Прошло два дня. Два дня напряженного молчания, затянувшегося, как тугая струна. Кален исчез, погруженный в поиски Лукана. Лирану заменил новый стражник — молчаливый и не вызывающий никаких эмоций, кроме легкого раздражения. И это раздражение было куда предпочтительнее той гаммы чувств, которую вызывал у меня Кален.
Я пыталась сосредоточиться на работе, но мысли возвращались к нашему последнему разговору. К его улыбке. К его словам. К тому, как легко он раскусил мою ревность. Я чувствовала себя уязвленной и… странно оживленной. Как будто кто-то всколыхнул стоячую воду моей жизни, и теперь в ней плавало что-то новое, неизвестное и пугающе притягательное.
Вечером я возвращалась домой под охраной нового стража, чувствуя необъяснимую тоску. Воздух был прохладен, городские огни отражались в лужах, оставшихся после дождя. И в этом отражении я увидела его.
Кален стоял у подъезда моего дома. Не в форме, а в простом темном плаще, с капюшоном, откинутым назад. Он опирался на стену, и в его позе читалась усталость, но также и решимость.
Мое сердце сделало непроизвольный скачок. Страж, видя его, молча отошел на почтительное расстояние.
— Гражданин следователь, — позвала я, подходя. Голос прозвучал хрипло.
Он выпрямился, его взгляд, тяжелый и усталый, встретился с моим.
— Труннодини. Пройдемтесь?
Это было не приглашение. Это была просьба. Почти. Я кивнула.
Мы пошли по пустынному вечернему переулку, держа дистанцию, которую предписывали приличия, но которая казалась теперь невыносимой пропастью. Некоторое время мы молчали. Он первым нарушил тишину.
— Лукан как в воду канул, — произнес он, и в его голосе звучало раздражение. — Он пользуется старыми семейными связями, укрытиями, о которых мы не знаем. Он готовится к чему-то. Завещание вскроется через три недели. Он не исчез. Он ждет.
— А мы? — спросила я. — Что мы делаем?
— Мы ждем его ошибки, — он сжал кулаки. — И это меня бесит. Обычно я на два шага впереди. С тобой… с этим делом… я постоянно играю в догонялки.
Он снова назвал меня «ты». Случайно? Или намеренно? Я не стала поправлять его.
— Может, дело не в том, чтобы быть впереди, — осторожно сказала я. — А в том, чтобы быть рядом, когда он оступится.
Он остановился и повернулся ко мне. Мы стояли под одиноким фонарем, свет которого отбрасывал длинные тени.
— Ты права, — он прошептал. — Всегда права. Это тоже бесит.
Его слова повисли в воздухе. Он смотрел на меня так, словно видел не подозреваемую, не свидетельницу, а что-то гораздо большее. Его взгляд скользнул по моим губам, и у меня перехватило дыхание.
— Кален… — начала я, но он перебил меня.
— Я не могу перестать думать о том, что произошло в переулке, — его голос был низким и срывался. — О том, что могло случиться. И о том… что я почувствовал.
Он сделал шаг вперед, сокращая дистанцию. Теперь нас разделяли сантиметры. Я чувствовала исходящее от него тепло, видела каждую черточку его уставшего лица.
— Это неправильно, — прошептал он, но его рука поднялась, и пальцы едва коснулись моей щеки. Прикосновение было таким легким, что могло показаться игрой воображения, но оно обожгло меня. — Это непрофессионально. Опасно.
— Я знаю, — выдохнула я, не в силах отвести взгляд.
— Но я не могу остановиться, — он наклонился ближе, и его дыхание смешалось с моим. Его губы были так близко, что я чувствовала их тепло. Я зажмурилась, ожидая…
Но поцелуя не последовало.
Вместо этого он прижал свой лоб к моему, закрыв глаза. Его дыхание было неровным.
— Черт возьми, Мариэлла, — прошептал он, и в его голосе звучала настоящая боль. — Что ты со мной делаешь?
Я не ответила. Я не могла. Вся моя воля была сосредоточена на том, чтобы просто стоять, чувствуя его близость, вдыхая его запах, ощущая биение его сердца так близко к своему.
Мы стояли так, казалось, вечность — два островка в бушующем море долга, опасности и запретного влечения. Ничего не произошло, но в тот момент под тусклым светом фонаря между нами рухнула последняя преграда. Мы перешли грань, которую уже нельзя было игнорировать.
Он первым отстранился, его лицо снова стало маской сдержанности, но в глазах бушевала буря.
— Мне нужно идти, — сказал он хрипло. — Ты должна быть в безопасности.
Он развернулся и ушел, не оглядываясь. А я осталась стоять одна, прижимая руку к щеке, где все еще горело прикосновение его пальцев. Ничего не произошло. Но всё изменилось. И теперь я боялась не Лукана, не убийства, а той бури, что мы с Каленом вызвали к жизни. И того, что будет, когда она обрушится на нас обоих.