду плечом и встряхиваю связкой с ключами. Не хочу. Ничего с ним не хочу.

— Мы все уже обсудили, — отвечаю я вслух.

— Не все. — Голос Марка звучит чуть громче. — Если бы ты отвечала на звонки…

Я саркастично хмыкаю.

— Альбина… — Марк тяжело вздыхает. — Давай нормально поговорим. Пожалуйста. Это важно.

Я не хочу. Ни говорить, ни быть столь близко к нему. Ни сейчас, ни в будущем. Но сбежать все равно не получится.

— Ладно, — выдыхаю я повержено.

— Не здесь, — добавляет Марк поспешно, и я согласно киваю, не поднимая головы. Шея начинает затекать, но лучше так, чем снова посмотреть Марку в глаза.

— Не здесь, — соглашаюсь я. — Но мне нужно закончить с закрытием. Можешь подождать на улице.

— Чтобы потом ты сбежала через черный выход? — хмыкает Марк.

Я на миг даже теряюсь. Идея хороша, но меня не посетила, увы.

Возмущенно фыркнув, я-таки вставляю в замок ключ и закрываю дверь, а затем, резко развернувшись, ухожу обратно. Что делает оставшийся позади Марк — не мое дело.

Я завершаю уборку, отключаю часть техники и заполняю все необходимые формы, прежде чем уйти в подсобку и переодеться. Джинсовые шорты и черный лонгслив вдруг кажутся невзрачными, усыпанное веснушками лицо без макияжа — особенно непривлекательным. Утром стоило хотя бы ресницы накрасить…

Поймав себя на очередной уничижительной мысли, я с силой захлопываю дверцу шкафчика и нервно подхватываю со стола сумку-шоппер. Хватит думать о всякой ерунде.

Ребята с кухни тоже собираются уходить, мы прощаемся. Я обещаю все закрыть сама и возвращаюсь в зал.

Фигура Марка возвышается ровно на том же месте, и меня внезапно осеняет: он заметил вымытые полы и не стал топтаться по влажному паркету. Ощутив жжение в глазах, я принимаюсь часто моргать.

Это ничего значит. Марк может быть ангелом во плоти до конца своих дней, но один его поступок перечеркивает все остальное навсегда.

— Идем, — бросаю я тихо и снова поворачиваюсь к нему спиной. Смотреть в его виноватые глаза невыносимо. — Выйдем через служебку.

Звук его шагов аккомпанементом следует за мной на всем пути. Я выключаю свет и закрываю двери, ощущая впившийся между лопаток взгляд.

Наконец мы попадаем на улицу. Я делаю жадный вдох. Ночной воздух свеж, легкий ветер треплет волосы и развеивает отравляющий сознание мужской запах. Мысли немного проясняются.

— Ну, говори, — требую я, развернувшись к Марку лицом. Прятаться и дальше кажется совсем уж трусостью.

Я выдержу эти несколько минут. Выдержу.

Марк смотрит на меня внимательно. Настолько, что желание отгородиться от его взгляда каким-нибудь физическим объектом дает мышцам импульс и пальцы рук снова начинают подрагивать. Обняв себя за плечи, я остаюсь на месте.

— Идем в машину. Я отвезу тебя и по пути поговорим.

— Нет. — Я яростно трясу головой. — Я доберусь сама.

— Альбина… — Марк раздраженно проводит ладонью по волосам. — На улице ночь. Я отвезу.

Соблазн ляпнуть что-нибудь вроде «С каких пор тебя это волнует?» велик, но мне удается сдержаться. Более жалкий вопрос сложно придумать.

— Я не маленький ребенок, — возражаю я и тут же осекаюсь, ожидая реакции, но ее не следует.

Только тогда у меня получается сделать новый вдох. Надо же было додуматься и упомянуть в разговоре с Марком ребенка, пусть и абстрактного.

— Ты заканчиваешь очень поздно, — продолжает он как ни в чем не бывало. — Это небезопасно.

— Или ты переходишь к делу, или я ухожу. — Злость снова напоминает о себе, и очень вовремя.

Марк не отвечает. Секунду, две, три…

Взмахнув руками, я качаю головой и резко разворачиваюсь. На моем запястью вдруг опаляющим браслетом сжимаются мужские пальцы.

Я дергаюсь, но безуспешно. Марк острожно тянет меня назад.

— Альбина, стой. — Я предпринимаю еще одну попытку вырваться и расплачиваюсь тут же, когда и второе запястье попадает в плен.

Марку удается развернуть меня к себе. Наши взгляды сталкиваются вновь.

Я смотрю и не могу оторваться. В мрачные синие глаза. На словно похудевшее с нашей последней встречи лицо. На темные круги под глазами. На едва заметный залом между густых бровей. На поджатые тонкие губы.

Его жар и запах обволакивают меня в кокон, из которого целые пару мгновений я искренне не хочу уходить. Я вдруг чувствую, что запястья свободны, а ладони Марка скользят по моим рукам вверх-вниз, будто успокаивая.

Я выворачиваюсь и делаю шаг назад. У Марка чуть дергается щека.

— Я звонил, — говорит он наконец, — потому что нашлись покупатели на квартиру. Нужно назначить дату сделки и приехать на подписание. Если тебя устроит цена продажи, разумеется.

Разочарование обрушивается на меня неожиданной, сокрушающей волной. Я… ждала чего-то другого? Не знаю, чего именно, но точно не разговора о недвижимости.

Дура! Господи, какая я дура…

Резко опустив взгляд к собственным посеревшим от городской пыли кедам, я сглатываю сжавший горло ком и пытаюсь собраться. Сказать, нужно что-то сказать…

— Отлично, — мямлю я себе под нос. — И ты мог написать. Приезжать было необязательно.

— Это не все, — отвечает он.

Я замираю. Марк мнется, но продолжает, хоть и с явным дискомфортом:

— Мы не предохранялись, — сообщает он. — Если…

У меня вырывается истеричный смешок.

— Это ты, — говорю я со значением и намерением уязвить посильнее, — не предохранялся.

Вскинув голову, я наблюдаю, как Марк непонимающе хмурится. Мне горько и смешно.

— Ты на таблетках? — удивляется он.

Я грустно усмехаюсь.

— У меня эндометриоз, Марк. Если бы ты слушал, что я тебе когда-то говорила, ты бы об этом знал.

— Эндо… что? Это серьезно? — Появившиеся на его лице выражение абсолютной растерянности комично, но вместе с тем — отвратительно и причиняет боль.

Я качаю головой и снова усмехаюсь.

— Тебе важно знать одно: даже без таблеток мой шанс залететь от одного секса был бы крайне низок. Можешь не переживать.

— Я не…

— Все. — Я выставляю вперед руку, прерывая его словесный поток. — Если у тебя нет еще пары-тройки новостей, я поеду домой.

Марк медленно качает головой, прежде чем сказать:

— Я тебя отвезу. Это не обсуждается.

Я пожимаю плечами, но сдаюсь. Все равно ехать от кофейни до моего дома не больше пятнадцати минут. На споры с Марком времени уйдет не меньше, а я совсем не уверена, что продержусь еще полчаса без истерики.

Мне нужны плед, Бусинка и уединение в четырех стенах. И поскорее.

В машине и я, и Марк храним молчание. Нам не о чем больше говорить. Я уверена: эта встреча — одна из наших последних. Как только будет продана квартира, наше вынуждение общение закончится.

Когда Марк останавливает машину у моего подъезда, я выхожу, не прощаясь и не оборачиваясь. Я больше не могу рвать себе душу.