Дневник травницы

Глава 21

«Одиннадцатый день месяца Холодной Метели.

Последние три роженицы благополучно разродились. У одной только была проблема, воды зелёными отошли. Пришлось срочно ускорять отварами роды, отчего ребёнок родился до полного раскрытия. На благо, мать была не первородкой, отчего всё было хорошо, обошлось парой разрывов, что были мною быстро зашиты. Увы, без анестезии, её тут нет.

Но, к сожалению, одна из молоденьких, забеременевшая после свадьбы поздним летом, девчонок пожаловалась на жар уже несколько дней, боли и отсутствие сил. Проверив её с помощью магии, поняла страшную вещь — малыш умер в утробе. Сказав об этом девушке, увидела, как потускнели её глаза. Она была одной из немногих сироток, поздний ребёнок у немолодых родителей, что умерли ещё до становления её девушкой. Все знали, что она мечтала о детях.

Я заставила её выпить отвар, что давала для ускорения родов. Был уже пятый месяц, отчего просто дать другое, для почти безболезненного выкидыша, не представлялось нужным, а операции я здесь никак не смогу провести и элементарно не знаю как точно. Проходила с ней все схватки молча, заранее попросив нервничающих свёкров уйти из дома, не говоря таких ненужных и глупых сейчас слов. Лишь обнимала, делала массаж спины, иногда вытирала пот и слёзы. Она хотела доносить, к лету принести ребёнка в церковь на крещение, а сейчас ей приходилось рожать мёртвого младенца, лишь бы не умереть. Когда столько долгожданный ребёнок, на горе ещё и мальчик, появился на свет, не закричав, мать протянула к нему руки. Она попросила попрощаться.

Умерших в утробе детей не крестили посмертно, нельзя было. Но старые обычаи наказывали первого умершего младенца закопать под сенями, дабы он стал домовым, защитником дома. Я знала, что отец ребёнка пошёл снимать доски с сеней и копать небольшую ямку для своего же ребёнка. Он молча зашёл со скорбным лицом. Совсем молодой парнишка должен разбираться с тем, с чем не каждый взрослый, наученный опытом мужчина справится. Я видела, как он, забрав ребёнка и завернув его в старый материнский передник, заплакал. Тихо так, отвернувшись от зарёванной жены, не всхлипывая, молча утирая немного скупые слёзы. Он вернулся только после того, как сделал всё необходимое. И я увидела первые морщины боли и горя на молодом лице.

Я оставила им необходимые травы для восстановления роженицы и строго наказала после окончания послеродового кровотечения сдерживаться в любовных утехах. А чтобы избежать новой беременности в ближайшие несколько месяцев, ещё и местные противозачаточные пить до конца весны. Искренне буду верить, что во второй раз у них всё получится, а я буду всё реже сообщать плохие новости мамам.

Яромир стал как-то пободрее, уже активно сам передвигается по дому, даже вышел ненадолго к Ворону, с моей помощью одевшись, конечно. Но всё также мрачен, когда разговоры наши заходят о детстве. Мне уже неловко ему рассказывать о нашем тяжёлом, но счастливом детстве. Кажется, это его немного угнетает. Он молчит, конечно, но ему явно было не легко. Начать обучаться в трёхлетнем возрасте столько сложному делу… это перебор даже для этого мира. Вчера он попросил ещё листы, написать отцу письмо. О содержании не знаю и знать не хочу.

Сегодня за боярышником приедет обещанный гонец, он связался со мной ещё прошлым вечером из деревни, где живёт Ялика. Я заранее ягоды разложила чуть подсушиться на деревянные большие подносы и отправила на потолочные балки. Там сухо и тепло, быстро подсохнут, если успели намокнуть в мешке. Мешок я, конечно, выстирала, но отдам боярышник в другом, чистым льняным. Сейчас мне нужно всё упаковать и лишь дожидаться приезда гонца.

Скоро увидимся, дорогой дневник!»

Есения потянулась, разминая затёкшие конечности, и встала со стула с небольшим скрипом. Пододвинув его ближе к месту, где можно было достать до балок, и принялась аккуратно спускать один поднос за другим на пол. Закончив с этим достаточно быстро, нашла в сундуке сшитый когда-то мной небольшой мешок из светлого льна и стала небольшими горсточками, перебирая каждую ягодку, отсеивая самые «некрасивые» и откладывая их в отдельное ведро. Один за другим опустошались подносы, пока мешочек не был заполнен доверху. Оставшееся, это чуть меньше половины того, что было, отправилось в старый мешок, который встал у входа.

До полудня, когда обычно просыпался Яромир, осталось совсем немного времени, отчего девушка поспешила дойти наконец-то до теплицы, где уже вот-вот перезреют или уже перезрели мандрагоры. Туда она быстро дошла по мягкому, выпавшему за ночь снегу, оставив и шаль, и валенки в доме и попутно закинув остатки боярышника в кладовую. Возиться в теплице Есения любила, физический труд умиротворял, освобождал голову от ненужных мыслей.

Первое, что она увидела, это уже созревшие помидоры размером с треть её ладони. Для зимы это прекрасный урожай, который Есения поспешила как можно скорее собрать в небольшую корзинку. Увы, тот самый аромата от них нельзя было и ожидать, они напитывались им от летнего жгучего солнца. Рассматривая кусты помидоров, девушка обнаружила ещё несколько завязей и недозрелых плодов и улыбнулась. Ещё долго будет её тёплый огород радовать урожаем. Но больше всего её интересовала, конечно, мандрагора.

Некоторые корнеплоды уже вылезли слегка или даже наполовину из-под земли, обнажая сморщенную «рожицу». Есения начала с самых вылезших, а самых несозревших оставила на попозже. Дёрнув за ботву, она с лёгкостью вытаскивала мандрагоры одну за другой из насиженных мест, вызывая у них громкое ворчание, и складывала в большую корзину. Да, эти растения здесь были волшебными, имели свой скверный характер, но никогда не кричали и не убивали людей, как это обычно думали. Корни были самым ценным ресурсом, из них изготавливали лекарства от самых серьёзных заболеваний, от бед с желудком до страшных опухолей. Но и ботва, которую обычно выкидывали, шла на противовоспалительные и немного обезболивающие мази. Её растирали до состояния кашицы и так наносили. Можно было даже заморозить и прикладывать к ожогам.

Положив малую корзину в большую, Есения поспешила обратно в дом, обняв тяжёлую плетёнку и держа её у живота. Солнце уже было достаточно высоко, отчего можно было понять, что уже за полдень. Святогор уже заканчивал возится с Вороном, расчёсывая тому аккуратно гриву. Кажется, мальчик с конём подружились за всё время, раз спокойно вели себя. Есения кивнула и улыбнулась их компании, вызвав радостное фырчание у Ворона и улыбку у мальчишки. Яромир уже проснулся, когда девушка, аккуратно за собой закрывая ногой дверь, вошла с огромной корзиной наперевес.

— О, доброе утро! — привычно поздоровалась Есения мимоходом, унося корзину в ванную.

Оставив большую на полу, с маленькой она вернулась обратно и протянула мужчине несколько помидоров.

— Что это? — недоумённо посмотрел он на плоды. — Откуда они посреди зимы?

— Как откуда? Выращиваю в тёплом доме. Там как летом круглый год, вот и помидоры растут.

Яромир принял из рук девушки ягоды, осмотрел их внимательно и в конце концов откусил от одного немного.

— Вкусно! — на его лице возник какой-то поистине детский восторг. — И так можно сделать где угодно? Я про тёплый дом.

— Конечно. Только это очень дорого. Примерно… — Есения на мгновение задумалась, прикидывая примерную цену, всё же камни тепловые она делала сама, а они очень дорогие. — От четырёх с половиной до пяти тысяч золотых монет.

— Это как купить пять десятков жеребят, — перевёл на свой манер Яромир. — Недурно, недурно. Но откуда столько у деревенской травницы денег? Ссуду взяла?

— Чтобы потом разориться на доплате сверху? Нетушки! — девушка поставила всю корзину на колени к мужчине, мол, подержи пока, и приступила к накладыванию завтрака. — Очень долго мы с наставницей деньги собирали, а потом с ранней весны до первых заморозков осенью делали. Больше всего мы отдали стеклодуву, он таких толстых и при этом прозрачных стёкол никогда больше не делал. А тепловые рунные камни все сделала сама.

— А есть то, что ты не умеешь? — Яромира, кажется, уже не удивляло, что эта молодая женщина могла буквально всё.

— Что не умею, за то и плачу, — она забрала помидоры и поставила на их место мягкую рисовую кашу с тыквой и изюмом. — Моё дело — людей лечить да лекарства делать. А для остального есть деревенские.

Они оба услышали ржание сначала неизвестной им лошади, а после и Ворона. Есения поспешила выйти наружу, встретить неизвестного гостя и застыла на выходе из сеней. Это был гонец. Этих нельзя было не отличить от кого-то другого, они повсюду носили тёмно-алые, как спёкшаяся кровь, плащи и большие сумки, куда всё помещалось. Это бы уже начавший стареть жилистый, сухой мужчина, который всё ещё казался крепким и бодрым.

— Приветствую, — он слегка поклонился, опустив голову и приложив руку к груди. — Травница Есения, я так понимаю?

— Всё верно. Прошу пройдите в мой дом, будете добрым гостем, — так было принято встречать дальних путников и гонцов в любом доме, лишь формальность, поэтому Есения так и говорила с мужчиной.

Они прошли в дом, где гонец увидел поглощающего завтрак Яромира. Тот даже отложил еду, приветствуя того крепким рукопожатием. Гость даже просветлел лицом, стоило ему увидеть князя живым и вполне здоровым. Есения на правах хозяйки усадила гонца на стул и поспешила вручить ему кружку с горячим сбитнем, который приготовила поутру, дожидаясь его прибытия.

— Я рад вас видеть в добром здравии, князь.

— Да какое уж тут доброе здравие, — отшутился Яромир. — Хожу с костылями, из дома не выхожу.

Гонец натянуто улыбнулся, как бы поддерживая шутку. Ему явно было неловко из-за нахождения в небольшом доме с достаточно важными людьми, да и ему нужно было по-хорошему уже мчатся обратно, но нарушить гостеприимство — грешно. Есения немного суетилась, упаковывая небольшие гостинцы в дорогу и боярышник в предоставленную сумку. Она также вышла во двор и попросила Святогора накормить и напоить коня гонца. Когда всё было готово, Яромир ещё и вручил письмо для отца, которое гость пообещал вручить лично. Он коротко поклонился князю и неспешно вышел из дома. Следом последовала и Есения, желавшая проводить гостя. Мужчина остановился за калиткой возле ожидавшего его коня и повернулся к девушке.

— Благодарю за гостеприимство, — тоже была лишь формальность. — Царь попросил передать вам это в качестве его сердечной благодарности, — и протянул ей туго набитый кошель, который достал из-за запазухи.

Приняв его в ладони, Есения удивилась его тяжести. Там были монеты и их явно было много. Девушка привязала его на свободный крючок на поясе и кивнула мужчине, как бы принимая дар.

— Передайте мои пожелания доброго здоровья.

Гонец коротко кивнул, вспрыгнул с какой-то поистине молодецкой резвостью на коня и, сказав твёрдое «Но», помчался на коне обратно, в столицу. Есения провожала его взглядом до тех пор, пока он не скрылся из виду, слившись с теменью лесов.