Я ненавижу тебя, моя девочка, так сильно, что кожа на пальцах трескается, когда я сжимаю кулаки.
Моя рука сжала рукоять ножа, пытаясь передать ему всю мою ненависть.
Пальцы сжались в кулак. Черная перчатка затрещала, будто лопнула от холода. По полу поползли трещины, как по стеклу, когда мой гнев достиг предела.
Я подошел ближе, скользя взглядом по ее шее, руке, по ее губам. Моя тень полностью поглотила ее, накрыла собой.
Мои пальцы сами потянулись к её полуоткрытым губам, словно ловят ее дыхание. Я не коснулся ее. Не потревожил покой.
Медленно отводя руку, я прижал эти же пальцы к своей маске — к губам, словно поцелуй, которого не было.
Моя рука провела линию по воздуху в сантиметре от кожи, будто запоминала контур её лица. Словно я хочу отделить ее от всего мира.
Она спала, сжавшись, словно вокруг нее одни враги.
Я присел рядом с ней, видя, как подрагивают ее веки.
— Если бы не твое счастливое лицо во время свадьбы, на вопрос: «Кто против этого брака?», я бы не стал молчать, — прошептал я.
Она не ответила. А я продолжал пожирать ее взглядом, ее разорванное платье.
— Жаль, ты не слышишь. Они сейчас обсуждают, как лучше подать тебе яд. В сладком чае или в десерте? — прошептал я едва слышно, как шепчет тьма.
Она сидела в кресле, а я смотрел на нее из темноты. Я бросил взгляд на темный угол, где храпел конюх. Если конюх сейчас дернется или мне покажется, что он проснулся, я его убью.
Она простонала во сне. Стон вырвался из ее полуоткрытых губ. Мучительный, протяжный.
Я почувствовал, как от ее стона в штаны напряглись, заставляя задыхаться от желания.
Нет! Не сейчас…
Я смотрел на ее бледное лицо, слушал ее дыхание.
— Сейчас я — ненависть, которая хочет тебя — до крови, до слёз, до безумия, — прошептал я. — Но ты меня запомнила другим…
Она снова не ответила. Мне захотелось сорвать с нее платье, сжать ее тело так сильно, что она забудет, кто ее муж.
Я хотел, чтобы она закричала — не от страха, а от того, что я — зверь, которого она выпустила из клетки.
Я усмехнулся.
— Даже если ты будешь кричать. Даже если ты будешь биться. Даже если ты будешь ненавидеть меня… Ты — моя. Я хочу положить твоё сердце себе в грудь. Я хочу вдохнуть твой крик подо мной. Я не убью тебя, девочка. Я сделаю хуже. Я заставлю тебя просить, умолять, чтобы я взял тебя.
Она что-то шептала во сне. А ее лицо озарилось надеждой.
— Кому ты молишься, девочка моя? Ты хоть знаешь, кто тебя слышит?
Ну что ж, давай сыграем в игру. Кто услышал, тот и бог.
— У тебя очень жестокое божество, моя девочка, — прошептал я.
Моя рука крепко сжала рукоять ножа, а по зеркалу пополз иней.