Что тебе я сделала? (СИ)

Глава 30

— Вот и все, Альбина, — подводит итоги оперировавшая меня доктор Маргарита Юрьевна, — отпускаем вас домой. По рекомендациям, ограничениям и лечению я вам уже все сказала, в выписке информация, разумеется, продублирована. Если возникнут вопросы, мой номер у вас есть, звоните, не стесняйтесь.

Я киваю и благодарю ее еще раз:

— Спасибо, Маргарита Юрьевна. Мне очень с вами повезло.

Она сдержанно улыбается, прежде чем сказать:

— Это моя работа. И нам крайне повезло, что Марк Анатольевич так быстро сориентировался в ситуации и доставил вас к нам буквально за десять минут. Вы первая в моей многолетней практике пациентка с апоплексией, приехавшая в больницу почти незамедлительно. Иногда женщины приезжают на следующий день — и тогда отделаться малоинвазивной операцией уже не получается. Мы обошлись малой кровью — и буквально, и фигурально.

— Да, я понимаю. — Мой ответ звучит слабо; наверное, со стороны может показаться, что я не осознаю степень собственного везения.

Отчасти, так оно и есть. Не считая дня операции, я провела в больнице двое суток, но странное ощущение отстраненности не исчезло до сих пор. Как будто все, что случилось с той минуты, когда мой живот вдруг полоснуло резкой болью, произошло вовсе не со мной.

Поездку в клинику я почти не помнила, как и диагностику перед операцией. Очнуться после анестезии в палате было едва ли не неожиданностью.

Наверное, будь я в сознании на протяжении всего пути, воспринимала бы случившееся куда более реальным. У меня же были только полубредовые, затуманенные обрывки воспоминаний и отголоски смазанных разговоров.

Я не успела толком испугаться — сначала отвлеченная сосредоточившей на себе все мое внимание болью, а после попросту отключившись. Даже на следующий день, вбив в поисковик свой диагноз и название операции и перечитав с пару десятков статей, я осмысляла случившееся, как будто продираясь сквозь вязкий и густой туман.

Зато боль была более чем реальной. Подниматься с постели и ходить по палате, как того требовал медперсонал клиники, не хотелось категорически. Утром я почти плакала от боли и, заодно, от раздражения на саму себя: никто бы не посчитал мою операцию тяжелой, почему я такая слабая?

Когда принесли завтрак и вместе с ним мой телефон, мне было не до еды. Кое-как добравшись до постели, я боролась с тошнотой, что усиливалась, стоило мне слишком резко вдохнуть и тем самым спровоцировать еще и боль в ключицах. Как выяснилось, даже держать телефон — простейшая поза, повторяемая мной изо дня в день всю жизнь, — было сейчас крайне не комфортно.

Поморщившись, я наконец разблокировала экран и подключилась к местному вай-фаю. Как только сознание немного прояснилось вместе с обстоятельствами: частная клиника, операция, отдельная палата, — во мне засвербела острая необходимость скорее написать Марку.

Он, однако, успел отправить сообщение первым.

Уставившись на фото посапывающей у стакана с водой Бусинки, я боролась с упорно подкрадывающимися к ресничному краю слезами. То ли вызванными чувством благодарности к Марку, то ли чувством жалости к самой себе.

Еще до завтрака я успела столько всего надумать! Смирилась с тем, что придется звонить Марине и просить ее присмотреть за Бусинкой — неуместная и, вероятно, обреченная на провал идея: мы не были подругами, и жила она на другом конце города; кататься до моей квартиры ради кошки Марина наверняка не захотела бы.

С каждой минутой понимание степени моей изолированности от людей подбиралось к разуму ближе и дышать становилось все труднее. Меня охватывала паника, потому что обратиться за помощью оказалось буквально не к кому. Я была совершенно одна. Ни родственников, ни друзей.

Узнать, что Марку не потребовалось даже моей просьбы, было сродни чуду. Впрочем, своей реакции я устыдилась сразу: он ведь и правда другой, просто я таким его никогда не знала.

Именно Марк привез меня в больницу. Не ограничился вызовом скорой, пустив ситуацию на самотек, а сориентировался и нашел наиболее близкую клинику, доставив меня к врачам в рекордные сроки. Я была ему бесконечно благодарна и бесконечно обязана.

«Спасибо тебе! — написала я искренне. — И за Бусинку, и за помощь, и за клинику. Я обязательно все верну!»

Наверное, последнее писать не стоило — Марк, теперешний Марк, вряд ли оценит мое нежелание быть ему должной. Но иначе я не могла.

В конце концов, так и не дождавшись ответного сообщения, я задремала. А проснулась от инородных для тишины моей палаты шорохов.

В изножье кровати возвышался привычно одетый в черное Марк. Синие глаза были прикованы к моему лицу.

— Привет, — сказал он тихо.

— Привет, — пробормотала я хрипло, охватывая взглядом как Марка, так и ношу в его руках. Не заметить ее было бы невозможно.

— Это тебе. — Словно получив от меня какой-то невербальный сигнал, Марк отмер и прошагал вперед, а затем решительно водрузил огромный букет сирени на прикроватную тумбу.

Тягуче-сладкий майский аромат стал осязаем до пощипывания в носу. Я смотрела на букет во все глаза и не верила.

Сирень в декабре? Мне и в голову не приходило, что ее продают в цветочных круглый год. Никто и никогда не дарил мне мои самые любимые цветы.

— Откуда ты?..

— В последние месяцы я иногда заходил на твои странички в соцсетях и… — Марк смущенно кашлянул.

Я почувствовала, что краснею.

В прошлой, беззаботной жизни, когда отца еще не арестовали, мне нравилось вести что-то вроде личного блога в формате скорее рекомендаций, чем откровений. Я охотно и часто сохраняла то, что мне нравилось: книги, музыка, фильмы и сериалы, визуалы — от цветов до людей, места для будущих путешествий и многое другое.

С тех пор соцсети были забыты и заброшены. Настолько, что даже о настройках приватности я не подумала, хотя из моего профиля и правда можно было узнать многое.

— Иногда? — уточнила я и, справившись с собой, остановила на Марке ожидающий взгляд.

У него чуть зарделись щеки.

— Нередко, — скорректировал он свой изначальный ответ, и к тянущей боли в области живота внезапно примешалось ощущение локальной невесомости. Как при прыжке с большой высоты.

— К-хм, — испугавшись взятого направления в разговоре, я поспешила сменить тему на более предсказуемую: — Спасибо тебе. И за цветы, и за помощь, и за Бусинку. Я обязательно с тобой рас…

— Даже не думай, — оборвал меня Марк на полуслове. — Ты ничего мне не должна. Забудь, хорошо?

— Но…

— Пожалуйста, — попросил он. — Это ни к чему тебя не обяжет. Я не стану навязывать свое общество больше необходимого. Я просто хочу помочь.

— Я не имела в виду…

— Тем более. — Он мягко и грустно улыбнулся. — Просто поправляйся, ладно? Я присмотрю за Бусинкой, все будет в порядке.

— Спасибо, — поблагодарила я вновь, не представляя, что еще сказать: мы оба знали, что других близких — какая ирония! — у меня нет.

— Это меньшее, что я могу для тебя сделать, — произнес он серьезно, и сосредоточенность его взгляда отозвалась в моем теле мурашками.

Я растеряно промолчала. У Марка тоже как будто бы закончился заготовленный текст.

— Аля?

— Да? — оторвавшись от созерцания собственных рук, я вновь посмотрела на Марка.

Серьезный, собранный и вместе с тем явно не успевший нормально отдохнуть, он не отводил от меня глаз и выглядел напряженным до предела.

— Я хочу извиниться, — сказал он после недолгой, но мучительной паузы. — За вчера. Моя настойчивость была неуместна, ты ее не хотела. Больше я не позволю себе ничего подобного. Я не отказываюсь от своих слов — я действительно хочу быть с тобой, и мне жизненно необходим второй шанс, но… — Сглотнув, Марк дернул верхнюю пуговицу рубашки, расстегивая воротник, а после неожиданно свернул начатую им же самим тему: — Извини, лучше мы потом поговорим. Ты после операции, тебе нужно отдыхать, а не слушать всякую чушь. Ни о чем не переживай: все формальности улажены, тебя, вероятно, выпишут завтра. Я за тобой приеду и отвезу домой, хорошо?

— Хорошо, — пробормотала я растеряно.

Под действием лекарств и под давящей усталостью после операции мозг соображал туго и долго. Я еще продолжала осмысливать сказанные Марком только что слова, когда он сделал первый шаг к двери:

— Тогда не буду мешать тебе отдыхать. До завтра.

— До завтра, — повторила я машинально.

Лишь когда за Марком с тихим хлопком закрылась дверь, мне подумалось, что он надеялся на другой ответ. На приглашение задержаться.

Чем дольше я проигрывала наш короткий разговор в голове, тем сильнее убеждалась, что для Марка мое поведение выглядело однозначным, и я не знала, хорошо это или плохо.

Спустя несколько минут руки сами потянулись к телефону. Зайдя в свои соцсети, я поспешно пролистываю ленту от начала до конца, пытаясь взглянуть на каждую публикацию глазами Марка.

Что он думал, когда видел эти фотографии? Когда читал понравившиеся мне цитаты из книг и фильмов? В нем откликнулось что-нибудь так, как однажды откликнулось во мне?

Задумавшись, я едва не пропустила первый пост с сиренью, отмеченный красноречивой припиской «Мои любимые цветы!!!» . Лишь в последнюю секунду мой палец ударился об экран, заставляя карусель замереть.

Обработанные фильтрами по моде четырехлетней давности фотографии теперь казались устаревшими, но красивыми. Пышные соцветия сирени, как и всегда, цепляли мой взгляд, пока в глаза не бросился темнеющий выше текст.

Фиолетовая сирень на языке цветов:

«Мое сердце полностью принадлежит тебе»