Пока мистер Джефферсон излагал длинные пункты буквы закона, Джин особо не прислушивалась к чтению и, на самом деле, ее мало интересовал тот факт, что Эдварда вычеркнули из завещания. Единственная мысль, которая не давала ей покоя, что Амелия находилась дома… и Семюэль Ти сидел вон там, на диване, представляя интересы Лейна, как юрист… т. е.находился под одной крышей со своей собственной дочерью.
Никто из них этого не знал, конечно.
И это было на совести Джин.
Она старалась не думать о них вместе, сидящих бок о бок. Старалась не видеть, пока сидела и вспоминала их совместные характерные черты, присущие только им двоим, которые были выжжены у нее в мозгах, хотя бы похожие движения, как они щурились, когда были на чем-то сконцентрированы. Она также старалась не задумываться о том факте, как эти двое прятали свой прекрасный ум за необщительностью… это походило, словно они не собирались участвовать в разворачивающемся шоу.
— И это все важные положения, — мистер Джефферсон снял очки для чтения. — Я хотел бы воспользоваться этой возможностью, чтобы ответить на любые ваши вопросы. Волеизъявление завещания на данный момент и подсчет активов в начале.
Наступило молчание. А потом заговорил Лейн.
— Думаю, вы уже все сказали. Я провожу вас. Семюэль Ти., ты присоединишься к нам?
Джин наклонила голову и только тогда позволила себе взглянуть на Семюэля Ти., когда он поднялся на ноги и пошел открывать двойные двери для своего клиента и душеприказчика отца. Он даже не оглянулся на нее. Не поздоровался с ней и не смотрел в ее сторону.
Для него существовало только дело.
Было единственное — всегда можно было рассчитывать на Семюэля Ти., каким бы диким и сумасшедшим он не был иногда, как только он «возлагал на себя адвокатскую шляпу», он становился непреклонным.
Она буквально не существовала для него. Вернее, была не больше, не меньше, чем любой другой человек, который не затрагивал интересы его клиента.
И обычно, это его отношение раздражало ее, ей хотелось бы увидеть его лицо и настойчивое внимание к себе. Но понимание, что Амелия была где-то здесь в особняке, тут же выветрило у нее такое ребячество.
С ними двумя в одном месте будет невозможно проигнорировать последствия ее тайны, если они вдруг столкнуться. Она преступница, так как у них двоих украла столько лет, лишив их права знать правду. И впервые, она почувствовала вину, что так талантливо вычеркнула их друг у друга, и от этой мысли она была уверена у нее внутри, наверное, началось кровотечение.
Но идея рассказать им все? Походило на непреодолимую скалу с того самого места, где она находилась сейчас, расстояние, высота, скалистая территория всех этих дней и ночей, событий маленьких и больших, добавьте к этому слишком далекий путь наверх.
«Да», — подумала она. Именно поэтому она стала драмой для своей семьи, в этом и заключалась суть ее выходки. Если кто-то начнет грохотать прямо перед лицом другого, ударяя в музыкальные тарелки…. тот не услышит ничего, чтобы ему не говорили. Особенно совесть.
Ее совесть.
— Как ты?
Ее внимание перешло на брата Эдварда и ей пришлось моргнуть сквозь слезы, чтобы более четко его увидеть.
— Нет, прекрати это! — натянуто произнес он.
Господи, как хорошо, что он подумал, будто является причиной ее слез.
— Конечно, — она вытерла глаза. — Эдвард… как ты…
Он выглядел совсем не хорошо, и глядя на него, она подумала, как она позволила себе впасть в свои собственные проблемы.
И Господи, видя его сгорбленным и тощим, когда он так отличался от главы семьи, каким она вечно представляла его себе, а сейчас настолько не соответствовал ее представлению, что она не желала этого видеть. Это было очень странно. Для нее было легче потерять отца, чем потерять того своего брата, которым он для нее всегда был.
— Я в порядке, — закончил он, когда она так и не смогла закончить предложение. — А ты?
«Разваливаюсь на части, — подумала она про себя. — Я собираюсь устроить судьбу нашей семьи, сначала в личном плане… а потом для всех».
— Я хорошо, — она похлопала рукой о его. — Если нас послушать со стороны, то мы похожи на своих родителей.
Она поднялась из кресла и обняла его, и не смогла удержаться вздрогнула, почувствовав его кости. Он неловко ее погладил по спине, потом отступил.
— Я так понимаю, тебя стоит поздравить, — он с трудом поклонился. — Я постараюсь прибыть. Когда?
— Ах… В пятницу. Нет, в субботу. Я… не знаю. Мы хотели пожениться в мэрии в пятницу. Не уверена будет ли прием.
Внезапно, это стало самым последним вопросом, который интересовал ее в данный момент.
— Пятница, — он кивнул. — Ну, наилучшие пожелания тебе и твоему жениху.
С этими словами он заковылял к двери, она едва не перегородила ему дорогу и не потребовала, чтобы он ей сказал, что реально думал: ее настоящий брат Эдвард никогда не был таким же флегматичным, как Ричард. Эдварду приходилось вести бизнес с Pford Distributors в течение многих лет, и он никогда не был большого мнения об этом человеке.
И если бы тот Эдвард узнал, что происходило за закрытыми дверями?
Он бы действовал смертоносно.
Но он превратился в другого человека, ей даже показалось, что он одобрил ее решение. Сейчас со всеми, что-то происходило. никак обычно.
Оставшись в гостиной одна, Джин снова села на то же место и почувствовала странное оцепенение во всем теле. Между тем голоса и шаги покидающих комнату стихали вдали. А снаружи на лужайке в солнечном свете, не далеко от места, где обнаружили это ужасное доказательство под плющом, два адвоката и ее брат вели разговор.
Она смотрела на Семюэля Ти. через пузырчатое стекло старомодного окна. Его лицо, казалось, никогда не изменится, оставаясь прежним. Его лицо было, словно выточено и как всегда волосы немного длинные, зачесанные назад. Высокий и поджарый, на нем превосходно сидел костюм на плечах, складки на рукавах, брюки, все было именно так, как и задумал портной.
Она вспомнила его в винном погребе в подвале, эту чертовую девицу на столе во время Дерби бранча. Джин была там, сидела на полу и плакала, когда он умчался с этой женщиной-бимбо, стонавшей как порно-звезда.
Судя по истории взаимоотношений Джин с Семюэлем Ти., это были всего лишь еще одни «грязные трусики» в длинной череде око за око…, которая началась с их первого поцелуя, когда ей было четырнадцать и завершилась рождением Амелии.
Несмотря на возникшую проблему в лице Амелии, когда они прекращали сражаться, наступая на больную мозоль, словно ей подложили кнопку под пятку, он мог быть…
Самым удивительным, невероятным, действенным, жизнерадостным мужчиной, которого она когда-либо знала.
И раньше она бы сказала, что ее брак не станет помехой для продолжения их отношений. Их любовная интрига походила на ужасный перекресток без светофора во время аварии, когда скорость падает, но достаточно одной искры бензина, чтобы загорелся перекореженный металл и резина. Они были защищены внутри ударопрочным стеклом, от удара превратившегося в паутину, с треском выскочили подушки безопасности, а шины трещали и прогибались.
Но наслаждение до удара? С этим ничего нельзя было сравнить в этом мире, таком скучном и невостребованном, до удара южная красавица — она… и совершенно неважно был ли один из них с кем-то другим. Девушки, бойфренды, любовники или же просто желание потрахаться. Все время для них обеих другой маячил на горизонте.
Она видела выражение его лица, когда ему сообщили о ее помолвке. Он никогда раньше так не смотрел на нее, и это было такое выражение, что она часто вспоминала лежа без сна по ночам…
— Ужасное кольцо он купил тебе.
Она вздернула голову вверх. Семюэль Ти. стоял, прислонившись к арке, скрестив руки на груди, полуприкрыв веки, плотно сжав губы, словно возмущался тем, что она до сих пор еще была в гостиной.
Джин спрятала руку и прочистила горло.
— Не мог не вернуться, Адвокат?
От его колкости, ее воспоминания лопнули, как мыльный пузырь. Его заявление напрочь убивало все хорошее в ней по отношению к нему.
— Не льсти себе, — ответил он, входя и направляясь к дивану. — Я оставил свой портфель и пришел за ним, а не к тебе.
Она приготовилась к обычной волне гнева… с радостью предвкушая, на самом деле, хотя бы и такую с ним близость. Едкое замечание не вызвало возбужденных пузырьков у нее в животе, а скорее обратную реакцию, когда приглашенный гость на обед разочаровал хозяйку своей грубостью. Семюэль Ти. продолжал играть по своим старым правилам — наступая, побуждая, возбуждая до крайности, а иногда и привирая.
— Пожалуйста, не приходи на свадьбу, — резко произнесла она.
Он взял в руку свой старый портфель, который унаследовал от своего великого дяди.
— О, я с нетерпением жду этого события, чтобы насладиться вашей истинной любовью. Планирую получить кучу вдохновения от вашего трепетного примера.
— У тебя нет особых причин, чтобы приходить.
— Ой, в этом мы и различаемся…
— Что случилось? Все закончилось?
Амелия ворвалась в арку со своей шестнадцатилетней энергией и с чувством стиля, которым подростки особенно не отличались… и эта особенность, казалось, все больше и больше была у нее от ее отца.
«О, Боже», — Джин испытала резкую боль в груди
— Хм, — скучающим тоном произнес Семюэль Ти. — Я позволю твоей матери рассказать все более подробно. Сейчас она не очень болтлива. Надеюсь увидеть тебя, Джин, через пару дней. В твоем белом платье.
И он просто пошел прочь, даже не взглянув на Амелию, Джин поднялась на ноги и уверенно направилась за ним, даже не пытаясь себя останавливать.
— Мама, — обратилась девочка, когда она проходила мимо. — Что случилось?
— Это не твое дело. Ты не являешься бенефициаром. Сейчас извини меня.
Амелия сказала что-то неуважительное, но Джин даже не обратила на это внимание, поскольку была полностью сосредоточена на Семюэле Ти., пытаясь его остановить прежде, чем он запрыгнет в свой Jaguar.
— Семюэль Ти., — прошипела Джин, цокая каблуками по мраморному полу холла. — Семюэль!
Она последовала за ним к входной двери как раз вовремя, душеприказчик отца отъезжал в большом черном Мерседесе, а Лейн направлялся к задней части дома.
— Семюэль!
— Да, — ответил он, не останавливаясь и не оглядываясь назад.
— Не надо хамить.
Он опустился на водительское сидение своего кабриолета, положил свой портфель рядом на свободное место и уставился на нее.
— А разве это не касается тебя?
— Она еще ребенок…
— Постой, ты про Амелию?
— Конечно! Ты прошел мимо нее, словно она пустое место.
Семюэль Ти помотал головой, будто хотел снять наваждение.
— Позволь мне объясниться прямо сейчас. Ты расстроена, потому что я не признаю ребенка, которого ты нагуляла с другим мужчиной?
О, мой Бог!
— Она же невинна.
— Невинна? Напомню тебе, что только что было оглашение завещания ее деда, а не уголовный процесс. Чувство вины или похожие чувства не принимаются к рассмотрению.
— Ты проигнорировал ее.
— Знаешь…, — он наставил на нее указательный палец. — Насколько я понимаю, ты самый последний человек, который имеет право обвинять кого-то другого, что он игнорирует эту девушку.
— Как ты смеешь!
Семюэль Ти. посмотрел на длинный, изгибающийся капот Jaguar.
— Джин, у меня нет времени. Я должен поговорить с адвокатом жены твоего брата… и, в отличие от твоей маленькой такой грандиозной демонстрации…
— Ты просто не можешь никого терпеть, кто говорит тебе, что ты не Господь Бог.
— Нет, думаю, я просто не могу терпеть это от тебя. Бог — это второстепенный вопрос.
Он даже не стал дожидаться ее ответа, просто завел двигатель, нажал пару раз на газ, переключил скорость и поехал сначала по дороге, потом вниз по склону, подальше от Истерли.
Джин провожала его взглядом, хотя внутри у нее все вопило.
Об Амелии. О Семюэле Ти. О Ричарде.
И в основном… о себе самой и всех ошибках, которые она совершила. И ей стало очень грустно, поскольку в свои тридцать три года, времени у нее было в обрез, а может и вообще не было, чтобы исправить все ошибки, которые натворила.
Лейн отправился к задней части дома, в надежде поймать Эдварда, пока он не уехал. Несомненно, его брат воспользовался кем-то из сотрудников, так как у главных ворот обосновались журналисты, история о самоубийстве отца просочилась в прессу. Эдварду без сомнения хотелось побыстрее убраться отсюда, учитывая, что он не был в завещании отца.
Не находилось слов, чтобы описать то, что творил их отец: лишить своего первенца наследства соответствовало полностью характеру Уильяма, но все равно стало жестокой неожиданностью для всех.
И заключительный «пошел ты на х*й!» то, что отменить уже невозможно, поскольку мертвец достал свой козырь из могилы.
Лейн хотел что-нибудь сказать… или сделать… он точно не знал что. Но он четко понимал, что Эдвард, несомненно, не заинтересован ни в чем, чтобы он не сказал, но он должен был попробовать… с надеждой, что Эдвард в спокойном состоянии вдруг вспомнит, что Лейн все же предпринял попытку, хотя и неловкую.
Среди машин у бизнес-центра он не обнаружил грузовика Red & Black, но Лейн также и не обнаружил старой Тойоты, припаркованной рядом с красным Мерседесом, который он подарил мисс Авроре. Ему необходимо было, чтобы Эдвард приехал, но понятно же, что его брат не был сам за рулем, поскольку он так хромал. На самом деле, он мог его вообще не найти.
Нырнув с задней стороны на кухню, Лейн обнаружил там мисс Аврору, стоящую у плиты.
— Ты не видела Эдварда?
— А он здесь? — спросила она, развернувшись от своей кастрюли. — Ты скажешь ему, чтобы он пришел ко мне, если он все еще здесь.
— Я не знаю, где он.
Лейн быстро опросил всех, кого встретил на первом этаже, а затем он остановился на лестнице, задумавшись. Его брат явно не поднимался в спальни, поскольку для этого не было надобности.
— Где ты? — пробормотал он сам себе под нос.
Через сад он направился в бизнес-центр. Все французские двери, выходящие в сад, были заперты, и перед ними стояли кадки с цветами, поэтому ему пришлось идти дальше к заднему входу с кодовым замком.
Как только он очутился внутри, он понял, что Эдвард был здесь: горело тусклое освещение, точечные светильники, видно его брат, должно быть, включил электричество.
— Эдвард?
Лейн продвигался вперед по ковровому покрытию приемной, заглядывая в пустые кабинеты. Его телефон не умолкал от звонков председателя правления и взбешенных вице-президентов, а также корпоративного юриста. Но никто из них не осмелился появится в Истерли и сказать ему, в чем они его обвиняют. Несмотря на то, что эта куча костюмов, если даже предположить, могла быть причастна к исчезновению денег из своей штаб-квартиры? Это совершенно не имело значения. Джефф мог его презирать в данный момент, но то, что этот дотошный счетовод спас файлы из сети до того, как раздался свисток, который бы взорвал всю корпорацию, для Лейна было всем.
Поэтому любые изменения выглядели в качестве уличающих, неправомерных действий, которые требовали определенного сокрытия.
Лейн направился в кабинет отца, он понял, что Эдвард находится там, его сердце сильно колотилось, и его логика ушла на задний план, готовясь услышать что-то неприятное.
Правильнее было бы сказать, что сейчас он напоминал человека, который подошел к бомбе и готов был отпрыгнуть назад, попытаться залечь, чтобы как-то укрыться, на простой цементный пол.
— Эдвард?
Он замедлил шаг стоило ему добраться до приемной офиса отца.
— Эдвард…?
Дверь в кабинет Уильяма Болдвейна была закрыта, и Лейн никак не мог вспомнить — то ли он закрыл ее, когда объявил всеобщую эвакуацию, то ли она уже была закрыта. Как только он дотронулся до ручки, у него не было ни одной мысли, что он может обнаружить по ту сторону.
И у него не было уверенности, что он хотел увидеть то, что находилось там.
Он толкнул широкие деревянные двери.
— Эдвард?!
В кабинете отца было темно, он дотронулся до выключателя на стене, комната озарилась светом, никого не было.
— Где тебя черти носят…
Он развернулся, Эдвард стоял перед ним.
— Меня ищешь?
Лейн выругался и схватился за грудь с правой стороны.
— Что ты здесь делаешь?
— Решил навестить насиженное гнездо.
Лейн взглянул на руки брата, потом на карманы его штанов и за спину Эдварда.
— На самом деле. Что ты здесь делаешь?
— Где высшее руководство?
— В штаб-квартире в своих кабинетах.
— Ты уволил их?
— Я попросил их просто уйти, — он внимательно разглядывал лицо своего брата. — Иначе они отправятся в тюрьму.
Эдвард улыбнулся.
— Ты сам собираешься управлять компанией?
— Нет.
Возникла пауза.
— И каков же твой план, тогда?
— Единственное, что я хотел сделать, это вывести их отсюда.
— И думаешь, что таким образом прекратишь финансовое кровотечение?
— Отец мертв. Я думаю, что его уже остановили. Но пока не узнаю точно, не буду рисковать.
Эдвард кивнул.
— Ну, ты не ошибся. Совсем не ошибся. Тебе стоит задуматься о том, кто будет руководить дальше компанией, поскольку отца больше нет.
— Есть хоть один лишь шанс, что ты подыскиваешь себе работу?
— У меня уже есть одна. И сейчас я алкоголик.
Лейн уставился в пустой дверной прием, поверх плеча своего брата.
— Эдвард. Мне нужно кое-что узнать, сейчас только ты и я здесь, да?
— На самом деле, все это место прослушивается. Скрытые камеры, спрятанные микрофоны. Под этой крышей ничего не может стать тайным, так что будь осторожен прежде, чем спрашивать.
Лейн бы не отказался сейчас выпить.
Но напряженный момент прошел, и он пробормотал:
— Ты закончил свой осмотр кабинета?
— Не знаю, почему я захотел прийти сюда. Я не в трауре и у меня нет намерения высказывать свое почтение умершему. Ничего личного, прости.
— Никто не собирается обижаться, я понимаю все. Но мать, вероятно, не совсем поймет.
— Ты так думаешь?
Лейн кивнул, ожидая, что его брат что-то скажет. Но он молчал.
— Послушай, Эдвард… мне очень жаль…
— Не стоит. Тебе не о чем жалеть, в ничем из сделанного нет твоей виной. Ты можешь только извиняться за причиненные твои обиды. Это все, маленький брат?
У Лейна в голове не было ни одной мысли, поэтому Эдвард кивнул.
— Вот и все. Береги себя, и не звони мне, если тебе что-то понадобиться. Я не тот парень, который тебе нужен.