Неделя после обрушения склада пролетела в странном, зыбком спокойствии. Кален не вызывал меня для допросов. Ощущение слежки, преследовавшее меня раньше, отступило, словно тень, испуганная светом. Возможно, убийца, как и все в городе, был занят последствиями катастрофы. А возможно, его что-то — или кто-то — спугнуло.
Я вернулась к рутине лечебницы, но теперь работа казалась иной. Каждый раз, зашивая рану или готовя отвар, я ловила себя на мысли, что делаю это чуть увереннее, чуть спокойнее. Признание Калена, пусть и вырванное чрезвычайными обстоятельствами, стало для меня невидимым щитом.
Однажды вечером, когда я заканчивала упаковывать инструменты, дверь скрипнула. Я ожидала увидеть Борга или Лорда, сообщающего, что пора возвращаться.
В дверях стоял Кален.
На нем снова был его безупречный служебный костюм, но что-то в его осанке изменилось. Исчезла та надменная скованность, что обычно окружала его, как броня. Он казался... проще. И оттого еще более опасным.
— Труннодини, — произнес он, и в его голосе не было ни привычного холода, ни официальной строгости. — У меня для вас дело. Не по службе.
Я медленно отложила скальпель.
— Я слушаю.
— Я провел кое-какие изыскания, — он сделал шаг внутрь, и дверь закрылась за ним. — О вашем отце. Об его библиотеке.
Мое сердце екнуло. Вот оно. Перемирие закончилось.
— И что же вы выяснили, гражданин следователь? — спросила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
— Я выяснил, что лорд Альдор аль Морс был не просто коллекционером древних фолиантов. Он был исследователем. И его особенно интересовали тексты, связанные с одним очень специфическим, давно забытым культом.
Он подошел ближе, его глаза в полумраке комнаты горели странным огнем.
— Культом, в котором жрицы приносили ритуальные жертвы. Молодые девушки. Со светлыми волосами и аристократическими чертами. Им вводили снотворное, а затем... — он сделал паузу, глядя на меня, — ...освобождали кровь. Аккуратно. Через прокол в яремной вене.
Ледяная волна прокатилась по моему телу. Так вот откуда почерк. Вот откуда знание.
— Вы думаете... мой отец?..
— Нет, — он резко покачал головой. — Ваш отец умер семь лет назад. А убийства начались три месяца назад. Но кто-то получил доступ к его архивам. Кто-то, кто знал об его интересах. Кто-то, кто решил... возродить традицию.
Он снова подошел ближе. Теперь между нами оставалось меньше метра.
— Ваша тетя, Алиана, утверждает, что после смерти брата все его бумаги были опечатаны и сданы в семейный архив. Но я проверил — доступ к ним имели лишь члены семьи и... доверенные слуги.
Мы смотрели друг на друга в сгущающихся сумерках. Воздух в комнате снова сгустился, но на этот раз не от магии, а от невысказанной догадки, витавшей между нами.
— Вы ведете к тому, что убийца — кто-то из моей семьи, — прошептала я. — Кто-то, кто знал о библиотеке моего отца. Кто-то, кто решил, что я... знаю слишком много. Или представляю угрозу.
— Или является идеальной кандидатурой, чтобы взять на себя вину, — тихо добавил он. — Ваше побег, ваши медицинские познания, ваше присутствие на месте первого убийства... Все это складывается в слишком удобную картину.
В его словах не было обвинения. Была горькая, неприкрытая правда.
— Почему вы говорите мне это? — спросила я. — Почему не используете эту информацию против меня?
Он помолчал, его взгляд блуждал по моему лицу, словно пытаясь прочитать в нем что-то.
— Потому что я видел вас в работе, — наконец сказал он. — Потому что я больше не верю, что вы способны на такое. И потому что... — он запнулся, и в его голосе впервые прозвучала неуверенность, — ...потому что тот, кто это делает, попытался подставить вас. И это... личное.
Последние слова он произнес тихо, но с такой стальной твердостью, что по моей коже побежали мурашки. Это была уже не защита свидетеля. Это было нечто иное. Глубже.
— Что мы будем делать? — спросила я, и сама удивилась, как легко это «мы» слетело с моих губ.
— Мы, — он подчеркнул это слово, — будем рыть глубже. Я — официально. Вы... — он снова пристально посмотрел на меня, — ...будете моими глазами там, куда я не могу заглянуть. В вашем прошлом. Среди ваших... родственников. Готовы ли вы к этому?
Это был вызов. И доверие, большее, чем я могла ожидать.
— Я всегда готова к сложной операции, гражданин следователь, — сказала я, и уголки моих губ дрогнули в подобии улыбки. — Особенно когда диагноз почти ясен.
Он кивнул, и в его глазах вспыхнул знакомый огонек — не магический, а человеческий. Огонек азарта и решимости.
— Тогда начинаем завтра, — он развернулся и вышел, оставив меня одну с новой, пугающей и оттого еще более манящей целью.
Врач и следователь. Доверие и опасность. Наши пути окончательно сплелись в один. И я понимала, что иду по лезвию бритвы. Но впервые за долгое время я чувствовала, что иду не одна.