Чужими мы (не) стали (СИ)

22.

Сорок дней — это такая дата, которая позволяет родным, утратившим близкого принять его уход. Смириться с неизбежностью. Если не простить, то понять часть поступков.

Стулья скрипели под весом прожитых лет и невысказанных слов. Каждый поднятый по армейской традиции стакан, каждый вздох, казалось, отдаются эхом в тишине комнаты, где еще недавно звучал громкий, жизнерадостный голос Ростислава.

Молчаливая трапеза под стук столовых приборов об посуду. Приехали сослуживцы из разных концов страны. Их человек пятнадцать. Мария кого-то помнила, кого-то вовсе не узнавала. Они вставали по очереди и говорил тосты. Душевные получались истории из жизни. Разные по содержанию, но их объединяло одно —полковник Ростислав Голубев был человеком с большой буквы. Никому не отказывал в помощи и не забывал памятных дат. Всегда позвонит, поздравит, поддержит.

«Хороший друг Верный товарищ. Его будет так не хватать...»

Маша следила глазами за матерью, пытаясь не пропустить момент. Вдруг станет плохо? Давление упадет или еще что... Нина Ивановна сидела с каменным лицом.

Иногда кивала, если к ней обращались. Прямая спина, плечи слегка опущены. На ней платье из синего бархата с белым воротничком и длинными рукавами. Не черное. Пепельно-русые волосы по плечам, а ни как обычно, в учительской скромной култышке. Мама казалась трогательной и ранимой. Бледной.

— Папино любимое платье, — отмазалась Мария от косых взглядов, что не были соблюдены традиции.

Бывшая жена бывшего начальника части, которая самопровозгласила себя близкой подругой вдовы, закивала. Она утирала платочком совершенно сухие глаза и вставляла после каждой сторонней реплики: «Да, как же это? Молодой совсем. Так рано ушел». Театрально прижимала пухлую руку к большой груди. Тяжко вздыхала.

Маша и Нияз переглянулись, одновременно поняв, что пора где-то уединиться и поговорить. После подачи горячего, которое разносили нанятые Буровым из ресторана люди, кто-то взял отцовскую гитару и терзал струны грустной песней.

Пьяные слезы. Хруст соленых огурцов от хозяйки, слава которых гуляла много лет Но, рецепт был передан только дочке по наследству.

Мария первая встала, подхватив пустой стеклянный кувшин из-под клюквенного морса. Откинула волосы за плечо, заплетенные в тугую косу. И ни на кого не глядя, отправилась на кухню... Где и так было тесно. Чужие люди толклись с посудой у мойки и у плиты. Буров организовал поминальный обед, чтобы Нина не утруждалась. Она, как ни удивительно, согласилась.

Маша, почесав рыжую макушку, думала: «Куда бы податься, чтобы никто не мешал?»

Массивное фигура Нияза показалась в проходе. Он тряхнул пачкой сигарет. Показывая, что собрался выйти на улицу покурить. Его рыжая сообщница махнула ресницами, согласившись на данный вариант.

Хлопнула входная дверь. Ей вручили наполненный кувшин с новым морсом. Мария решила по-быстрому поставить на стол и..

У нее чуть посудина из рук не выпала! Мама... Ее интеллигентная, воспитанная мама, схватив за волосы толстую «подружку» била ее головой об стол и рычала львицей, таким голосом, аж мурашки по телу поползли:

— Ты что, тварь. Думала, я совсем дура? Думала, не узнаю кто за всем стоит?

— А-а-а! Помоги-и-ите! — вопила, открыв большой рот экс-генеральша. — Она с ума сошла! Помогите-е-е!

Раздался утробный звук, словно кто-то блюет.

Остальные гости, состоявшие из мужчин, замерли, не смея им мешать. Когда еще такое увидишь? Внукам можно пересказывать, как две авторитетные бабы сцепились. Да, и не любили они Катьку... Скользкая и опасная тетка. Звание генерала можно было ей выдать, а не мужу. Как удалось бывшему начальнику части с ней развестись? Прямо медаль за такой подвиг выдать нужно. Катерина по головам шла, чтобы добиться своего. И черт возьми, на тебе! Нашлась на нее управа.

— Нина Ивановна, может не надо? — кто-то робко произнес и притих.

Противный звук гитарных струн, словно по ним напильником дернули. До зубной боли. Бывшие сослуживцы переговаривались. Прозвучало: «Где Нияз?». С края стола попадала посуда, когда воительницы дернули скатерть.

Возня. Крики. Отборный мат из уст генеральши.

— Отпусти, сука! Да, я тебя знаешь, что сделаю? — отбивалась Екатерина, как могла с перекошенным красным лицом.

Битва перешла в критическую фазу. Голубева повалила Катьку на пол и лупила руками и ногами, не разбирая куда бъет. Удивительно, что весовые категории не равны. Но, видать в Нине было столько адреналиновой праведной злости, что десятерым не занимать. Только улучив момент, полная коротышка изловчилась и пнула соперницу в живот. Нина отлетела в сторону как кегля, снеся стул.

— Сделайте, что-нибудь — не выдержали чьи-то нервы и мужики, немного протрезвев, решили растащить женщин.

Мария. выйдя из ступора, подобралась первой. В два скачка, оказалась рядом с Екатериной. Выплеснула прямо на генеральшу весь ледяной морс. Сверху посыпались остатки ягод.

«М-м-бурав» — выдала непонятное генеральша, напоминая сейчас жирную гусеницу, что хотела отползти под стол.

— Какого хрена происходит? — Буров явился под конец разборок.

Его темные глаза ошарашенно смотрели на разгром. На обтекающую и воющую Катьку в раскорячке на полу. Нину, сидящую в нелепой позе и ухмыляющуюся странной кривой улыбочкой, не сводящую с пухлой гостьи глаз. Глаз, полных запредельной ненависти.