Дневник травницы

Глава 17

«Здравствуй, дорогой дневник!

Вчера был второй день месяца Холодной Метели. И он определённо задал жару мне и всей деревне. Пять рожениц! И одна я! Будь у меня ученица или коллега, пришлось бы в разы легче.

В середине весны, сразу после схода снега и обильных дождей, крестьяне вспахивают землю для посадки различных культур, сопровождая всё песнями, танцами, смехом и… нередко любовными утехами. К лету обычно пары уже знают о предстоящем пополнении в семье, нередко они даже не женаты, отчего устраиваются вскоре свадебные гуляния. А к середине зимы мне приходится разбираться с последствиями их игрищ, принимая роды, нередко до дюжины дней подряд, не досыпая и не доедая.

Клянусь, этой весной я раздам всем девкам противозачаточные чаи! Я люблю детей, но ещё пару дней, подобных вчерашнему, и я самолично каждой не поленюсь приготовить чай! А может, даже мужчинам что-нибудь раздам.

С рассвета прибежал младший самый мальчишка из дома старосты деревни. Самая младшая его невестка с заката ходила со схватками. Ещё наставница приучила рожениц и их мам звать целителей только если прошло полдня или случалось что-то из ряда вон выходящего. К моему приходу сил у неё почти не осталось, а раскрытие ещё не достигло даже пяти сантиметров. Чтобы восстановить ей силы после почти бессонной ночи, мне пришлось её принудительно уложить на бок и усыпить с помощью магии. Уж лучше она в потугах будет сонной, чем еле живой. И я бы осталась в доме старосты до самых её родов, если бы не сообщили о родах ещё двух женщин, которые с прошлого вечера ходят со схватками. На благо, они были соседками. Легче от этого стало совсем ненадолго, ведь родить они решили друг за другом с разницей меньше чем в двадцать минут! Едва отделился послед у одной, мне пришлось бежать к другой, едва успев обмыть руки. У второй ещё и оказалось двое малышей, отчего и без того уставшая мать не могла вытолкать из себя послед. Мне пришлось колдовством добавлять ей сил, потом она будет лишь спать чуть дольше из-за этого. В таких заботах пришло время обеда.

Я засобиралась домой, наконец-то поесть самой и позаботиться об оставленном мной Яромире. Конечно, я попросила послать еду ему, но это всё же то, что увидеть воочию, осмотреть да сделать перевязку. Однако, у благодарной семьи были другие планы. Меня принудительно усадили за общий стол и потчевали густым киселём да ароматной картошкой. Отказаться не имела право, люди верили, что накормить благодетеля — акт вежливости. Даже если это просто моя работа. Не помню, как, пересиливая накатывающую от траты магии тошноту, но запихнула в себя вкусную и сытную еду, забрала причитающиеся монеты и побежала обратно, в дом старосты.

Выспавшаяся роженица с благодарностью встретила меня, уже совсем готовая к родам, опираясь на охающую от беспокойства свекровь. У неё, в отличие от предыдущих, были лишь первые роды. Первые роды почти всегда длинные, до невозможности невыносимые схватки, отнимающие все силы, сопровождают их. Потуги начались, едва я осмотрела девушку. Кажется, она держалась до последнего. В слегка затопленной бане, здесь обычно и рожали, было настолько тепло, что пришлось раздеться до тонкой рубахи. Рожали обычно на корточках, но девушка захотела в позе «собачки». Я никогда не мешала роженицам, указывая на удобные мне позы, лишь подсказывала, какие можно занять, а они выбирали. Едва она устроилась поудобней, показалась головка ребёнка, и в несколько потуг новорожденный мальчик показался на свет, пронзительно закричав. Обрадованная жена старосты начала было обнимать невестку, пока та внезапно не закричала, утверждая, что внутри неё ещё что-то или кто-то. Я ощупала её живот и поняла, что там ещё один ребёнок. Отдав орущего младенца бабушке и наскоро, но аккуратно перерезав пуповину, не забыв пережать её, приказала девушке тужится. Сил у неё, несмотря на отдых, оставалось мало, отчего пришлось слегка подтолкнуть малыша снаружи, несильно давя на живот. Не прошло и пары минут, как у меня на руках оказалась окровавленная маленькая девочка. Я поспешила убрать слизь с её рта, и громкий крик, раскрывающий лёгкие, наполнил комнату. Новоявленная бабушка принялась обмывать новорожденных, пока мы с роженицей «рожали» последы, которых было два. Убедившись, что нет никаких лишних кровотечений, а плаценты вышли целыми, без отсутствующих кусков, я поспешила покинуть баню.

На улице меня встретил обеспокоенный молодой отец и светящийся как начищенный самовар староста. Я заверила их в безопасности роженицы и сухо от усталости поздравила их. Пока я принимала роды, солнце уже почти полностью зашло за горизонт, догорали последние его лучи в холодном зимнем небе. Я спокойно оглядела себя и поняла, что замаралась настолько, что идти к следующей возможной роженице просто нельзя. Попрощавшись со всеми, едва передвигая уставшие ноги, стала возвращаться назад. У самого порога меня настиг мальчишка-посыльный с новостью ещё о двух роженицах. Это были две сёстры-двойняшки, вышедшие после весенних гуляний замуж за двух братьев. На благо, жили они в одном доме да и недалеко отсюда. Но я всё же ругнулась крепким словцом, приказав мальчишке ждать меня. Тот лишь перепугано дёрнулся, кивнул и остался ждать в сенях.

Яромир встретил меня с удивлением, говоря что-то насмешливое о работе, но, должно быть увидев моё заколебавшееся лицо, осёкся и спросил, всё ли хорошо. Сил у меня хватило лишь на короткий кивок. Я, схватив чистую одежду и пузырёк с зельем, скрылась за дверями ванной. Там меня натурально вырвало всем, что не успело с обеда перевариться. Использование магии и беготня не способствовала нормальному состоянию, а недоедание тем более. Да и прошла едва неделя с момента, как начала лечить Яромира, магия ещё не совсем стабильна и не до конца восстановилась. Но нужно было спешить. Хлебнув снадобья, быстро вымылась, стараясь не задеть волосы и закинув в ушат грязную одежду. Я помню лишь, что наскоро приготовила обезболивающий отвар, отдав его Яромиру, ещё один, усыпляющий, чай остался на печной полке, закинула в себя краюху хлеба и пошла на очередные роды.

На благо, прошли они, на удивление, быстро. Должно быть, девочки до последнего терпели и родили с разницей примерно в час. К счастью, у каждой только по одному ребёнку. Меня в том доме сытно покормили ужином, а после строго-настрого приказали старшему внуку, что пришёл за мной, проводить обратно. И бедному мальчишке пришлось меня буквально вести за руку. Силы были лишь на то, чтобы неспешно доползти до дома. Яромир уже спал, усыплённый отваром, а я, стараясь не шуметь, рухнула на печку в чём и была.

Я чую в ближайшую неделю рожениц меня ожидает много. Господи, хоть бы не сдохнуть…»

Есения, устав писать, встала из-за стола, потягиваясь и чувствуя боль в затёкшем теле. Наскоро сделав лёгкую растяжку, приступила к готовке завтрака. Молока осталось немного, завтра утром дед Митяй привезёт порцию свежего вместе с солёным козьим сыром. Пшённая каша тихо шкворчала в горшке, а свежие, ещё горячие отвары лишь ждали пробуждения Яромира. Есения, закончив со всем, легла прямо на палас, прикрыв глаза и пытаясь успокоить уставшую спину. Так в прошлой жизни делала её матушка, приходя вечерами домой после тяжёлой работы. Всё же спать на этой печи неудобно, как бы не пыталась она себя в этом уверить. Там места хватало лишь на ребёнка, максимум подростка, но никак не на взрослую женщину. Отчего она и проснулась так рано, пусть и чудовищно устала. Да и сон ей, увы, не слишком помог. Ночка, решив, что хозяйка уснула, медленно подошла и нагло улеглась, потоптавшись хорошенько, на живот девушки, тихо заурчав.

— Спит что ли?.. — услышала краем уха Есения удивлённый шёпот Яромира.

— Не сплю.

— А что лежишь?

— Устала. Очень сильно устала, — со вздохом девушка поднялась, сев на полу, тиская возмущённую резкой сменой положения кошку. — Что болит?

— Нога ноет и зудит, — как-то неохотно пожаловался мужчина.

— Так ещё долго будет, пока не заживёт.

Есения встала, выпустив недовольного фамильяра из рук. Она неспешно налила ещё горячую кашу в миску, добавила на отдельную небольшую тарелку несколько бутербродов с маслом и сыром и выдала всё это Яромиру. Еда пусть и неспешно, но заканчивалась. Как бы не старалась Есения растягивать «удовольствие», но всё же одно дело — питаться одной, изредка даже забывая это делать полноценно, а совсем другое — кормить двоих. Да и праздник не делал плюс её запасам.

— Что это вчера было? — поинтересовался Яромир, приступая к завтраку. — Сюда раза три точно прибегали разные мальчишки, спрашивали тебя…

— Ох… — Есения со вздохом присела на кресло-качалку. — Такое каждую зиму. Последствия посевных работ.

— Что такое происходит на посевных, что у вас так много рожениц?

Сначала девушка с полным непониманием, шутит он или нет, взглянула на него, а после начала тихо хихикать. До неё дошла простая истина — он не был на деревенских посевных ни-ко-гда!

— Ой, насмешил! — от смеха Есения даже начала икать, ей потребовалось по меньшей мере минут пять на то, чтобы успокоиться и продолжить: — Пусть крестьянский народ и соблюдает все предписания нашей веры, молодёжь часто нарушает массу из них, в том числе и о чистоте при вступлении в брак.

— Погоди, погоди… Все эти роженицы согрешили до свадьбы?

— Ну не все, у двоих это были повторные роды, но да. Здесь на подобное закрывают глаза, — девушка лишь пожала плечами, мол, привыкай, это нормально. — Весной всё взрослое и подросшее в парней и девиц население выходит в поля. Вспахивают землю, танцуют, поют и… предаются всяким любовным утехам с понравившимися людьми. Главное — всё делать в радость и без принуждения. Желающего принудить девку или бабу мужика тут же поколотят другие.

Судя по вытянувшемуся лицу Яромира, у него что-то сломалось в мировосприятии. Есения знала о строгих нравах столицы. Молодцы и девки женились чаще не по любви, как здесь, а по договорённости родителей и более старших членов семьи. А за столь свободные нравы девку могли навечно в монастырь отправить, а молодца на какой-нибудь дальний край, охранять деревеньку. Ну или, как поступали тут, женят молодых и наказывают молчать о грехе.

— А ты? Ты в таком участвовала?..

— Каждую весну вспахиваю со всеми поле, что принадлежит нашей семье. Но обниматься ни с кем не обнималась.

Есения не успела спросить, что это так всё интересует Яромира, как робко постучали в дверь. Отперев её, она тихо простонала на быстрый и громкий доклад посыльного мальчишки. Очередная роженица…

— Ей богу, всем выдам отвары этой весной, клянусь!

Девушка приказала мальчику передать её просьбу накормить и в этот день всё ещё раненого Яромира. На благо, его раны уже покрылись корками, нужды в перевязке как таковой нет, а обезболивающее подействует до самого вечера. Перед самым выходом Есения склонилась над дневником и бегло написала:

«Кажется, я лишь к Крещению останусь без подобной работы, если не позже. Да благоволит мне удача в нелёгком этом деле!

Третий день месяца Холодной Метели»

И до самого вечера Яромир не видел Есению, бегающую от одного дома к другому. В тот день в деревне родилось ещё семеро крепких деток, пронзившие мир своим первым криком.