Только сейчас я поняла, какими взглядами смотрят на меня мужчины.
«Охотники!» — пронеслось в моей голове.
Каждый из них считал своим долгом выразить мне соболезнования в связи с трагической и безвременной смертью моего мужа. Кто-то пытался взять за руку, считая, что именно так сможет поддержать меня в моем горе.
Молодые, старые, все они как один сливались в бесконечный поток сочувствующих.
Под ревнивые взгляды жен и невест каждый хотел задержаться рядом со мной подольше.
— Мадам не станет танцевать! Мадам разбита горем! — оттеснил от меня мужчин Лиор.
Танцевать? Да я готова была станцевать на краю пропасти, лишь бы снова почувствовать его взгляд. Лиор хотел спасти меня. А я… Я хотела упасть.
Я не ответила. Мои пальцы сжали черную бархатную складку платья. Разбита? Да, я была разбита. Но не горем. А двумя противоположными желаниями, рвущими меня на части. Одно — стать невидимкой, послушной женой, которая сидит в уголке и терпит. Другое — броситься в центр зала и закричать: «Я здесь! А ты? Пришел? Дай мне знак! Дай знак моему сердцу!».
Я положила две розы под портрет супруга. Цветы легли рядом с другими, став частью маскировки. Лжи, в которую играет весь зал, делая вид, что им ужасно жаль Лионеля.
«Извини, Лионель, — подумала я. — Эти розы — не для тебя. Они — для него. Для того, кто знает, что я рада твоей смерти. А гости? Выбирая между устрицами и твоей памятью, они бы предпочли устриц! Конечно, после того, что ты для меня сделал, мне проще засунуть эти розы в тебя, как в вазу, но придется положить их здесь. Традиция!».
Стоило мне только отвернуться, как меня обступили мужчины.
Все в черном. Все с улыбками. Каждый что-то говорил, кто-то пытался выразить соболезнования. Даже старенький дедушка, похожий на деревянную тощую куклу с механическими движениями робота, тоже решил выразить свое почтение. И тут же завис, пока его слуга не подсказал ему, что он собирался сделать мне предложение. Дедушка на мгновенье потерялся в пространстве, а ко мне подлетел мальчик лет шестнадцати.
— Вы так прекрасны! — прошептал он. И глаза его заискрились. Я смотрела на него, понимая, что среди холодных глаз охотников, этот мальчик единственный, кто претендовал на искренность. — Будьте моей женой!
— Так! Но это уже наглость! — произнес Лиор, оттесняя женихов. — Господа! Имейте совесть! Мадам, прошу вас, пойдемте!
Толпа женихов рассосалась, понимая, что кучей они ничего не добьются.
А я искала его взглядом. Все были в черном. Поэтому сливались. Среди мужчин было много высоких, плечистых, со светлыми глазами. А я даже не знала цвет его волос.
Неужели он не пришел? Неужели решил, что я выбрала Лиора?
Сердце неприятно сжалось, а я умоляла его дать знак, что он здесь. Среди гостей.
Я присела в роскошное черное кресло хозяйки, пока Лиор отваживал очередного ухажера, рассказывая ему о том, что его дети от первого брака будут явно недовольны его новой женитьбой.
Мужичок потрепанной лысоватой наружности ломился ко мне с горячим желанием засвидетельствовать свое почтение, но Лиор не пускал его.
В этот момент где-то в глубине зала, в самом темном углу, на стекле окна медленно пополз иней. Красивый, ажурный узор, словно чье-то дыхание замерзло на стекле. Я почувствовала это. По коже пробежал знакомый холодок.
Он был здесь.
Сердце вдруг так обрадовалось. Я почувствовала, как лихорадочно осматриваюсь по сторонам и ищу знакомый силуэт, знакомые глаза.
Я чувствовала, что он смотрел.
На меня.
На те самые серьги, которые едва не перешли к Лизетте.
На меня — его девочку, которая сердцем выбрала не свет, а тьму.
Он пришел.