Доля Ангелов

Глава 32

Эдвард мог бы вот так, просто стоять и смотреть на Саттон и мать, сидящих вместе на шелковом диване. Вопреки остывшим отношениям Лейна с матерью, вернее с женщиной, которая родила их всех, разглядывая, как мать оказывала гостеприимство, Эдварда это развлекало, несмотря на горечь события, его отношения с матерью было более лучшими… в основном, потому что он тесно работал с отцом и вынужден был проявлять свое уважение к маленькой В.Э. перед всеми.

Почему бы не найти облегчения на дне бутылочек с таблетками?

Особенно если тебя обманули, высмеяли перед всеми и стали относится, как к вазе Тиффани, в своем собственном доме.

А сейчас казалось, что его сестра Джина, попала в такую же ловушку с Пфордом.

Саттон, совсем другая… Саттон никогда не сделает ничего подобного, никогда не пойдет на брак по расчету, чтобы вести определенный образ жизни. По существу, ей даже не нужен мужчина, который смог бы ее обеспечивать. Ее план жизни? Она собирается управлять мульти-национальной корпорацией, стоять во главе…

Словно она почувствовала, что он думал о ней, и ее глаза метнулись в его сторону, а потом посмотрела на его мать.

Но его глаза не оставляли Саттон, задержавшись на ее волосах, спустившись по лицу, а потом перейдя к шее. Он заметил ее серьги — большие жемчужины, обрамленные бриллиантами, и в этот момент задался вопросом, не Дерьмовый ли Дагни купил ей их. Ей очень шел бледно-синий костюм, но эти жемчуга не подходили.

Ей лучше бы пошли рубины.

Его рубины.

И не важно, были на ней надеты драгоценности Востока или из Бирмы, от достойного жениха или плохого бывшего парня, она все еще была впечатляюще красива — новый генеральный директор корпорации «Ликеро-водочные заводы Саттон». И все же она по-прежнему была сама грация и изящество и в ней виделся класс, как она говорила, как держалась, разговаривая с его матерью, бедной потерянной душой. Когда она завершит свой визит, вернется в лимузин в своем костюме, отбрасывающем лунный свет на заснеженные просторы, с подаренными жемчугами, он надеялся, что не губернатором, оперативно проведет совещание со своими топ-менеджерами, руководителями отделов продаж, возможно, японскими инвесторами, чье щедрое предложение по выкупу компании, отвергнет своим очаровательным, но совершенно однозначным, «нет».

Да, он слышал по радио, что она взяла на себя бразды правления семейного бизнеса. Бизнес не мог оказаться в лучших руках…

Эдвард почувствовал, что к нему подошел мужчина, он взглянул на него краем глаза… и, несмотря на запущенную бороду и помятую одежду, признал в нем своего брата Максвелла, которого он узнал бы везде.

— Эдвард, — удивленно произнес парень.

— Макс, ты хорошо выглядишь, как обычно, — сухо ответил Эдвард. — Но ты должен меня извинить, должен идти.

— Передавай от меня привет Мое.

— Конечно.

Обойдя своего брата, он захромал вперед, входя в гостиную. Ему показалось слишком грубым, несмотря на то, что он стал ужасным засранцем, молча уйти, не обмолвившись со своей матерью хотя бы парой слов.

Честно, он понятия не имел, что сказать.

Приближаясь к дивану, первой на него подняла глаза Саттон. Потом мать перевела на него взгляд.

Пока он пытался подыскать нужные слова, маленькая В.Э. улыбнулась ему своей прекрасной улыбкой, как дамы на портрете Томаса Салли.

— Как мило, что сотрудники тоже приходят, чтобы засвидетельствовать свое почтение. Как твое имя, сынок?

Саттон залилась румянцем, Эдвард склонил голову.

— Эд, мэм. Мое имя.

— Эд? О, у меня сын, его тоже зовут Эдвард, — ее рука качнулась в сторону Лейна, и Господи, Лейн готов был провалиться сквозь землю. — А где ты работаешь в поместье?

— На конюшнях, мэм.

Ее глаза были такими же голубыми, как и у него, и такими же прекрасными, как утреннее небо в июльский солнечный день. Они также были с поволокой, как оконное стекло морозным утром.

— Мой отец любил своих лошадей. Когда он попал в рай, там безусловно окружают его множество чистокровок, устраивая скачки.

— Безусловно. Мои соболезнования, мэм.

Отвернувшись, он начал медленно передвигаться на выход из гостиной, когда услышал ее слова:

— Ой, бедняга такой калека. Мой отец всегда пригревал бедных и несчастных.

Эдварду потребовалось некоторое время, чтобы понять, что он вышел через главные парадные двери вместо того, чтобы вернуться на кухню и выйти через задний вход, где он оставил грузовик Шелби, но он шел как в тумане.

На самом деле, он остановился, перед тем как спуститься по лестнице Истерли, всматриваясь в удивительно красивый вид на реку внизу, которым он пренебрегал все время, пока жил в особняке — в детстве, в юности, и даже спустя годы, когда возглавлял бизнес.

И несмотря на то, что он всматривался перед собой в открывающийся вид, его не особо поражала красота природы или вдохновляющая широта пейзажа, или грусть, что он не видел ее долгие годы. Нет, его больше заботила его мать, которая полагала, что он был простым конюхом, и она бы не одобрила, что он вышел через главные двери. Сотрудникам разрешалось пользоваться только определенные предписанные выходы и входы, находящиеся в задней части дома.

Он же вышел через главные двери.

Его ноги задрожали, стоило ему сделать шаг вниз по ступенькам. Потом другой. И, наконец, последний, ступив на брусчатку и круговую парковку перед домом.

С трудом передвигая себя вперед, он обходил большой белый особняк, держа направление к задней части, к чужому грузовичку, который ему дали в аренду из-за отзывчивости, как к члену семьи.

Или, по крайней мере, из-за желания помочь члену семьи…

— Эдвард… Эдвард!

«Конечно», — подумал он, продолжая хромать вперед. Естественно, просто так уйти он не мог.

Саттон легко догнала его. Она схватила его за руку, он все равно хотел двигаться вперед, но ноги сами собой остановились: как всегда, его тело было подвластно ей, исключая его самого. И о, было видно, что она очень расстроена, дыхание было учащенным, хотя она проделала всего лишь короткий путь, а глаза были просто огромными.

— Она не узнала тебя, — сказала Саттон. — Она просто… не узнала тебя.

Боже, она была настолько прекрасной. Ее красные губы. Темные волосы. Высокая, статная. Он знал ее уже очень давно, долго мечтая о ней, и думал, что уже не сможет восхищаться ею, что ее красота больше не будет так на него воздействовать. Но нет, видно это был не тот случай.

Его фантазии о ней заставляли его двигаться вперед. То, что произошло в поместье… он еще долго будет вспоминать об этом.

— Эдвард…, — ее голос дрогнул, он ощутил боль, которую она чувствовала к нему, словно это была его собственная боль. — Эдвард, прости.

Прикрыв глаза, он резко рассмеялся.

— Ты хоть представляешь, как сильно мне нравится, когда ты произносишь мое имя? Мое имя своими губами? На самом деле, это довольно печально.

Когда он вновь открыл глаза, она в шоке смотрела на него.

— Я не в своем уме, — услышал он свои слова. — В данный момент.

Он ощущал себя так, словно у него в голове был темный чердак, с полок которого валились разные вещи, кувыркаясь и переворачиваясь, ударяясь об пол и рассыпаясь на множество осколков.

— Прости? — прошептала она. — Что?

Взяв ее за руку, он сказал:

— Пойдем со мной.

С колотящимся сердцем, Саттон последовала за Эдвардом, пока он хромая вел ее вперед. Она хотела спросить, куда они идут, но выражение его лица, заставляло ее следовать за ним молча. Да, на самом деле, ее не волновало. Будь то гараж. Поле или берег реки.

Она готова была идти за ним в любое место. Хотя это было безумием.

Его действия не вызывали… сомнений у нее.

Как обычно.

Они подошли к задней части дома, когда он распахнул двойные двери, несколько официантов слонялись по кухне, ослабив свои галстуки, были видны зажженные сигареты, а также составленные друг на друга переносные холодильники со льдом с красной эмблемой U of C, ожидали, когда их погрузят в грузовик Форд.

Эдвард обошел официантов и направился в бизнес-центр.

Перед зданием было пусто, не было всевозможных марок дорогостоящих припаркованных машин перед фасадом. Окна были темными, возможно потому, что шторы задернуты. Но никто не входил и не выходил из бизнес-центра.

И у него не возникло проблем, чтобы попасть внутрь, как только он подошел к двери и нажал код.

Внутри воздух был прохладным и сухим, темнота вокруг, если учесть, что потолки были относительно низкими, Саттон подумала, будто попала в пещеру… очень хорошую пещеру с мягким ковром, картинами на стенах, полностью оборудованной кухней, она слышала об этой кухне, но лично никогда не пробовала то, что на ней готовилось.

— Что мы здесь делаем? — спросила она, двигаясь за его спиной, когда он продолжал прихрамывая, вести ее вперед.

Он ничего не ответил. Ввел ее в конференц-зал… и закрыл дверь.

Запер.

Комната освещалась по углам лишь тусклыми лампочками аварийного освещения, королевские синие шторы плотно задернуты, словно были застегнуты на молнию, отчетливо виднелась глянцевая поверхность стола, на которой в центре стояла какая-то цветочная композиция.

Вокруг этого огромного стола стояло двенадцать кожаных кресел.

Он отодвинул кресло, стоящее во главе стола, в сторону, а затем повернулся к ней. Придвинулся ближе, осматривая ее с головы до ног.

У нее перехватило дыхание, она даже почувствовала, как ее легкие сжались, теперь она точно поняла, зачем он привел ее сюда… и она также поняла, что не собирается ему отказывать.

Наверное, это было бессмысленно. Но она была в отчаянии, так же как и он, и видно иногда отчаяние перевешивает логику и инстинкт самосохранения.

— Я хочу тебя, — произнес он, пока его глаза с жадностью бродили по ее телу. — И я бы сказал, что ты нужна мне, но эти слова слишком сильно пугают меня, чтобы я мог произнести их вслух. Упс.

Она потянулась к нему. Или, возможно, он потянулся к ней, она не могла точно сказать.

И Боже, как он ее поцеловал, голодным и требовательным поцелуем, одной рукой поддерживая ее затылок, другой — обхватив за талию. Он заставил ее немного отклониться назад, подведя к столу, в который она уперлась задницей.

— Можешь сесть на стол? — простонал он ей в рот. — Я не смогу поднять тебя.

Типичный Брэдфорд, все лучшее из лучшего, и хотя у нее был нормальный вес, ее совершенно не волновал стол, на который она уселась.

Эдвард все выше и выше поднимал ее юбку, целуя ее еще сильнее. Он провел руками по ее бедрам, потом его пальцы дотронулись до ее блузки, потянули, снимая пиджак от Armani. Она единственная из всех женщин, которых он знал, не носила шиньон.

Ловко он расстегивал пуговицы на ее блузке, обнажая ее грудь, открыв кружевные чашечки бюстгальтера, приподняв его вверх, он наклонился, опалив ее своим жарким дыханием. Она растекалась под ним, упав на гладкий стол, он последовал за ней, накрыв ее своим телом.

Его руки кружили по ее телу, обхватив ее грудь, бедра терлись о бедра, она чувствовала его эрекцию, не уверенная, снял ли он брюки. Ее юбка была на ней не долго, Эдвард воспользовался, как только она выгнулась и потянулась к его рту, опустив молнию, спуская ее вниз.

Ее чулки последовали за юбкой.

Туда же и ее трусики.

А затем его рот оставил ее грудь… и опустился ниже.

Оргазм был настолько сильным, что она стукнулась головой о стол, но ее это мало волновало. Она попыталась руками вцепиться в полированное дерево, которое скользило под ладонями, пока она выкрикивала его имя.

Никто не слышал ее криков. Никто.

После того, как весь длинный рабочий день она выполняла роль генерального директора в штаб-квартире, после того, как она решительно спрятала все свое дочернее беспокойство, проявив полную профессиональность, она хотела и нуждалась… после того, как столько времени она отрицала свои чувства к Эдварду… сейчас она не собиралась ничего скрывать.

— О, Боже… смотрю на тебя…

Она подняла голову на его слова. Он смотрел на нее желанными глазами, скрестив руки на груди.

И словно он точно понял, чего она хочет, он с быстрой стал сдергиваться с себя штаны хаки.

Она вцепилась в его рубашку, потянув и теребя…

— Нет, пусть она останется.

Она хотела поспорить с ним. Но почувствовала его головку у своего входа, он не сводил с нее глаз… а затем вошел внутрь.

Саттон вскрикнула, Эдвард склонился над ней, секс был быстрым и каким-то неистовым, ее тело скользило по столу, угрожая сползти вниз. Она обхватила его талию ногами и соединила щиколотки в замок, удерживая их двоих на месте.

Ей совершенно не нравилась рубашка, которую он оставил на себе. Она ненавидела саму причину, почему он ее не снял. Ей хотелось, чтобы он также был свободен, как и она.

Но она была рада тому, что он давал ей. И она не стала просить его о большем.

Вскоре Эдварда накрыл мощный оргазм, его дыхание ей на ухо стало слишком резким, он пару раз выругался, стискивая ее в своих объятиях и бормоча ее имя, помогая ей найти еще одно освобождение.

Казалось, прошла вечность, по крайней мере, достаточно долго, прежде чем он пришел в себя.

И впервые с тех пор, как он взял ее за руку и повел в бизнес-центр, она вспомнила, что он был не так силен, как когда-то.

Он просто рухнул на нее, и она поняла, как он похудел, и его дыхание еще долго не могло прийти в норму.

Расцепив ноги, она обхватила его руками и прижала к себе, закрыв глаза.

И она ощущала сейчас, словно это была самая естественная вещь в мире, словно они, наконец, открыли друг другу свои сердца, несмотря на то, что продолжали держать свои рты на замке: это настолько было хорошо, настолько казалось правильным, а не какой-то тайной ошибкой, но рано или поздно, она оденет на себя свою оборонительную маску вместе со своей одеждой…

Он что-то прошептал ей на ухо, она не расслышала.

— Что? — переспросила она.

— Ничего.

Поцелуем Эдвард остановил ее расспросы. И толкнулся внутри нее, он по-прежнему был твердым, его бедра все еще с силой двигались, он все еще нуждался в ней.

Не понятно почему, но у нее на глазах навернулись слезы.

— Почему это выглядит так, будто ты прощаешься со мной?

— Шшшш…, — сказал он, целуя ее.