Чужими мы (не) стали (СИ)

17.

— Думаю, Нияз Рустамович, вы приняли верное решение... Если вина сотрудников доказана, незачем прощать. Прощение воспримут за слабость, поймут, что так можно делать, — Мария не посмотрела в сторону мужа, не кивнула ему для приветствия даже, словно перед ней совершенно чужой, незнакомый человек.

Буров довольно жмурился, как обожравшийся лев после удачной охоты. Как там у Достоевского? «Все ослабели, «ожирели» сердца. Всем хочется сладенького, материальной выгоды». Только не за его счет Прикрываться Максимке больше не кем. По рукам бить и журить? Его терпели только из-за жены. Что касаемо Лидии… Он обязательно озвучит ее мужу причину своего поступка. Рогоносец работает в начальников управления градостроительства при администрации и вряд ли станет терпеть позор.

Нияз протянул руку, указывая, что ее место по правую сторону от хозяйского кресла. Мария, поблагодарив Нияза взглядом, элегантно присела, подогнув юбку рукой. Спокойно обвела взглядом собравшихся, намеренно перескочив, через неприятные лица, словно их больше не существует. Она видела, как напряглись физиономии у тех сотрудников, которых она видела рядом с Максом и его любовницей в кафе. Узнали? Вот и ладненько... — хотелось потереть ладошки.

Максим то сминал свой экземпляр приказа об увольнении, то снова расправлял, будто не веря, что это случилось с ним. Вглядывался в печатный текст. Губы дергались в нервной улыбке: «Да, быть такого не может».

«Машка постаралась?» — он коршуном впился глазами в лицо Голубевой, не понимая, как из милой домашней девочки, вышло это... Макс раньше мог убедить ее в чем угодно, даже в том, что трава фиолетовая. Где та застенчивая и послушная Маша, что спрашивала: «Какой ему чай заварить: черный или зеленый?». Макс почувствовал, как внутри поднимается волна гнева и бессилия. Он всегда считал себя хозяином положения, кукловодом, дергающим за ниточки чужих жизней, плел аккуратно интриги за спиной босса. А теперь сам оказался марионеткой в чьих-то умелых руках

Уволенному и опозоренному публично, вдруг стало одновременно жарко и холодно.

От смешков в его сторону хотелось сбежать. Те, кто еще вчера жал руку и трещал, интересуясь: «Как дела?», открыто злорадствовал и метил на его освободившее место.

Лидка, закрыв лицо руками и свесив светлые космы тихонько плакала. Скрипнув стулом, выбежала, протискиваясь сквозь толпу у двери. Ей бубнили вслед.

Переглядывались. Пожимали плечами. Те, кто был в курсе их связи с Максом многозначительно улыбались... И настороженно поглядывали на новую «княгиню».

Власть сменилась и теперь нужно как-то приспосабливаться снова.

«Может, встать и тоже уйти?» — подумал Макс. Но, будто ноги отказали ему. Он не понял, как досидел до окончания собрания. За плечо его растормошила грымза —секретарша, предложив освободить рабочее место и пойти в отдел кадров.

— Я сам знаю, куда мне идти! — заорал Максим, соскочив и выпучив дико глаза. —Нашлись мне тоже, святоши! — выплюнул с ненавистью. Его, ценного специалиста, который столько всего сделал, просто вышвыривают, как использованный презерватив! Поняв, что скандалит в пустоту, все остальные уже разошлись он, шатаясь, и побрел по коридору.

В отделе кадров его встретила унылая женщина с вечной кислой миной на лице.

Она протянула ему бумаги, что-то невнятно бормоча бредятину о текучести кадров и магнитных бурях на солнце. Максим схватил бумаги, не глядя, и вышел на улицу.

Запнулся взглядом об курящего охранника на крыльце.

— Макс, че сыграем партейку в бильярд в обеденный перерыв? — сторожевой видимо, еще не был в курсе перестановок в фирме.

— Нет. Я тут больше не работаю, — Максим поднял голову и взглянул тоскливо вверх на некогда «родные» окна.

— А, ну бывает, — секьюрити щелчком стряхнул пепел с сигареты аккуратно в урну.

— Всегда найдутся другие двери, — выдал что-то философское. Выражение его взгляда изменилось со «своего» на «чужой» моментально.

— Да, да, — закивал потеряно, Макс. — Ты абсолютно прав, бро.

Но сам он не верил ни единому своему слову.