Она целовалась с ним.
Я стоял за дверью столовой, не дыша, не шевелясь. Моя тень была частью стены, мой холод — частью мрака. Я слышал, как её дыхание стало тяжелее, когда он прикоснулся к её губам. Не грубо. Не властно. Просто… нежно. Как будто он боялся разбить её. Как будто она была хрустальной вазой, а не женщиной, чьё тело уже знало мой лёд, чьи губы уже шептали мне в темноте.
Он поцеловал её.
И я… Я зарычал внутри.
Не звуком. Не движением. Но внутри — там, где моя магия течёт по венам, как ледяная река, — всё взорвалось.
Магические знаки на руке вспыхнули, как костры в снегу. Потолок в коридоре покрылся инеем, как будто сама архитектура этого дома застыла в ужасе. Люстры задрожали, словно понимая, что я — не человек, а стихия, которая вот-вот сорвётся с цепи.
Он не знал, что я — первый, кто коснулся её души. Что я вырвал из неё десять лет молчания, превратив их в крик души и тела.
Что я — единственный, кто знает, как она дрожит, когда её тело вспоминает, как я сжимал её горло, пока она не забыла, что такое «нет».
Лиор Харт.
С его идеальными волосами, безупречной осанкой и холодом в глазах, который маскировался под заботу. Он стоял перед ней, как рыцарь из дешёвого романа.
Его пальцы скользнули по её запястью, где я оставил следы ремня. Следы, что должны были быть моими.
А теперь… Он. С его тёплыми руками. С его светлыми волосами. С его человеческой нежностью.
Он не хотел её тела. Он хотел её душу. Он хотел её исцелить. Он хотел, чтобы она забыла меня.
И если он думает, что может её исцелить…
Пусть попробует.
Пусть попробует вырвать её из моей тьмы.
Я не могу этого допустить. Она — моя молитва.
Моя проклятая, прекрасная, кровавая молитва.
Я не могу жить, если она забудет вкус моего льда.
Если она забудет, как я дышал ею, когда целовал её в темноте.
Если она забудет, что я — единственный, кто видел её настоящую. Кто не просил, чтобы она была красивой. Кто не требовал, чтобы она была чистой. Кто принял её — с её жаждой смерти, с её тьмой, с её желанием, чтобы я сжимал её горло, пока она не забыла, что такое дыхание.
И это — хуже, чем если бы он просто убил ее.
Они разошлись по комнатам, не заметив иней на потолке коридора. Я последовал за ней.
Пока что за ней.
— Послушай меня. Я надеюсь, что ты меня слышишь! — услышал я ее шепот. — Если ты убьешь Лиора, я никогда не выберу тьму. После такого никогда!
Значит, так, да? Значит, он тебе все-таки дорог.
Я направился к Лиору. В комнате было пусто. Я знал, куда он ушел. Куда он уходит каждую ночь.
Выскользнув из дома, я шел по цепочке следов, ведущих в фамильный склеп Делагарди.
Без единого шороха и скрипа я открыл старинную дверь. Без единого шороха, как хищник, который вышел на охоту, я спускался по ступеням.
— Ы-ы-ых! — послышался напряженный вздох.
Шелест каменной плиты, покрывающей саркофаг Лионеля, и лязганье лома, упавшего на каменные плиты, — вот единственный звук, нарушающий эту скорбную тишину.
Соблазн нанести удар из темноты был настолько велик, что я едва сдержался. Я пока просто наблюдал за тем, как Лиор сдвигает крышку саркофага.
Тяжело дыша и оперевшись руками на камень, он простонал и сдвинул ее еще немного.
Глядя с уставшим триумфом на тело Лионеля, которое покоилось внутри, Лиор осмотрел его, а потом стал расстёгивать его камзол.
Давай, смотри. Смотри, что тебя ждет. Смотри на то, что я делаю с теми, кто посмеет ее обидеть.
Рука Лиора замерла, когда он увидел раны, скрытые под дорогой тканью.
— Значит, его тоже убили, — прошептал Лиор, делая глубокий вдох.
Пора.
— Я слышал, Лиор Харт, что ты ищешь убийцу своей неверной невесты? — произнёс я, видя, как Лиор обернулся на мой голос.
Смешно. Правда, смешно.
— Не впутывай в эту дрянную историю мою девочку, — усмехнулся я. — Я здесь. Я перед тобой. Тот, кто убил твою драгоценную Лизетту. А теперь просто дай мне повод.