Девочка для ледяного (СИ)

Глава 72

Я смотрела на документ — и переводила взгляд на Велена.

Он скрестил руки на груди, пальцы стучали по плечу — как часы, отсчитывающие последние секунды моей жизни.

Мне освободили одну руку до локтя.

В неё впихнули перо — холодное, тонкое, как кость.

— Давай, прекрати строить из себя недотрогу. Подписывай.

Слуги Велена ткнули мне документ.

— Нет, - произнесла я.

“Это не он! - пронеслось в голове. - Значит, это кто-то из тех двоих…”

— Что значит «нет»?! — Велен наклонился, а меня окутал запах дорогого изысканного парфюма с ноткой ванили и табака. — Быстро взяла и подписала! Ты сдохнешь, если останешься без мужа!

— Что-то мне подсказывает, что с мужем я сдохну раньше, - ответила я, вспоминая, что я глава не менее влиятельной семьи.

— Я ведь могу и заставить, - зловещим голосом заметил Велен.

Он явно спешил, а я понимала, что эта спешка неспроста.

“Он придет… Придет!”, - шептала я, как молитву, глядя в холодные и жадные глаза Велена.

Я — глава семьи, а не кукла в бархате. Моя кровь — не дешёвый купаж. Моя воля — не бумажка, которую можно сжечь.

— А я могу и умереть. И тогда вы точно останетесь ни с чем. Наследником станет Лиор, - произнесла я. - И тогда, если вам так нужны мои деньги, вам придется жениться на нем.

“Где же он? Неужели он меня бросил? Нет, быть такого не может…” - надрывалось сердце.

Я посмотрела на окно, и в тот же миг по коже пробежал холодок — не от страха, а от предчувствия.

Как будто кто-то провел пальцем по моей шее. По стеклу медленно пополз иней. Красивый, ажурный узор, словно чья-то рука вырезала на нем мое имя. Я сжала губы, чтобы не застонать. Это было знакомо. Это был он.

И тут с кареты сорвало крышу. Не взрывом, не ударом. Просто… исчезло. Как будто сама зима решила, что мне слишком жарко под этим обитым бархатом куполом.

— Это что за… - гневно произнес Велен, задирая голову.

Его роскошные волосы трепал холодный ветер, а на лице появилось выражение: “Кто посмел!”.

Через мгновенье его дернуло вверх, а на бумаги упали алые капли крови. Сочные, красивые, они впитались в бумагу моментально, как чернила.

Если бы Лиор был здесь, он бы попытался договориться. Он бы говорил о законах, о справедливости. А этот… он просто разрушит всё. Он не хочет спасти меня. Он хочет, чтобы я принадлежала ему. Только ему.

Карета резко остановилась, причем так резко, что меня бросило на противоположное сидение.

Я сжалась в комочек — и почувствовала: веревки растворились.

Не порвались.

Не развязались.

Растаяли.

Как снежинка на губах.

Карету еще раз толкнуло, а те двое, что удерживали меня, пропали. Я была в карете одна, не считая холодного ветра, который пронизывал ее насквозь.

Я осталась одна. Внутри было пусто. На улице — метель.

И тогда я почувствовала его.

Не шаг. Не дыхание. А то, как воздух становится гуще, как пространство сжимается вокруг меня. Как будто весь мир сузился до одного звука — моего сердца, которое бьётся только для него.

Внезапно кто-то выхватил меня из кареты, а я слышала завывание метели и ржание испуганных лошадей. Не аккуратно. Не бережно. С такой силой, что я задохнулась. Ветер бил в лицо, снег слепил глаза. Но я не сопротивлялась.

Я не сопротивлялась.

Потому что я знала эти руки.

Эти перчатки — черные, тонкие, как кожа смерти.

Этот запах — вишня, пропитанная кровью, и металл, что остыл в крови.

Тот самый запах, что пахнет моей тьмой.

Он прижал меня к себе — так, что мое тело вписалось в его, как будто мы были созданы друг для друга. Я чувствовала каждое движение его мышц — как будто он был не человек, а стихия, обретшая форму.

Каждый удар его сердца — ударом по моему собственному.

Каждая мышца, напряженная от желания разорвать всех, кто осмелился прикоснуться ко мне — это была не ярость. Это была одержимость.

Одержимость, которая не шепчет «я тебя люблю».

Она режет горло, чтобы никто больше не дышал твоим воздухом.

— Ты моя, — прошептал он, и его голос был хриплым, как шёпот дьявола. — И если кто-то посмеет тебя тронуть… я сделаю так, что они будут молить о смерти.

Я закрыла глаза. И впервые за всю свою жизнь почувствовала: я не одна. Я — его. И этого достаточно.

Впервые в жизни мне хотелось кому-то принадлежать. Хотелось стать чем-то нежным, женственным, прекрасным, зная, что рядом есть тот, кто вырвет тебя из лап смерти.

Я попыталась обернуться, но увидела маску. Огромные крылья распахнулись за спиной, и мы оторвались от снега.

Бросив взгляд вниз, я увидела росчерки крови, три тела и перепуганного кучера, как живой мазок в пейзаже смерти, который пытался успокоить лошадей.

И всё это — для меня.

А потом и это исчезло в снежном вихре.

Я вжималась в его тело, мысленно шептала о том, чтобы он не бросал меня. Я — не плакала. Я смеялась.

Внутри.

Тихо.

Как будто я только что родила свою новую душу.

Я увидела, как мы приземляемся на тот самый балкон, с которого меня стащили.

Пара секунд — и я чувствовала его тепло. Его дыхание — холодное, как ледяной ветер, но оно было моим. Его сердце — билось в такт моему.

Я хотела сказать: «Останься. Не уходи. Я не выбрала его. Я выбрала тебя. Я всегда выбирала тебя».

Но я не успела.

Он отстранился и взлетел.

Разорвал тьму.

Разорвал воздух.

Разорвал моё сердце.

Силы мне изменили. Я не смогла его угадать… Он ушел… Он уверен, что я выбрала Лиора.

А мне… Мне плевать на свет. Да, это — справедливость, законы, забота.

Но он не слышит, когда ты шепчешь в темноте: «Помоги», не приходит, когда ты плачешь в одиночестве, не приносит тебе кровь на снегу, не вырезает твоё имя на стекле инеем и не знает, что ты рада смерти.

Я уцепилась за балюстраду, глядя на пар, который вырывался из моих губ — как последний вздох души, которую только что отняли.

Карет под домом уже не было. Гости разъехались. Видимо, потеряв интерес к мероприятию, как только я исчезла.

Я вошла в зал, глядя на черное кружево на полу, осколки бокала, растоптанные цветы.

— Мадам! Вы… вы целы?! Вы не ранены? - послышался голос, а ко мне, хрустя осколками, спешил Лиор.

Я смотрела на него.

На его бледное лицо.

На его трепещущие руки.

На его искренний страх — за меня.

И чувствовала жгучую боль. Я проиграла в игре. Я больше никогда его не увижу… Я проиграла… И в этом нет моей вины. Точнее, есть… Я не знаю, что мне делать!

— Да, не ранена. - едва слышно ответила я, видя, как пламя свечей дрогнуло от того, что в зал ворвался ветер из незакрытой двери на балкон.

Лиор стоял передо мной, низко опустив голову.

— Простите, - сглотнул Лиор, не поднимая глаз. - Я… я не смог вас уберечь…

Я молчала. Мне нечего было ему сказать. Сейчас внутри меня что-то надрывно кричало и скреблось, и мне казалось, что если я открою рот, то это будет не слово, а крик.

Он развернулся и направился вон из зала, оставив меня одну в черном бархатном кресле среди остатков пиршества и праздника.

Ветер шевелил бумажки на полу, трогал лепестки, а Лионель равнодушно и надменно смотрел со своего портрета, возле которого стояли погасшие свечи.

Я не знаю, сколько просидела так. Мне было плевать.

Дверь открылась, а я увидела Лиора с саквояжем. На нем был дорожный плащ.

— Я пришел попрощаться, - произнес он.

В его голосе горечь. Такая, словно сегодня он потерял душу.

— Мне жаль, что так вышло, - выдохнул он. - Я не смог вас уберечь, поэтому мне незачем здесь оставаться.

В этот момент его рука сжала ручку саквояжа так, что она заскрипела.

Несколько секунд тишины. Мне нужно что-то ответить, а я не знаю что.

— Арманд Вельшир, - внезапно произнес Лиор.

Я дернулась, поднимая голову.

Он не смотрел на меня.

Смотрел в пол.

Как будто говорил не мне, а самому себе.

— Его имя - Арманд Вельшир. Ваш бывший жених! - произнес Лиор, шумно вздохнув.

Он развернулся и направился к выходу.

Я встала, но не для того, чтобы остановить Лиора. Нет! Время! Еще есть время!

Словно одержимая, я бросилась в сторону двери.

— Карету! Быстро! - закричала я.

Слуги уже спешили убирать зал, а дворецкий отдавал приказ снарядить мне карету.

— Может, вы накинете что-нибудь? Вам принести накидку?

— Нет, - произнесла я на ходу.

Я вырвалась наружу.

Черное платье трепетало в ветре.

Никакой вуали.

Никаких масок.

Только я.

Только тьма..

Только жажда.

— В поместье Вельшир, - крикнула я, а карета понеслась в сторону ворот.