Чуть больше года спустя
— Это просто вау! — Моим восторгам нет предела последние пару часов. Идущий рядом Марк с улыбкой качает головой. А я продолжаю тараторить, хватая его за горячее от палящего солнца плечо: — Ты же видел ту черепаху? Какая она огромная! А скатов? — Мне хочется прыгать от совершенно детского восторга.
— Видел. — Марк смеется и, поймав мою ладонь, тянет меня к себе и быстро целует в губы. — Я видел все то же, что и ты. Это и правда супер красиво.
— Я хочу еще! — заявляю я, фонтанируя энтузиазмом. — Как жаль, что уже завтра мы уезжаем. А так бы поплавали еще разочек.
— Конечно. — Марк обнимает меня со спины, теплые руки смыкаются под моей грудью, и я невольно покрываюсь мурашками вопреки жаркой погоде.
Это дома сейчас февраль с его вьюгами и резкими перепадами температур, а здесь, на Мальдивских островах, даже по ночам чуть меньше тридцати градусов тепла по Цельсию и ни намека на осадки.
Мы оба преимущественно обнажены — мой купальник-бикини и купальные шорты Марка скрывают немного, — и прикосновение кожа к коже будоражит, как и всегда. Не знаю, сколько должно пройти лет, чтобы наш физический контакт перестал отзываться внутри меня пламенным вихрем.
— В следующий раз… — Я прерывисто вздыхаю, когда Марк прижимается губами к изгибу моей шеи. — М-м… В следующий раз нужно будет съездить на риф, где можно увидеть акул.
Две секунды спустя Марк смеется, и его дыхание лаской проходит по коже моего уха и щеки.
— Акул? — Не верит он. — Ты не боишься?
Я качаю головой.
— Нет. Ты же будешь рядом.
— Вряд ли я смогу победить акулу в равном бою, — замечает он со всей серьезностью.
Теперь смеюсь я.
— Ну, на это я и не рассчитываю. Ты нужен мне живым. И желательно здоровым. — Марк изумленно приподнимает бровь, у меня вырывается очередной смешок. — Я имела в виду, что ты точно убедишься, что место для снорклинга безопасное и акулы там очень милые и не кровожадные.
— Разумеется. — К моей радости улыбка не сходит с его губ, а глаза светятся весельем и самую капельку — лукавым самодовольством.
Впрочем, вполне обоснованным: этот прекрасный отдых организовал именно Марк, и, как и всегда, подготовился от и до. Я не знаю ни одного другого столь внимательного и заботливого человека.
— Спасибо. — Мне хочется посмотреть ему в глаза и поцеловать. Развернувшись в надежном кольце его рук, я, запрокинув голову, встаю к Марку лицом к лицу.
Синие глаза смотрят на меня с восторгом и желанием, путешествуя от лица к декольте и обратно — и так по несколько раз. Я довольно ухмыляюсь, убедившись, что неоправданно дорогой купальник все-таки того стоил.
Ловить жадные, восхищенные взгляды Марка — приятно до сладкого топления в груди и низу живота. Я никогда не считала себя особенно привлекательной и тем более — сексуальной, но реакции Марка доказывают обратное каждый день.
За этот год многое изменилось. Я стала спокойнее, увереннее. В нем. В себе. В наших отношениях.
Я открыла для себя секс по-настоящему и больше не испытываю порывов съежиться в комок при намеке на физическую близость. Напротив, люблю и наслаждаюсь каждым мгновением.
Синие глаза темнеют, руки на моей талии сжимаются чуть крепче. Марк шумно выдыхает и наклоняется вперед, одновременно чуть меня приподнимая.
Наши губы встречаются. Поцелуй становится откровенным и жарким в одно мгновение — мы оба с самого утра ждали, когда снова останемся наедине.
За нашими спинами шумит море, вокруг — ни души, а до арендованной виллы нужно пройти только пару метров, но нам никак не удается оторваться друг от друга. Момент прекрасен, и прервать его кажется кощунством.
Томительно собирающееся в каждой клетке удовольствие растекается по коже жидким солнечным светом, нервные окончания подрагивают, стремясь к большему контакту, мысли засыпают, уступая место одному главному стремлению слиться воедино. Сердце стучит в безумном темпе, дыхание срывается.
Я прижимаюсь к Марку так крепко, как только могу. Трусь о его горячий, покрывшийся легкой испариной торс грудью с затвердевшими сосками и шиплю сквозь зубы, когда шероховатые пальцы ненадолго ныряют под кромку трусиков, а затем требовательно сжимают ягодицы.
Когда ладони Марка устремляются выше, пропутешествовав по изгибу поясницы и ребрам к груди, я не могу сдержать ни дрожи, ни тихого стона. Ноги слабеют от секунды к секунде, кожа пылает и снаружи, и изнутри, и жаркий воздух ничуть не помогает остыть.
— Идем… скорее, — выдыхает Марк хрипло в мои губы, а затем резко поднимает меня над белоснежным песком.
Я взвизгиваю от неожиданности, но уже секунду спустя, сориентировавшись, обхватываю его за шею и осыпаю поцелуями каждый доступный мне кусочек его прекрасного тела. Напряженные мышцы под моими ладонями сокращаются то тут, то там, Марк шумно дышит и даже ругается сквозь зубы, когда я, совсем осмелев, забираюсь под резинку его шорт и мимолетно глажу кончиками пальцев твердый член.
— Я тебя… уроню… сейчас, — сипит Марк, врезаясь плечом в дверной косяк.
Хихикнув, я уверенно качаю головой:
— Не уронишь. Ни за что.
Конечно, мы успешно добираемся до кровати, куда Марк меня нетерпеливо опускает. Одежда слетает с нас в мгновение ока, и мы оба с облегчением вздыхаем, сомкнувшись в объятиях без преград. Наконец-то.
Лихорадочные, долгие и короткие поцелуи, мечущиеся по телам друг друга руки, хриплые стоны, быстрые, уверенные толчки — меня качает, как на волнах. Обхватив Марка руками и ногами, я поддаюсь ему навстречу, выгибаюсь в спине тем сильнее, чем ярче становятся ощущения.
Он поддается, и вес его тела, его ускорившиеся, ставшие более резкими движения вжимают меня в матрас. Я стону, раскрыв рот на столь необходимо, но так и не сделанном вдохе. Перед глазами пелена, кожу пронзает раскаленными иглами — так быстро и легко, что наслаждение лишь растет. Подбирается к главной точке и копится, обещая вот-вот то ли взорваться, то ли прыгнуть в пропасть.
И я лечу, когда ладонь Марка под моей поясницей, притягивает меня к нему особенно сильно вместе с очередным проникновением его члена. Тело вспыхивает, в ушах — шум. Содрогаясь от оргазма, я чувствую, как кончает Марк и протяжно выдыхаю от прокатившегося по мышцам импульса удовольствия.
Глаза закрываются сами собой. Пальцы путаются в мокрых от пота волосах Марка, чья голова лежит на моей груди. Мне так хорошо, что малейшее трение тел друг о друга провоцирует почти болезненную дрожь.
Мы лежим неподвижно, пытаясь отдышаться и прийти в себя. И в этом бесконечном мгновении абсолютной безмятежности и неги хочется жить.
Неожиданно я чувствую пробежавший по пальцу холодок и непонимающе открываю глаза. Сквозь пелену еще не пережитого до конца наслаждения Марк смотрит на меня с волнением и любовью. На моем безымянном пальце в мягком, рассеянном неплотными шторами солнечном свете сияет кольцо.
— Ты станешь моей женой? — выдыхает Марк почти нервно.
Мои глаза вдруг наполняются слезами. Совладать с подобравшимся к горлу комком получается не сразу, но я киваю и наконец шепчу:
— Да. Конечно да!
Я обнимаю Марка изо всех сил. Его губы, впечатавшиеся в мою щеку, растягиваются в улыбке.
— Я счастлив, — признается он тихо мне на ухо, словно в нашей спальне есть кто-то, кроме нас.
Мы садимся на кровати и смотрим друг на друга явно шальными глазами и смеемся словно безумные. Кажется, нас просто немного распирает от счастья.
Марк то гладит мою руку с кольцом, то поднимает ее к губам и оставляет на ладони или запястье поцелуи, и нежность, затапливающая меня с головой, почти невыносима — так ее много.
Однако есть и то, что меня беспокоит. Едва эйфория становится менее опьяняющей, в мыслях возникают и первые тревоги.
Наверное, Марк видит накрывшую мое лицо тень, потому что начинает обсуждение первым.
— Ты уже знакома с дядей и Лехой, — произносит он, и я понимаю, что он действительно угадал с тем, что меня волнует. — И ты им очень нравишься, надеюсь, ты это знаешь. — Я киваю. У нас и правда хорошие отношения: ни дядя Марка, ни Алексей ни разу не посмотрели в мою сторону косо и не сказали ничего плохого. — Тебя беспокоит моя мама?
— Да, — признаюсь я и кладу Марку голову на плечо. Перекусив доставленным на виллу обедом, последние полчаса мы сидим на постели уже одетые и готовые к серьезным беседам. — Я понимаю, что мы вместе несмотря не на что, но…
— Но ты бы хотела, чтобы все было честно? — продолжает он.
— Да. Меня напрягает, что мы как будто существуем не для всех. Это эгоистично, наверное, я понимаю, что твоей маме лучше не знать и…
Марк сжимает мою руку в просьбе остановиться.
— Я ей рассказал.
— Ч-что? — запрокинув голову, я бросаю на него полный ужаса взгляд.
— Я все ей рассказал. Еще в декабре.
— В декабре? — У меня срывается голос. — И… И как?
Марк отвечает мне спокойной, хоть и чуточку грустной улыбкой.
— Гораздо лучше, чем я мог предположить. Она поняла. Не сразу, но поняла. И, думаю, правда ей помогла.
— Помогла?
— Да. Как помогла мне. Узнать, что в случившемся нет виноватых, оказалось… Не облегчением, конечно, но чем-то близким к этому. Во-первых, потому что это означало, что от нас и правда ничего не зависело. Во-вторых, потому что не пришлось и дальше думать, что мы не смогли добиться для Миши хотя бы правосудия, ведь наказывать… некого. Звучит сложно и странно, но как-то так.
Я качаю головой и целую Марка в подбородок.
— Хочешь, я тоже поделюсь странной и сложной мыслью?
— Конечно, — хмыкает он и обнимает меня. — Слушаю.
— В прошлом году, когда мы начали встречаться заново, у меня часто было такое… странное ощущение. Будто… будто я только сейчас по-настоящему начинаю тебя любить. Как будто до все было миражом, фантазией, не основанной на реальности, а теперь — только теперь — я тебя вижу и знаю. Чувствую как часть себя, словно… словно мы переплелись, влились друг в друга на каком-то неведом уровне. Я… я очень пафосно изъясняюсь, да?
Повернувшись, Марк смотрит на меня, ни разу не моргнув. В его глазах — спокойное море, мудрое и бесконечное.
— Нет. — В его голосе слышится легкий сип. — Вовсе нет. Я тебя люблю, — признается он, снова целуя мое запястье. — Знай, что встреча с тобой меня спасла.
Часто моргая, я пытаюсь побороть слезы и тоже быстро целую ладонь Марка в ответ, а затем шепчу:
— А встреча с тобой спасла меня.