Что тебе я сделала? (СИ)

Глава 4

Я подписываю заявление о разводе в тот же вечер. А после реву, уткнувшись в диванную подушку: мне больно и страшно до выворачивающей внутренности тошноты.

Почему Марк так поступает? За что все эти издевки и колкие фразы? Что я такого сделала? Чем я могла так его… обидеть? Впрочем, нет, здесь должно быть что-то серьезнее обиды — или Марк попросту сошел с ума.

Или он и был таким? Равнодушным и жестоким? И никогда меня не любил? Но зачем тогда жениться?

Сотканная из полуправд и лжи путаница, словно затягивается вокруг моего горла сильнее после каждой попытки ухватиться за путеводную нить. Я ничего не понимаю. Неужели Марку удалось задурить мне голову настолько, что его истинные лицо и чувства успешно прятались в тени до самого последнего дня?

Снова и снова я ныряю в воспоминания, хотя любое мгновение из прошлого сейчас подобно острому осколку: с какого края не возьмись, все равно поранишься. Мне казалось, мы искренне любим друг друга и счастливы, что мы — семья.

Я бросилась в отношения с ним, как в омут с головой. Все свои мечты и надежды — вопреки прописной истине, что нельзя жить другим человеком и превращать его в свет в окошке, — я возложила именно на Марка. После знакомства с ним прежде туманное будущее вдруг обрело ориентир и перспективу.

Семья — волшебное слово, подействовавшее на меня как зов факирской флейты, — стала моим краеугольным камнем. Я забыла о намеченных до судьбоносной встречи с Марком планах: начать строить карьеру, найти хороших друзей, накопить внушительную по сумме финансовую подушку безопасности.

Как теперь выяснилось, очень зря. Уже второй раз я оказываюсь совсем одна в этом мире — видимо, потому что первый урок остался не выучен.

История с уголовным делом отца должна была навсегда вбить в мою голову одну простую истину: нельзя полагаться на другого человека на сто процентов. Даже на того, кто вроде бы заботится о твоем благополучии. Пусть и исключительно социально-биологическом.

По-настоящему моему отцу было на меня плевать. Правда, едва ли не двадцать один год своей жизни я искала ему оправдания и верила, что он хотя бы капельку, но меня любит. По-своему.

Скупо и холодно, но все-таки любит, как все родители любят своих детей. Тем более я жила с ним — точнее обитала на задворках его насыщенной жизни — с самого рождения.

Да, он едва ли проводил со мной время. Да, он всегда был занят: работой, важными гостями, поездками и командировками. Женщинами. Отдыхом. Алкоголем.

Кто угодно шел в списке его приоритетов выше, чем я со своими наивными попытками заполучить внимание единственного родителя. Даже моя старшая сестра — дочь отца от первого брака и младший брат — его сын от последней любовницы — значили для него куда больше. Что стало очевидно, когда отца посадили.

Его многочисленное и, разумеется, незаконное имущество оказалось записано на всех, кроме меня: на бывшую жену, на моих брата и сестру, на нескольких любовниц. Доли в бизнесе, жилая и нежилая недвижимость, деньги — отец подстелил соломки всем. Но не мне.

Об уголовном деле и аресте отца я узнала в один день. Как и о том, что дальше жить предстоит исключительно за свой счет. Потому что обо мне отец, погруженный в собственные проблемы, не подумал.

Естественно, никто из его окружения не собирался делиться своим куском пирога. Напротив, предоставься шанс — они отобрали бы и доставшуюся мне от бабушки по матери квартиру. Именно ее я сдавала, вынуждено переехав к однокурснице на другой конец города, пока не познакомилась с Марком.

Как иронично, что то жилье забрал уже он. Интересно, не специально ли?

Мысль о том, что все действия Марка в недавнем прошлом неслучайны, прочно оседает в моей голове. Вопреки попыткам не зацикливаться на плохом, я все равно раз за разом возвращаюсь в прошлое в надежде — терзании ли? — отыскать причину случившегося.

Предположения, сомнения и догадки топчутся по моему измученному сердцу бесцеремонной тяжестью. Но отмахнуться от них нелегко. Еще и потому, что поговорить мне попросту не с кем.

Ни в школе, ни в университете надежными друзьями я не обзавелась. Нельзя сказать, что виной тому было отсутствие действий с моей стороны. Старалась ли я подружиться или держаться в стороне, результат, увы, не менялся: одноклассники, а затем и одногруппники предпочитали поддерживать со мной приятельские отношения, но не более того.

По странному бзику отец отдал меня в самую обычную школу и среди детей из зачастую небогатых семей я была белой вороной и музейным экспонатом в одно и то же время. Никто из них не имел желания связываться с дочкой топ-менеджера из госкорпорации.

Несмотря на упорные старания мимикрировать под заурядного ребенка у меня не выходило. Люди вокруг отказывались воспринимать мое существование вне образа моего отца.

Родители и учителя относились ко мне с опаской, и это чувствовалось. Дети — те, что посмелее, — смеялись над водителем и охранниками, с которыми я приезжала в школу. Кто-то завидовал вещам, которые их родители не могли себе позволить. Кто-то просто следовал заветам старших и старался не вступать со мной ни в какие отношения. На всякий случай. Вдруг я на что-нибудь обижусь и пожалуюсь отцу?

Мое детство выдалось одиноким и в основном прошло за чтением и просмотром историй, где дружба имела определяющее значение и выдерживала любые испытания. В школьные годы я всем сердцем завидовала Гарри, Гермионе и Рону, Фродо и Сэму, Мии и Лили, Белле и Элис и отчаянно надеялась, что в университете дела пойдут лучше.

Что и случилось, но совсем не в той степени, о которой мне мечталось. До самого ареста отца я все еще не могла и шагу ступить без водителя и охраны, и один этот фактор ужасно влиял на мои отношения с людьми. Мне не было хода в обычный мир, но и в элитарный мир отца меня тоже приглашать не спешили.

О последнем я по-настоящему пожалела впервые только сегодня, когда принялась за поиски работы и быстро обнаружила, насколько тяжело получить хотя бы одно-единственное приглашение на собеседование. Целый день, проведенный за рассылкой резюме, пока оставался бесплодным. Телефон молчал, как и электронная почта.

Здравый смысл подсказывал мне, что не стоит ожидать мгновенной реакции, но тревога… Тревога выедала мои внутренности маленькой зазубренной ложкой.

Оставшись один на один с проблемами, я боялась не справиться и потерять все. Особенно сейчас, когда Марк буквально имел достаточно рычагов, чтобы толкнуть меня в долговую яму или на улицу.

Конечно, эту квартиру можно продать или сдать в аренду. Если мыслить рационально, то у меня в любом случае нет других опций. Как бы я ни надеялась найти хорошую работу с первой попытки, мне точно предстоит переезд в дом попроще. Текущий огромный платеж по ипотеке мог себе позволить Марк с его растущим ресторанным бизнесом, но никак не новоявленная выпускница экономического ВУЗа.

Еще пару дней назад моим первым порывом было собрать вещи и снять любую более-менее приличную однушку — только бы не проходить мимо закрытой двери в нашу бывшую спальню. Однако полчаса в интернете за чтением нужной информации подействовали на меня отрезвляюще: продажа квартиры оказалась не столь быстрым делом, как я предполагала. А еще очень, очень затратным.

По всему выходило, что внезапный переезд мне не по карману: требовалось куда-то перевезти вещи и Бусинку, нанять риэлтора и юриста, оплатить их услуги и не только, и самое сложное — не умереть с голоду до появления покупателя. Оставалось надеяться, что Марк не решит нарушить собственные обещания и квартира правда останется исключительно в моей собственности. Что делать в ином случае, я боялась представить.

Уснула я с тяжелым сердцем и утром подскочила на диване, едва телефон пиликнул уведомлением о входящем сообщении. Мне, в миг проникнувшейся надеждой о собеседовании, не сразу удалось принять, что текст на экране совсем не о том.

Марк Горин: «Сегодня в три у нотариуса. Подпишем соглашение».

Откинув одеяло, я на ослабевших ногах поднимаюсь с дивана. В голове с оглушительной громкостью стучит кровь, разволновавшееся сердце колотится в горле, вызывая тошноту. Оказывается, моя нервная система совсем не готова к встрече с Марком.

Рядом лениво отрывает голову от подушки Бусинка и, остановив на мне полусонный взгляд, издает писк, а затем спешит спрыгнуть на пол. На ее языке подобное поведение значит только одно: пора есть.

Вздохнув и растерев лицо ладонями, я иду следом за маленьким виляющим хвостиком к холодильнику. Привычными движениями выдаю ежедневную порцию мягкого корма, меняю воду в стакане: опытным путем мы с Мар… — не думать, не думать, не думать! — опытным путем было установлено, что пить из миски и даже навороченного фонтанчика Бусинка не собирается ни за что на свете. И, наконец, включаю кофемашину — увы, еще одно напоминание о Марке.

Ее нам подарил его приятель и партнер — Ярослав Исаев, владелец огромной сети кофеен по стране. В школьные и студенческие годы я бывала в них регулярно и никогда не думала, что однажды познакомлюсь с создателем — на вид еще молодым мужчиной, оказавшимся отцом взрослой дочери и потерявшим жену несколько лет назад. Тогда Ярослав оставил о себе исключительно положительное впечатление. Я никогда не встречала настолько приятного и обходительного мужчину.

Знал ли он, какой Марк монстр? Или все представители мужского пола именно такие и кромсать чужие сердца для них в порядке вещей?

Я сглатываю подобравшийся к горлу ком и отправляюсь в ванную. Мне хочется плакать, но рыдания до встречи с Марком под тотальным запретом: обойдется без наверняка приятного для него наблюдения за моим опухшим от слез лицом.

Нездоровая злость становится хорошим топливом для сборов к нотариусу. За завтраком и после я погружаюсь в поиск информации о разделе имущества и очень стараюсь подготовиться к любым вариантам развития событий.

Плохо, что юридического образования у меня нет. В интернете огромное количество статей, написанных понятным обычному человеку языком, где разъясняется многое, однако сложно отделаться от ощущения, что нюансы я все равно упускаю. Вероятно, так и есть.

Увы, позволить себе юриста я вряд ли смогу. Моя единственная опция — ничего не подписывать, если условия в документах будут сомнительного характера, и тянуть время. Как только у меня появится работа, я почувствую себя свободнее. До тех пор тратить оставшиеся на карте деньги куда бы то ни было, кроме обязательных нужд, мне попросту страшно. Я еще не забыла, как осталась почти без копейки после ареста отца.

За чтением время пролетает быстрее, чем хотелось бы. Тревога возвращается уже за час до выхода из дома, и ресницы я крашу трясущимися руками.

Выглядеть так, словно весь мой день прошел за сборами, точно не в моих планах. Как и, напротив, предстать перед Марком в облике потерявшей с его предательством смысл жизни замарашки. Поиск подобающей случаю одежды затягивается, и я выбегаю из квартиры, раздосадовано поглядывая на часы. Придется ехать на такси.

Оказавшись в машине, я нервно расправляю на коленях плиссированную юбку и делаю несколько быстрых, глубоких вдохов и медленных выдохов. Может быть, стоило одеться построже? Я в последний момент выбрала одно из своих любимых летних платьев вместо офисного костюма — решила, что не стану менять собственный стиль оттого, что Марку потребовалось развестись.

Нет уж, его предательство не заставит меня сомневаться в своей внешности. Я не побегу стричь каре и не стану красить губы алой помадой каждый день.

Я умная. Я красивая. Интересная. Веселая. Не душная. Заботливая.

Я его любила. А он оказался чудовищем.

Вот кому стоит пересмотреть собственное нутро. Но вряд он это осознает.