Она мне лгала.
Маленькая лгунья.
Она думает, что я не вижу, не слышу. Что меня здесь нет.
Но я здесь. Я видел, как Лиор коснулся её шеи.
Его рука легла на кожу, которую я недавно покрывал инеем. Ту самую, что помнила прикосновение моих перчаток, мой поцелуй льда, мою метку.
— Мадам, вы целы? — спросил он, а голос его дрожал. Настоящая дрожь. Не игра. Не расчёт. Абсолютная, глупая человеческая забота.
Я наблюдал, как он лечит её. Как свет полился из его рук, как тепло разливалось по её коже, как её лицо расслабилось, как она закрыла глаза… и улыбнулась. Улыбнулась! Впервые за всё время, пока я знаю её, она улыбнулась кому-то другому.
Моё сердце не билось. Оно трещало. Каждое движение его рук, каждый его шёпот «не ушиблись?», «давайте ещё одну руку» — это были молотки, бьющие по ледяной корке, в которой я хранил своё безумие.
А потом он сказал:
— Вы слишком красивы.
И я услышал, как внутри меня что-то сломалось.
И она ответила ему взглядом, в котором я не видел страха. Только удивление. И — предательская капля надежды.
Я стоял за окном, а моя кровь замерзала и кипела одновременно. Ревность. Чистая, первобытная, как клинок, вонзающийся в горло. Я хотел вырвать его сердце прямо сейчас. Хотел, чтобы его тело лежало у её ног, как подарок. Хотел, чтобы она посмотрела на него и сказала: «Да, мне приятно». Хотел, чтобы она улыбнулась, глядя на его мёртвые глаза.
Но я не двинулся с места.
Потому что я знал: если я убью его сейчас, она будет плакать.
И этот плаксивый свет в её глазах — он будет для него, а не для меня.
Я сжал кулаки так, что по земле поползли трещины, как по стеклу. Изморозь побежала по деревьям, по траве, по самой траве — решила проглотить этот сад целиком.
«Ты выберешь его», — прошептал я ветру. — «Ты выберешь свет. Ты выберешь тепло. Ты выберешь того, кто исцеляет, а не того, кто разрушает».
Но ты не забудешь, что твои самые настоящие моменты — те, когда ты дрожишь в темноте, когда твоё тело отзывается на боль, когда ты стоишь на грани между страхом и желанием. Ты не забудешь, как я целовал твоё плечо, как я сжимал твою шею, как ты задыхалась, потому что я — единственный воздух, который тебе нужен.
Ты не забудешь, что я — тот, кто видел тебя настоящую. Грязную. Жестокую. Голодную. Ту, которая радуется смерти. Ту, которая хочет крови.
А он?
Он будет любить ту, кем ты была. Ту женщину, которой больше нет.
Девочка моя, посмотри на него. Он предлагает себя. Предлагает уютный камин, ораву ребятишек, скучные вечера, чтение в гостиной и супружеский долг три раза в неделю. Со всеми церемониями. Потом два. Потом один.
Ну года два ты продержишься идеальной женой. Три. Максимум. Постель без страсти, сердце с теплой пустотой.
Разве это — твое счастье?
Кажется, я забегаю слишком далеко.
Я смотрел на Лиора, понимая, что по-хорошему должен его убить. И тогда у нее не будет выбора. Только тьма. Только я.
Девочка моя, он не убийца. Он не сможет защитить тебя. Всё, что сможет сделать этот человек, — утешить тебя после. Если ты еще будешь жива.
Я смотрел на Лиора и понимал, что это — я. Когда-то давно. Тот мальчик с портрета. Глупый, добрый, романтичный мальчишка, влюбленный по самые уши. И не заметивший опасности.
Это я до того, как внутри меня проснулся дракон. От невыносимой боли. Когда древняя кровь дала о себе знать, пробудившись в ночь твоей свадьбы.
Горькое чувство сдавило горло.
Что-то в мыслях шептало: «Она бы полюбила прежнего тебя!». Но я знал, что назад дороги нет. В тот момент, когда я разрушил свою душу, впустив в нее чудовище, я потерял себя. Безвозвратно.
Пусть поверит в свет. Пусть почувствует тепло.
Я ведь вернусь.
Не как тень.
Не как убийца, а как её кошмар.
Как её одержимость.
Как её настоящая страсть.
Потому что моя страсть — это не когда ты говоришь «ты прекрасна».
Моя страсть — это когда ты готов сделать её своей, даже если ради этого придётся разрушить весь мир.
И себя вместе с ним.