"Здравствуй, дорогой дневник!
Последние три дня мне было некогда в тебе писать, ведь я занята уже прибывшей новой книгой. Ожидалось, что посыльный принесёт её только через неделю, но нет, он прибыл раньше времени. На благо, буквально за несколько часов до этого я дописала последнюю строчку, поэтому смогла отдать книгу для Яликии. Интересно, она-то успела? Впрочем, спрошу у неё позже.
На этот раз это книга о самых мощных и редких целительных заклинаний. Для меня они, конечно, бесполезны. Я уже написала треть текста и даже самые простые идут на грани моих сил. Однако сохранить всё оттуда необходимо для себя самой и будущих учеников. Может повезёт, и кто-то из них будет с достаточным запасом маны, а не будет страдать от её недостатка, как я.
Яромир на удивление все эти дни упёрся в эту чёртову книгу, еле отнимаю к вечеру. Как дитё малое, ей богу! Создаётся впечатление, что ему никто и никогда ему не читал или не рассказывал сказки. А может так оно и есть? Надо будет расспросить, ведь он сегодня должен закончить с ней.
А ещё сегодня мой день рождения. Точнее день, когда родилась в этом мире. В прошлой жизни я не любила отмечать этот "праздник", считая его бесполезным. Праздновать приближение смерти как минимум глупо, верно же? По крайней мере так я считала. Но, переродившись, решила, что отныне это будет пусть и скромный, но мой праздник с самыми близкими и родными. И сегодня должны прибыть Мила и Анастасий. Деян прислал письмо накануне, что не сможет прибыть из-за какого-то важного дела, но пообещал приехать позже. Это не удивительно, он с самого вступления в ряды дружины местного князя появлялся в родной деревне лишь дважды, на свадьбе Милы и на праздновании пятидесяти лет с рождения отца Андрия. И нам всем оставалось лишь вздыхать и изредка вспоминать проведённое детство без него, обсуждать семейные дела втроём и слепо надеяться, что когда-нибудь Деян будет с нами.
Пирог уже в печи, родные вот-вот покажутся на пороге… На сегодня, мой дорогой дневник, я прощаюсь с тобой.
С днём рождения меня!
Первый день месяца Холодной Метели"
Есения дописала последнюю строчку и, повернувшись лицом в сторону окна, взглянула, сощурившись как кошка, на стремящееся к самому зениту солнце. Совсем недавно прошёл день Зимнего Солнцестояния, поэтому любой признак увеличения светового дня заставлял улыбаться всё шире.
Яромир ещё спал из-за большой дозы лекарств, которые ежедневно необходимо принимать ещё с неделю. Выздоровление шло медленно, но верно. Пару раз мужчина попытался встать на больную ногу, но испытал сильнейшую острую боль, несмотря на обезболивающее. После этого все эксперименты с этим были прекращены, да и красноречивый взгляд явно недовольной подобным Есении отбил даже желание подобное делать.
Девушка принялась быстро-быстро, уже позволяя себе шуметь, начала потихоньку выносить из малой кладовой стол. Точнее сначала вынесла стул, разложила по полкам "чашки Петри" с новой "порцией" будущего пенициллина, который пришлось крайне оперативно делать из-за полного отсутствия каких-либо запасов. И лишь после начала медленно, стараясь ничего не задеть, вытаскивать многострадальный стол в основную комнату.
— И что ты делаешь? — донесся хриплый от сна голос проснувшегося от шума Яромира.
— Пфр… — опустив почти вышедший тяжёлый стол, Есения откинула выбившиеся из косы пряди. — Стол переношу, если не видишь.
— Зачем? Тебе столов мало? — он кивнул в сторону её рабочих поверхностей.
— У меня сегодня гости, — ответила чуть раздражённо девушка, одним точным движением наконец-то вытащив мебель из дверного проёма, не забыв издать довольный вздох облегчения. — А сейчас ты идёшь мыться, меняем бинты и одежду на чистые. Как бы не был болен, но гостей стоит встречать с чистом исподнем и лучезарной улыбкой.
— А кто?.. Почему не предупредила?
— Мои родные, я тебе о них рассказывала. А ещё это будет неожиданность для вас всех. Они о тебе тоже ни сном ни духом, — девушка перевернула стол на бок и поставила его у одной из стен, отодвинула кресло ближе к печи и принялась закатывать коврик, когда обернулась в сторону Яромира и зло прошипела: — Оглох что ли? Шуруй, пока не припахала к уборке!
Судя по всему, перспектива убирать домик на костылях его не обрадовала, и мужчина, быстро-быстро перебирая конечностями и деревяшками, скрылся в ванной комнате. За несколько дней Яромир научился достаточно сносно обращаться с костылями, да и подниматься, опираясь только на руки, без напряжения мышц живота, ведь за это мог получить красноречивый взгляд и недовольное ворчание от Есении. А ворчать она могла долго и достаточно громко.
Пока со стороны ванной доносились приглушённые ругательства, шипение и плеск воды, девушка сначала с помощью метлы вымела, стараясь не поднимать на воздух, всю возможную пыль за порог дома, а после, вооружившись тряпкой и ведром с водой, тщательно вымыла пол. Затем пришлось ещё пройтись специальным толстым тупым лезвием на широкой деревянной ручке, соскребая остатки грязи и следом снова её выметая.
К моменту, когда Яромир вышел, едва передвигая немного влажные от воды костыли, в одном полотенце на бёдрах и напрочь мокрых, держащихся на честном слове, бинтах, всё уже закончилось, а мебель стояла на своих местах, кроме разве что многострадального стола. Есения, едва он присел на кровать, тут же подбежала и принялась быстро менять повязку на новую. За почти неделю они привыкли оба к этому необходимому процессу, поэтому мужчина старался не двигаться и не задавать вопросов, а она, в свою очередь, старалась делать всё аккуратно и споро.
— Выглядит всё уже неплохо, — констатировала девушка, завязывая небольшой узелок из ткани.
— Жить буду? — с усмешкой ответил ей Яромир.
— А куда ты денешься? — Есения спокойно собрала бинты и ножницы в небольшую корзинку. — Пока ты живёшь у меня, я в ответственности за твоё здоровье и жизнь.
На удивление, за последние дни их отношения переросли из стадии "убьём друга при первой удобной возможности" в "ну, можно обойтись и без угроз". Несмотря на то, что соседство обоим явно не нравилось, каждому по своей причине, они научились хотя бы не цапаться по каждой мелочи, занимаясь своими делами.
— Одевайся, — она положила рядом с ним приготовленную заранее одежду. — Вряд ли сестре будет приятно видеть в моём доме неизвестного ей голого мужика. А брат может и устроить тебе на эту тему религиозную головомойку.
— Ладно, ладно!
Есения с улыбкой кивнула и сама скрылась за дверью ванной комнаты. Уборка и таскание мебели, несмотря на выносливость девушки, порядком взмокла, ведь это не так уж и легко и просто. Сбросив порядком измазанный сарафан и пахнущую потом рубаху, она перевязала тонким поясным шнурком наскоро косу у самого затылка в своеобразный "бублик", а после резко вылила на себя жбан тёплой воды. На благо, теперь и мыло, и нарезанная люфа теперь хранились в ванной, а не фиг его знает где в доме. Тщательно, но максимально быстро, она закончила с намыванием своего порядком уже уставшего тела, но тут заметила, что из-за суеты забыла взять чистую одежду.
— Дура! — Есения звонко ударила себя по лбу, естественно зашипев от боли. — Вот как позаботиться об этом придурке, так это сразу! А о себе любимой нет!
Она осмотрела уже мокрые вещи в ушате и тихо застонала. Ей буквально придётся надеяться на хоть какое-то уважение и честность со стороны Яромира. Ведь сундук с вещами находится у самого входа, а это значит, что ей придётся пробежаться до него в чём мать родила. Есения приоткрыла дверь и высунула в щель свою голову, стараясь сделать так, чтобы была видна только она одна.
— Яромир, закрой глаза, пожалуйста, — чувствуя, как начинают гореть от стыда щёки, попросила девушка.
Удивление отразилось на лице мужчины, но он кивнул и послушно закрыл глаза. Есения выскользнула и споро перебежала в сторону сундука, буквально чувствуя, как пылают уже не только щёки, но и уши. Казалось, деревенская девушка, голые люди её давно не смущали, но почему-то именно сейчас ей было стыдно за наготу. Или не за наготу? Во всяком случае, сейчас она наскоро накинула чистую рубаху и, опоясав её и не забыв взять новый сарафан столь любимого ею тёмно-синего цвета и некоторые украшения, поспешила обратно.
— Спасибо! Можешь открывать! — бросила она перед тем, как дверь в ванную снова закрылась, а вслед ей раздался лишь смех.
Пусть эта заминка была короткой, но достаточно сильно её отклонила от первоначального плана. Стоило поспешить, но не настолько, чтобы потерять все украшения или что-то снова залить или порвать. Тёплый из тонкой овечьей шерсти сарафан благополучно был надет, на пояс сверху пошёл повседневный кожаный ремень с многочисленными закреплёнными мешочками. Русая коса ловко и быстро была сначала расплетена, гребень прядь за прядью прошёлся по волосам, приводя их из формы непонятного гнезда в божеский вид, а после привычными за года движениями заплетена обратно. На небольшие дырочки в ушах были подвешены тяжёлые, но такие любимые серебряные серьги в виде больших вытянутых полумесяцев с тускловатыми светлыми опалами, на свету переливающиеся изнутри всеми цветами радуги. Это был подарок брата Деяна за сдачу экзаменов целителей. Другие родные их даже ещё не видели, поэтому нужно было показать, что любимый младший преподнёс в дар. Есения осмотрела оставшиеся украшения и поняла, что зря их взяла. На ней и так были уже многочисленные амулеты, да и серьги были уж больно массивными, доходили до самых ключиц. Больше украшений только доставит неудобство и возможную боль к концу дня. Она собрала их обратно и вышла наконец из ванной.
— А ты умеешь быть красивой! — с непонятной для девушки улыбкой произнёс Яромир.
— Это издёвка или искренне? — спросила девушка, удивлённо посмотрев на собеседника.
— Ты красивая, — на недоумевающий явно взгляд Есении поспешил добавить: — Я не лгу. Сегодня ты особенно красива.
— Благодарю, — со смущённой улыбкой сказала девушка. — Ты просидишь несколько часов за столом? Я придвину его к кровати, сможешь в любой момент лечь, если будет неприятно или больно.
— Женщина, я воевал, сидя на коне неделями, так что переживу твои посиделки — Яромир уж приосанился, показывая, мол, я силён как бык.
— Верю, верю! — хихикнула Есения.
Она подняла разбросанные вещи, полотенца и прочее и отнесла всё по своим местам или в ушат к прочей грязной одежде. Самое сложное, что осталось — это аккуратно пододвинуть достаточно тяжёлый стол. Поставив его на ножки, девушка принялась с усилием медленно, но уверенно двигать его. Ближе к кровати она увидела на столешнице мужские руки, и в одно мгновение стол уже стоял у довольного собой Яромира. А Есения поняла, что этот человек раз в пять точно сильнее её. Мужчина, конечно, отличался крепким и плотным телосложением, но кто ж знал, что под кожей скрывается поистине богатырская силушка!? Девушка коротко кивнула и, подойдя к ближайшему, "хозяйственному" сундуку, открыла его и принялась копаться. Почти на самом дне она нашла свёрток из телячьей кожи и вытащила его. Мягко уложив на стол, развязала уже старенькие завязочки, и на свет божий явилась молочно-белая хлопковая ткань. Встряхнув её, Есения подняла столп пыли, но красота скатерти явилась миру во всей красе. По краям были расшиты гладью незабудки, васильки, жёлтые ирисы и календула, а над ними как будто зависали, взмахивая маленькими крылышками, диковинные разноцветные крошечные птички с длинными тонкими клювами, которые в прошлом мире девушки называли колибри.
— Я ничего не понимаю в вышивке, но это поразительно красиво, — только и смог вымолвить после минутного молчания Яромир. — Откуда у тебя это? Сама сделала?
— Куда мне! Я иголкой могу разве что штопать и то плохо! Это было когда-то частью приданного сестрёнки, сама своими руками ещё совсем маленькой сделала, — Есения мягко погладила ткань и "птичек" с грустной улыбкой. — Мы с братьями начали собирать ей на приданное ещё до того, как она стала девушкой, знали, что хоть её замуж надо выдать. Она научилась вышивать, едва смогла держать в своих детских пальчиках иголку. И стала лучшей мастерицей, мне кажется, во всём княжестве. Мы покупали ткани и нитки, а Мила творила чудо. А вскоре подарила нам с братьями свои рукоделия. Мне досталась скатерть, брату Деяну — рубаха, а Анастасию она сплела очелье и рушник для священных празднеств.
— Поразительно…. — мужчину явно уже впечатляла семья девушки. — И птицы чудные, никогда таких не видел.
— Это…. Трохилида, если не ошибаюсь в названии. Заморские маленькие птички, они двигаются быстрее стрелы и размером с мой кулак. Я о них рассказывала младшим ещё в детстве.
— Да ну, врёшь! Не могут птицы так быстро летать!
— Могут, не будут же учёные мужи врать!
— Врут!
— Не врут!
За шуточным спором на достаточно повышенных тонах они только спустя длительное время услышали громкий и сильный стук в дверь, заставивший их двоих замереть, как застигнутые врасплох попавшиеся на горячем или воришки-неудачники, или любовники.