Доля Ангелов

Глава 4

Истерли — семейное поместье Брэдфордов

— Я ненавижу тебя!

Самая молодая из четырех потомков семьи Брэдфорд, Вирджиния Елизавет сделала выпад рукой, в которой держала лампу, Джин Болдвейн, в скорости Пфорд, но не достигла цели. Наверное, это к лучшему. Основание лампы было из фарфора имари в виде вазы, она всегда очень любила ее шелковый абажур ручной работы, с вышитыми на нем настоящей золотой нитью ее инициалами.

Было бы жаль уничтожить такую красоту, Бог знал, что не стоило этого делать, потому что разбив ее, уже не возможно было бы склеить.

Ее руку остановил жених, схватив ее за волосы и дернув, и в тот же момент он сбил ее с ног. Последовал краткий миг невесомости, который показался даже забавным, но падение было жутким, особенно жалящая боль между лопатками, как выстрел, заставила ее клацнуть зубами и напомнила, что копчик далеко не самая последняя и не самая ненужная часть тела.

Эта боль напомнила ей отца, когда он ее бил, маленькую девочку, одним из своих ремней из кожи аллигатора.

Конечно, она решительно отказывалась признавать его затрещины или менять свое поведение. Она отказывалась показывать ему свою слабость, пытаясь, наоборот доказать, что он не сможет управлять ее жизнью.

И с тех пор все было просто отлично.

Угловатое лицо Ричарда Пфорда заострилось еще больше, его голова возвышалась над ней.

— Можешь ненавидеть меня сколько влезет, но ты не уважаешь меня опять. Мы исправим это.

Он по-прежнему тянул ее за волосы, заставляя противостоять его силе, или же он мог свернуть ей шею.

— То, что я делаю или не делаю, — пробурчала она, — не изменит мнения о тебе. Это бессмысленно.

Она пристально посмотрела на него и… улыбнулась. И его крысиные глазки прямо сейчас затуманились воспоминаниями о его низкой самооценки, щедрой рукой сыпавшиеся на него оскорбления, когда они были одноклассниками на День Чарлмонта. Джин как раз была в числе тех обзывателей, самой злой, среди тех девушек, передвигающихся стайкой. Ричард тогда был тощим прыщавым пареньком, раздраженным и с манией, что ему все должны и голосом как у Дональда Дака. Даже удивительное богатство его семьи не могло спасти его в социальном плане…и его положение.

И действительно, слэнг девяностых приклеил к нему такие выдающие прозвища, как: неудачник, скраб, лох, придурок, ублюдок.

Ричард встряхнулся, заставляя себя сфокусироваться.

— Я ожидал, что моя жена будет сидеть дома и ждать меня, пока у меня идет деловая встреча, а не проводить время, как заблагорассудится, — он дернул ее за волосы. — Я не ожидал, что она улетит на самолете в Чикаго…

— Ты живешь в моем доме…

Ричард опять дернул ее за волосы, словно он дрессировал собаку с помощью ошейника-удавки.

— Особенно, когда я не разрешил пользоваться своим самолетом.

— Но если бы я взяла самолет Брэдфордов, разве я могла бы быть уверена, что ты узнал бы об этом?

У него на лице отразилось замешательство, которое стоило того, что происходило сейчас и будет дальше.

Джин вырвалась и поднялась на ноги. Ее платье от Gucci задралось, она раздумывала то ли поправить его, то ли оставить как есть.

«Пусть останется таким неаккуратным», — решила она.

— Вечеринка была божественной, — сказала она. — Оба пилота тоже присутствовали на ней. Ты, конечно, знаешь, каких людей нанимать.

Ричард вскочил с пола и замахнулся, она засмеялась.

— Будь осторожен с моим лицом. Моя визажистка, конечно, мастер, но есть пределы совершенству.

В ее голове и по всему телу, пело безумство, как хор на алтаре сумасшествия. И на долю секунды она подумала, что ее недееспособная мать, лежащая в своей постели дальше по коридору, такая же, как и любой бомж наркоман на улице.

Разница лишь в том, что Брэдфорд подсадил на опиаты их семейный частный врач, и она лежала на белье Porthault, а не в картонной коробке, и у нее была личная сиделка, а не приют. Заменили только название «наркотик» стал называться «лекарством», а суть осталась той же.

Независимо от того, как его называли, можно было воочию увидеть насколько с ним было лучше и проще для этой женщины, чем иметь дело с реальностью.

— Ты нужна мне, — прошипел Ричард. — И когда я покупаю что-то, я ожидаю, что это нужная вещь, и я буду ею пользоваться. Или же мне придется ее выбросить.

— И если ты хочет быть губернатором штата Кентукки в обозримом будущем, то должен знать, что избиение жены может стать огромной пиар проблемой для тебя.

— Ты будешь удивлена. Я республиканец, запомни.

Над плечом Ричарда, она посмотрела в овальное зеркало над одним из двух итальянских комодов Людовик XV восемнадцатого века, которое прекрасно отображало их двоих: у нее размазалась помада, словно кровь на подбородке, ее голубое платье задралось, оголяя кружева на чулках, ее темные волосы находились в полном беспорядке, создавая ореол шлюхи, которой она и была; он в своей старомодной пижаме, со стрижкой восьмидесятых с Уолл-Стрит, напряженный, напоминающий подъемный кран внука Илии, готовый вот-вот рвануть вперед. А что же было вокруг них? Шелковые портьеры, как бальные платья на окнах, спадали, как водопады, антиквариат, достойный королевы Виктории и Альберта, кровать большая, как зал для приемов, одеяло с монограммой.

Она и Ричард в домашней одежде, в их полном игнорировании вежливой дискуссии были неправильной нотой в слезливой сонате Вермеера, как спущенное колесо на судьбоносном автомобиле.

И да, Джин любила раздор. Столкновения с Ричардом вошли в привычку, они оба испытывали дрожь на краю безумия, зуд друг от друга, хотя она пыталась как-то это исправить.

Однако, им удавалось как-то существовать. С ее резким разворотом финансового положения и его губернаторскими амбициями, они напоминали союз нахлебницы и хозяина, запертые в неустойчивые отношения, основанные на своей давней борьбе, самой популярной дебютантки Чарлмонта, неожиданно обнаружившей себя в книге почета.

Все-таки их брак был построен на гораздо меньших из основ… не таких как иллюзия любви, а скорее, ложь, не верность и ядовитом дурмане «судьба».

Она устала от разборки.

— Я пойду спать, — объявила она, повернувшись в сторону ванной комнаты. — Этот разговор меня утомил.

Он схватил ее, он не за волосы на этот раз.

— Но я еще не закончил с тобой.

Он повернул ее кругом и притянул к себе, она открыто зевнула ему в лицо.

— Давай побыстрее. Да, точно. Ты ничего не делаешь так быстро — это единственная вещь, которая мне нравится в сексе с тобой.