Утро дня «Икс» началось не с паники, а с холодной, выверенной до мелочей суеты. Я проверила температуру в погребке, где стояли бочки с пивом — стабилизированный камень держал холод, как и обещал. Хлеб, выпеченный накануне, лежал ровными рядами под чистыми полотнами. Сыр и колбаса от соседей были аккуратно нарезаны. Все было готово. Как к сложной плановой операции.
Я отодвинула засов и распахнула дверь трактира. Свежий утренний воздух ворвался внутрь, смешиваясь с запахом свежей выпечки, хмеля и чистоты. Я выставила на крыльцо ту самую табличку, но перевернула ее. На другой стороне было начертано: «Открыто».
Первый час прошел в гробовой тишине. Я стояла за прилавком, вытирая уже и так сияющие бокалы, и чувствовала, как нервное напряжение сжимает виски. А если никто не придет? А если мое пиво им не понравится? А если…
Мысли были прерваны скрипом двери. На пороге стоял Геннадий, артефактчик. Он с любопытством оглядел зал, его взгляд задержался на сияющем медном тазе самовара и на мне.
— Ну что, хозяйка, выходишь на большую дорогу? — усмехнулся он. — Давай, испытывай свое варево на мне. Пинту твоего «нового» пива.
Я кивнула, наклонилась за бочкой и налила ему кружку. Пена была плотной, сливочной. Он взял ее, внимательно посмотрел на свет, понюхал и наконец сделал большой глоток.
Я следила за его лицом, стараясь не выдать волнения. Он медленно опустошил половину кружки, поставил ее на стойку и выдохнул:
— Черт. Да это… пиво. Настоящее.
Он допил остальное и толкнул кружку ко мне.
— Еще.
Это было лучше любой похвалы.
Вскоре зашли двое грузчиков с артефактного депо — те самые, что пытались вломиться ночью. Они робко переступили порог, оглядывая преображенное заведение.
— Правда, что новое пиво? — спросил один из них, избегая моего взгляда.
— Правда, — ответила я без тени упрека. Дела есть дела. — По три медяка кружка.
Они переглянулись, но деньги на стол положили. Я налила. Они выпили. На их лицах появилось то же удивление, что и у Геннадия.
— Ба… да это ж ладно! — воскликнул второй и тут же заказал еще, а к пиву — хлеба с колбасой.
Словно плотина прорвалась. К полудню в трактире было шумно. Сидели грузчики, пара возчиков на своих рогатых лошадях, даже местный писарь заглянул из любопытства. Гул голосов, звон кружек, запах еды и пива — трактир жил. Я не успевала подливать, подносить, мыть посуду. Руки и спина горели огнем, но на душе было странно спокойно. Это был знакомый ад — ад рабочего дня в переполненном отделении.
В разгар суеты дверь снова открылась. В проеме возникла мощная фигура Фрола-кузнеца. Он стоял, загораживая собой свет, и медленным, властным взглядом обводил зал. Шум на мгновение стих. Все знали о его «видах» на вдову.
Он тяжело ступил внутрь, его кованые сапоги гулко отдавались по полу. Он подошел к стойке, ни на кого не глядя.
— Пива, — бросил он мне, глядя поверх головы.
Я почувствовала, как сжимаются мышцы спины. Это был тест. Не на качество пива, а на мою прочность. Я медленно налила кружку и поставила перед ним.
— Пять медяков, — сказала я ровно.
Он удивленно поднял на меня глаза. Цена была выше, чем для остальных. Вызов был принят и усилен.
— Дорого, девица, для своих, — проворчал он.
— Качество требует затрат, — парировала я. — И я никому не должна.
Наши взгляды скрестились. В его — изумление и злость. В моем — ледяное спокойствие. Он понимал — прежней запуганной Мариэллы больше нет. Он что-то пробормотал, швырнул на стойку пять монет, залпом выпил пиво и, не сказав больше ни слова, развернулся и вышел, хлопнув дверью.
В зале на мгновение воцарилась тишина, а затем гул возобновился с новой силой, но теперь в нем слышалось одобрение. Я выдержала. Хозяйка доказала свое право.
К вечеру, когда последний посетитель ушел, я опустилась на табурет за стойкой. Повсюду были грязные кружки, крошки, следы от ботинок на чистом полу. Я смотрела на этот творческий хаос, на железную шкатулку, тяжелую от медяков, и впервые за долгое время позволила себе улыбнуться. Усталой, но настоящей улыбкой.
Это был не конец пути. Это было только начало. Но первый, самый трудный шаг был сделан. И сделан твердо.