Утро началось не с запаха теста, а с тяжелого стука в дверь. Не в час пик, а на рассвете, когда трактир был еще пуст и безмолвен. Я открыла, уже зная, что ничего хорошего это не сулит.
На пороге стоял староста Северин, отстраняясь от сопровождавшего его стражника в городской ливрее. Лицо старосты было озабоченным и немного виноватым.
— Хозяйка Мариэлла, — начал он, избегая моего взгляда. — Распоряжение из Стальгорода. Следственный отдел требует твоего присутствия для оказания содействия.
Он протянул мне свернутый в трубку пергамент с восковой печатью. Я развернула его. Сухой, казенный язык уведомлял, что «гражданка М. Труннодини» обязана незамедлительно прибыть в Стальград в связи с проводимым расследованием серии тяжких преступлений. Срок — неопределенный.
— Что это значит, Северин? — спросила я, и голос мой прозвучал чужим. — Я же все уже сказала следователю.
— Это значит, что ты должна ехать, — вздохнул он. — Вызов следственных органов… он обязателен. Отказаться — значит навлечь подозрения на себя и на весь поселок.
На весь поселок. Это был тонкий намек. Мое положение здесь было шатким. Чужачка, вдова, да еще и со странными знаниями. Отказ мог быть истолкован как попытка скрыться.
Я посмотрела на стражника. Его лицо было каменным. Спорить было бесполезно.
— Хорошо, — коротко сказала я. — Дайте мне время собраться.
— У тебя есть до полудня, — ответил стражник. — Карета будет ждать на выезде.
Дверь закрылась. Я осталась одна в тишине пустого зала. Солнечный луч, пробивавшийся через пыльное окно, выхватывал из полумрака столы, лавки, сияющий медный самовар. Мое детище. Мое пристанище.
Теперь его предстояло бросить.
Действовала я на автомате, с тем же холодным спокойствием, с которым готовила операционную. Собрала свои инструменты — бесценный ящик от Фрола. Переложила их в дорожный мешок вместе с самыми ценными травами и зельями. Сложила несколько смен белья, теплый плащ. Деньги, все, что были, спрятала в потайной карман.
Потом прошлась по трактиру, гася в нем жизнь. Потушила огонь в печи. Слила остатки сусла. Убрала все скоропортящиеся продукты. Последним шагом я повесила на дверь тяжелый замок. Он щелкнул с глухим, финальным звуком.
На выезде из поселка действительно ждала неуклюжая карета, запряженная парой унылых кляч. Рядом топтался тот же стражник.
Перед тем как забраться внутрь, я обернулась. На пороге своей хижины стояла Акулина, качая головой. Из-за забора кузницы за мной наблюдал Фрол, его лицо было хмурым. Геннадий махнул мне рукой. Они вышли проводить. Молча. Никто не кричал «возвращайся». Все понимали — возвращения может и не быть.
Я шагнула в карету. Дверца захлопнулась, отсекая меня от всего, что стало за эти месяцы домом. Возница щелкнул вожжами, и мы тронулись, подпрыгивая на колеях.
Я сидела на жесткой скамье, глядя в маленькое запыленное окошко, как мимо проплывали знакомые дома, заборы, потом поля и лес. Я не знала, что ждет меня в Стальграде. Допрос? Тюрьма? Или что-то хуже?
Но один вопрос гвоздем сидел в голове: почему именно сейчас? Почему после недель затишья меня вдруг так срочно вызывают? Было ли это официальной необходимостью? Или чьим-то тонким расчетом? Возможно, убийца понял, что я слишком близко подобралась. И решил убрать меня с доски, используя руку закона.
Карета въехала в густую тень леса. Последний лучик солнца скользнул по стеклу и погас. Я откинулась на спинку сиденья, сжимая в кармане рукоять скальпеля. Пусть думают, что везут безропотную трактирщицу. Они ошибались. Они везли врача, закаленного в боях с болезнями и смертью. И если в городе меня ждала операция под названием «правосудие», я была готова взять в руки скальпель. Пусть даже мне придется оперировать в темноте, не зная, кто на столе — палач или жертва.