Утро застало нас в моей постели, в лучах солнца, заливавших спальню. Кален спал, его лицо, лишенное привычной суровости, казалось удивительно молодым и беззащитным. Я лежала, прислушиваясь к его ровному дыханию, и в душе царил непривычный покой.
Именно в этой тишине ко мне вернулась мысль, которую я откладывала все эти недели. Трактир «У Степана». Моя первая крепость, мое первое детище в этом мире. Он остался там, в том далеком поселении, запертый на замок. Брошенный.
Я не могла позволить ему просто сгнить. Он был символом моего начала. Местом, где я, Мария Погребенкина, впервые поднялась с колен. И кроме того, там оставались люди, которые, возможно, все еще надеялись на мое возвращение. Акулина, Геннадий, даже угрюмый Фрол. Я была им должна больше, чем просто исчезновение.
Кален проснулся от моего беспокойства. Его рука потянулась ко мне.
— Что-то не так?
— Мне нужно съездить, — сказала я, глядя в потолок. — В поселок. К трактиру.
Он приподнялся на локте, его взгляд стал собранным и внимательным.
— Зачем? У тебя здесь всё. Поместье, дела в городе, лечебница…
— Именно поэтому, — перебила я его. — Потому что у меня теперь есть всё. А он был моим первым «всем». Я не могу его просто бросить. Я должна… закрыть эту главу. Правильно. Продать его. Или передать тому, кто будет в нем так же нуждаться, как нуждалась когда-то я.
Он смотрел на меня, и я видела, как в его глазах борются разные чувства. Забота. Понимание. И легкая тень беспокойства.
— Это небезопасно. Лукан в тюрьме, но его сообщники… а та тетка твоя…
— Алиана сломлена и лишена власти, — парировала я. — А что до сообщников Лукана… они охотились на леди аль Морс, наследницу. Вряд ли их заинтересует простая трактирщица, навещающая свое старое заведение. К тому же, — я ткнула его пальцем в грудь, — у меня будет лучшая охрана в империи. Ты.
Он поймал мою руку и прижал к своим губам, его глаза сузились.
— Ты все продумала.
— Всегда, — улыбнулась я.
Он тяжело вздохнул, признавая поражение.
— Хорошо. Но ненадолго. И мы берем с собой Гарса и Лорда.
Через три дня наш небольшой кортеж — его быстрый экипаж и повозка с охраной — выехал за ворота поместья. Дорога в поселок, когда-то казавшаяся такой долгой и утомительной, теперь пролетела почти незаметно. Я сидела рядом с Каленом, глядя на знакомые пейзажи, и чувствовала, как нарастает странное волнение. Я возвращалась. Но возвращалась другой.
Когда на горизонте показались первые домики поселка, мое сердце сжалось. Все было таким же… и таким другим. Мы проехали по главной улице. Люди останавливались и смотрели на богатый экипаж с незнакомым гербом. Никто не узнал в элегантной даме в дорогом платье ту самую Марью-трактирщицу.
И вот он. Трактир «У Степана». Вывеска висела криво, на ставнях был замок, покрытый ржавчиной. Он выглядел осиротевшим.
Я вышла из экипажа. Кален последовал за мной, его взгляд скользнул по покосившемуся зданию с профессиональной оценкой.
— Вот он, мой Ватерлоо, — тихо сказала я.
— И твой первый триумф, — поправил он, положив руку мне на плечо. — Не забывай об этом.
В этот момент из соседнего дома вышла Акулина. Она с любопытством смотрела на нас, а затем ее глаза округлились.
— Батюшки… Марья? Это ты?
Ее голос привлек внимание других. Из кузницы вышел Фрол, с лица которого не сходило привычное недовольство. Подошел Геннадий, вытирая руки о замасленный фартук. Они смотрели на меня, на мой наряд, на стоящего рядом Калена с его аурой власти, и в их глазах читалось потрясение.
— Да, Акулина, это я, — сказала я, и голос мой дрогнул.
Я вернулась. Чтобы попрощаться. Чтобы поблагодарить. И чтобы оставить здесь часть своего сердца, которое навсегда останется в этих стенах, пахнущих хлебом, пивом и надеждой.