Доля Ангелов

Глава 16

Путь домой Эдварда был долгим, двигаясь по инерции по сельским улочкам, которые обходным путем вели его к конной ферме округа Огден, только фары пикапа Шелби единственные освещали путь по холмистой местности. Воздух был теплым и приятным, обдувая его лицо, и он дышал полной грудью… хотя крепко сжимал руль, и его живот сжимался.

Он продолжал думать о Саттон и губернаторе.

На самом деле, он слышал о Дермовом Дегни, что тот был джентльменом. Губернатор был верен своей жене, и в отличие от многих мужчин, которые стали вдовцами, он не бросался ни к какой двадцатипятилетней «арендованной фантазии». Вместо этого он сосредоточился на своих детях и управлении городом.

И на самом деле, это скорее всего было похоже на правду, поскольку в противном случае, газеты сообщили бы об этом и его оппоненты не приминули намекнуть в ходе избирательной кампании.

Так что, да, он казался насквозь джентльменом. Но это не означало, что ниже живота он был мертв. Черт возьми, мужчина должен быть просто не в своем уме, чтобы не признать в Саттон настоящую женщину. И тот факт, что она стала стоить миллиарды долларов был только на руку.

Даже без гроша в кармане, она бы все равно имела неизмеримо много. Она была уравновешенной. Веселой. По уши влюбленной в свою работу. Дурашливой и доброй, и умной. В состоянии перечить мужчине и называть его глупым, в то же время заставлять чувствовать каждую унцию тестостерона в теле.

Но она ошибалась в одном. Губернатором он был или нет, он точно собирался сделать шаг в их отношениях сегодня вечером.

Дерьмо.

Однако, ему по-настоящему было горько осознавать, что его больше всего беспокоили не намерения губернатора. Его больше всего беспокоил ответ Саттон, он ненавидел признаваться даже самому себе, что в нем и крылась настоящая причина его ревности, он же все ходил вокруг, да около.

И самое ужасное было то, что Дермовый Дагни был на самом деле удивительным человеком, достойным ее по слишком многим причинам. И она собиралась выяснить, прав ли Эдвард в своих предположениях.

И с этим он ничего не мог поделать.

Или ему следовало бы все же что-то с этим сделать, да, ради бога! Какого черта с ним происходит, что с ним не так? Почему он хочет позлить ее, если она желает вступить в потенциальные счастливые, здоровые отношения…

Потому что я хочу ее для себя.

Как только его внутренний голос громко озвучил мысль, его остановило только то, чтобы не врезаться в дерево и, таким образом, легко закрыть вопрос, что пикап принадлежал Шелби, и он не имел права его колечить.

Он вовремя затормозил, пару раз стукнув руль и сотрясая матом салон машины.

Много миль спустя, Эдвард наконец-то решил поехать в Red Black, а не кружить вокруг по окрестностям, как шестнадцатилетний подросток, которому отказала девушка, собираясь на свидание с капитаном футбольной команды. Он только тогда обнаружил, что сжег пол бака бензина. Заехав на бензоколонку Shell, он подъехал к одному из трех вакантных насосов и полез за своей кредиткой… пусто. Бумажника также не было.

Чертыхаясь, он выехал и направился прямиком к главным воротам Red Black. Проехав между двумя каменными колоннами, он увидел огромное и открытое пространство, которое согревало душу, несмотря на то, что провел за рулем большую часть ночи и оставил в пикапе Шелби почти пустой бак. В скором времени ему еще предстоял неловкий разговор с ней или с Мое и/или Джоуи, когда они будут толкать ее машину.

Припарковавшись перед конюшней В, Эдвард вытащил ключи из зажигания, а потом вернулся, чтобы провернуть закрыты ли окна. Прихрамывая, он открыл входную дверь своего домика, ожидая, что у него в берлоге будет пусто.

Шелби спала в его кресле, подтянув ноги к груди, положив голову набок на колени. Глядя мимо нее, он увидел, что кухня сверкала чистотой, и он поставил бы последний свой цент, что в холодильнике поджидала его еда.

Он тихо прикрыл дверь.

— Шелби?

Она очнулась, вспрыгнув с кресла со всей своей гибкостью, которой он позавидовал. Ее хвостик волос тут же перелез на плечи вперед, и она не задумываясь стянула резинку, ее волосы разметались по плечам.

Их было так много, гораздо больше, чем он предполагал. Блондинка.

— Сколько времени? — спросила она, собирая их и стягивая опять резинкой.

— Почти десять часов.

— Кобыла не ожеребилась, да?

— Нет.

— Я оставила вам миску с едой в холодильнике.

— Я понял, — он внимательно следил за ее действиями, как она легко опустила ноги, как поправила прядь за ухо. — Я знаю, что ты оставила. Спасибо.

— Увидимся утром, тогда.

Она направилась мимо него, но он схватил ее за руку.

— Не уходи.

Она не подняла глаз. Она по-прежнему смотрела… на половицы под своими ботинками. Но ее дыхание участилось, и понял, каков будет ее ответ.

— Останься со мной сегодня на ночь, — услышал он свои слова. — Не для секса. Просто… останься со мной.

Шелби замерла и не двигалась очень долго.

Но, в конце концов, она взяла его за руку и повела в полутемную спальню. Отсвет огней сигнализации из конюшен отбрасывал легкие тени через простые шторы в клетку, а также от такого же простого бюро и скромной, двуспальной кровати, которая совершенно не соответствовала его положению.

Он не мог вспомнить, имелись под одеялом простыни.

Поскольку большинство ночей он спал в кресле, фактически, как только перебрался сюда. Или же уходил в эти чертовы конюшни или же совершал еще что-то.

Эдвард направился в ванную комнату, справил нужду, потом почистил зубы. Когда он вышел, она разглаживала одеяло.

— Я вчера постирала, — сказала она, стоило ему подойти к другой стороне кровати. — Я не знала спали ли вы на ней или нет.

— Тебе не стоит так обо мне заботиться.

— Я знаю.

Она впервые залезла к нему под одеяло полностью одетой, и снова он позавидовал легкости ее движений, как она спокойно вытянула ноги, как откинулась на спину, не скрючившись от боли и стонов. Его подготовка в горизонтальное состояние, напротив, происходила со стонами и проклятиями, ему нужно было время отдышаться, прежде чем он мог положить свою голову на подушку.

Шелби развернулась к нему, положив руку на его впалый живот. Он напрягся, хотя и был в футболке. И флиске.

— Тебе холодно? — спросила она.

— Мне? — он повернул голову в ее сторону. — Думаю, что ты права…

Она вдруг поцеловала его, ее губы были мягкими.

— С возвращением, — прошептала она. — Можешь не отвечать.

— Что?

— Вы ничем мне не обязаны, кроме этой работы. И мне ничего не нужно от вас, кроме этой работы.

Он крякнул, подняв руку, чтобы провести пальцами по ее подбородку и спуститься вниз к ее шее. И обнаружил, что порадовался тому, что вокруг было темно.

— У меня ничего нет, чтобы кому-то что-то дать, — Эдвард взял ее натруженную руку и положил себе в центр груди. — И да, мне холодно.

— Я знаю. Многое знаю о тебе. Я всю свою жизнь работаю с животными. Я не жду, что какая-нибудь лошадь будет лучше или хуже, чем есть на самом деле. И люди такие же, у них тоже нет причин быть другими, нежели такими, какие они есть.

Это был самый странный ответ. С тех пор, как он был похищен из отеля в Южной Америке, он все время держался, каждой клеточкой своего тела. Сначала от ужаса. Потом от боли, связанной с пытками и желанием умереть. А потом после спасения, его организм перестал функционировать на очень многих уровнях… и ему опять пришлось сражаться, чтобы сохранить свой здравый смысл и не сойти с ума.

Но сейчас, в этой ночной тишине, он почувствовал, что пора отпустить контроль.

— Я чувствую, как ты на меня смотришь, — нежно произнес он.

— Это потому, что я здесь. И это нормально. Как я сказала, вы не должны мне ничего. Я не жду от вас ничего.

По какой-то причине, он подумал о сыне Мое Брауна, Джоуи. Красивый, здоровый парень, такого же возраста, как и она. Любит лошадей, добродушный и не дурак.

Ей стоило проводить свои ночи с ним или с кем-то на него похожим.

— Тогда зачем ты это делаешь? — спросил он.

— Это мое решение, а ничье-либо. Мой выбор, который мне не надо объяснять никому, включая и вас.

Ее спокойное, откровенное заявление, объясняющее ее точку зрения, было воспринято им точно так, каким оно и было…вызвав странное и чудесное послабление в нем.

И чем дольше он лежал рядом с Шелби, тем больше его тело расслаблялось. Или это была его душа. Но Шелби была единственным человеком, которая не сравнивала его с тем, кем он был раньше. Она не могла его оплакивать, потому что не знала его тогда. Она не собиралась выжидать, когда он победит свою немощность и присоединиться к управлению компании «ББ», став штурвалом семьи.

Он был лошадью для нее, восстанавливающийся после травмы на пастбище, под воздействием стихий…, за которой она готова была ухаживать и кормить. Скорее всего, это было единственное, что она умела делать, когда сталкивалась с чьими-то страданиями.

Выдохнув, он почувствовал, как спадает тяжесть. Он не мог предположить какую тяжесть носил в своем сердце. Обиды на всех, кто был в его прежней жизни. Вернее… на самом деле, он ненавидел их всех, ненавидел всех, кто смотрел на него с жалостью, шоком и печалью. Он хотел крикнуть им, это не их собачье дело, что с ним случилось, и он, в конце концов, не вызывался добровольцем, и не важно, как он выглядит…

Неужели они думали, что их взгляды могут его расстроить? Мать твою. Ему пришлось столько пережить и с их взглядами он как-нибудь уж справится.

И да, он даже злился на Саттон, хотя она была виновата не больше, чем остальные.

Шелби… Шелби ко всему этому не имела никакого отношения. Она была чиста по сравнению с ними. Она была свежим воздухом в душной комнате. Она была светом в камере без окон.

Эдвард застонал, надавив на свое плечо и поцеловав ее в ответ. И под натиском его губ, ее губы приоткрылись, честно отвечая ему, такой она и была. И он мгновенно затвердел.

Но вместо того, чтобы начать снимать с нее футболку и джинсы, он отстранился и убрал свои руки от нее.

— Спасибо, — прошептал он.

— За что?

Он всего лишь покачал головой. А потом закрыл глаза.

И впервые, казалось, за целую вечность, он начал погружаться в сон… трезвым.

— Замуж.

Лиззи возвышалась над Лейном, она наклонилась, взяла его лицо в ладони и широко улыбнулась. Боже, он был так красив, такой с ног сшибательно привлекательный, несмотря на мешки под глазами и его пятичасовую…(хотя была уже девять сорок пять вечера) щетину и взлохмаченные волосы.

— Ты просишь меня выйти за тебя замуж? — услышала она сама свои слова. И да, она говорила с придыханием.

Он кивнул.

— Могу я тебе кое-что сказать? Твоя улыбка сейчас — одна на века.

— Знаешь, — она провела рукой по его волосам, — я не отношусь к тем женщинам, которые мечтают о свадьбе с пятилетнего возраста.

— Меня это не удивляет.

— Я даже не уверена, что хочу надеть свадебное платье, и я не хочу венчания в церкви.

— Я атеист, поэтому с этим все в порядке.

— Чем меньше, тем лучше. Последнее, что меня интересует, это огромная свадьба, как самое большое событие для общества.

Он провел руками вверх-вниз по ее спине, разминая, поглаживая.

— Будет так.

— И твой развод…

— Развод будет, на самом деле. И Семюэль Ти. позаботиться об этом.

— Хорошо.

Лейн поднял руку, словно перед учительницей в школе, она произнесла:

— Мммм?

— Это «да»?

Наклонившись, она прижалась губами к его губам.

— Абсолютное да.

Следующее, что она поняла, очутилась на шезлонге, его вес скользил по ней, они целовались глубоко, смеялись и опять целовались. А потом она оказалась обнаженной, также, как и он.

Она выдохнула его имя, стоило ему войти в нее, и о Боже, ему было так хорошо, проникая глубоко, растягивая и подчиняя ее. Она никогда не говорила, как ей нравилось ощущать его внутри себя, как она скучала по временам, когда он хватал ее за запястья и нагибал ее вниз, жадничая, пожирая и действуя немного грубо, вклиниваясь в нее.

Но он знал об этом.

Опять же, Лейн знал о ней все, и этот план был безупречным. Ничего показного, ничего фантазийного, и нет, она не хотела получить от него самый большой бриллиант. Все, что ей нужно — он. Все, что она хотела — их.

Поэтому они скрепили свою помолвку, двигаясь вперед, и она совершенно не беспокоилась на этот счет.

Да, вокруг Лейна творился полный хаос. Да, он не мог точно сказать, чем все закончиться. И конечно же большинство женщин, даже контуженных на голову, не подписались бы на такую помолвку, даже золото искательницы.

Но у любви есть забавная особенность, наполнять вас верой в того, кто вас любит. В жизни ничего нельзя гарантировать — не богатство, не здоровья, не даже самой жизни. В конце дня, вы просто направляетесь… в лучшее место, которое может существовать на земле.

Он с наслаждением двинулся вверх по ней, Лиззи назвала его по имени и зарылась лицом ему в шею, он выругался и дернулся, находясь глубоко внутри нее. Это было прекрасно… идеально. Особенно когда он обнял ее, накрывая собой.

— Боже, я люблю тебя, — прошептал он ей на ухо. — Ты единственная, ради чего стоит жить.

— Мне не страшно, — прошептала она. — Мы разберемся во всем вместе. Почему так произошло. И у нас все будет хорошо. Это имеет значение для меня, но ничего больше.

Толкнувшись в нее, его голубые глаза были такими, как описывают их в романах — почтительными, искренними, наполненными любовью.

— Я хочу купить тебе кольцо.

— Не надо, — она снова погладила его по волосам, приглаживая пряди, которые торчали. — Мне не нравится носить кольца. Не с моей работой.

— Как насчет часов с бриллиантами?

— Наверняка…

Его телефон в кармане зазвонил, и он отрицательно покачал головой.

— Меня ни для кого нет. Я не…

— Тебе следует…

Он ответил на ее предложение, поцеловав ее и продолжая двигаться в ней. И Лиззи присоединилась к его ритму. В мире вокруг нее существовало столько всего ужасного, по сравнению с тем, что она сейчас теплой ночью в штате Кентукки занималась любовь со своим женихом.

Проблемы смогут подождать. Неужели их мир, это только маленький кусочек неба? Только для них двоих.

И никого они не собираются приглашать сейчас на их празднование.