Доля Ангелов

Глава 46

— Вы помолвлены? — напирала на Лейна Шанталь, как только он закрыл багажник ее лимузина.

— Да, — ответил Лейн. Разве не в сотый раз она спрашивает?

Пока он упаковывал ее вещи, она бесконечно повторяла этот вопрос, хотя сама была плодовой мухой из ада, больше летала, чем помогала упаковывать макияж, бижутерию, короче все, что могло поместиться в большой удлиненный кузов лимузина. В данный момент она осталась наедине с Лейном, не считая водителя, который находился внутри машины с закрытыми дверями, зарывшись в своем сотовом телефоне. Похоже, что он не хотел, чтобы от их разговора в него попала шрапнель.

«Это потрясающая удача, что я выволок и избавился от всех ее вещей», — подумал Лейн.

— На самом деле, Лейн? — спросила Шанталь, и снова стали падать капли дождя. — Ты не мог подождать, пока высохнут чернила на нашем договоре о расторжении…

— Я готов был жениться на ней еще тогда, — отрезал Лейн. — И ты не в том положении, чтобы возмущаться по этому поводу.

Он бросил многозначительный взгляд на ее живот, Шанталь довольно улыбнулась, словно направляя в него девятимиллиметровый пистолет. — Когда об этом прочитаю?

— Что он от моего отца?

— Не понтифика же. Конечно твоего чертова отца!

— Так это уже есть в договоре. «Не предусмотрено» ни для тебя, ни для твоего ребенка. Если ты захочешь оспаривать данное положение, пожалуйста, но оно будет примерно так же прибыльным, как твоя профессиональная карьера… ой, подожди-ка. У тебя же нет не единой специальности. Официально, во всяком случае.

Она ткнула пальцем прямо ему в лицо.

— Я оставляю ребенка.

— В отличие от моего, да? — Он проигнорировал свою боль в груди. — Или ты все же поедешь в клинику Цинти, как только поймешь, что у тебя не будет на него денег.

— Может, на самом деле, я хотела ребенка от твоего отца.

— Возможно. На самом деле, я даже не сомневаюсь, что это так оно и есть. — Он открыл заднюю дверцу лимузина. — Исполнитель завещания моего отца Бэбкок Джефферсон. Свяжись с ним, запишись к нему на прием… и можешь судиться по поводу имущества. Делай все, что считаешь нужным.

Как только она уселась на заднее сидение, то произнесла:

— Ты будешь разговаривать со мной только через моего адвоката.

— Подруга, слова, которые слетели с твоего языка, разве не доказательство? И я с нетерпением жду звонка твоего адвоката… если он сможет подальше держать тебя от моего дома и собственности. Пока.

Он закрыл дверцу, прежде чем она успела ответить, махнул водителю, предлагая двигаться. Затем Лейн вернулся в особняк. Закрывая тяжелые двери главного входа Истерли, он понятия не имел сколько прошло времени.

Он ощущал, будто сейчас было около часа дня.

Направившись в глубь комнат, он нашел Джона Ленге в шортах с принтом травы в игровой комнате. Но парень не сидел за покерным столом и не разминал пальцы над двумя колодами карт над сукном. Также он не вбивал шары на антикварном бильярдном столе. И не играл в шахматы сам с собою раритетными мраморными фигурками, а также он не сидел напротив доски с нардами.

Ленге стоял у дальней стены, рассматривая картины, развешанные на дубовых панелях.

С подсветкой сверху, изображение Иисуса Христа было выполнено в темно-коричневых и слоновой кости тонах, опущенные глаза Спасителя настолько были реалистичными, что практически можно было почувствовать Божественную жертву, которую он собирался принести.

— Не плохо, да? — приглушенно спросил Лейн.

Ленге развернулся, схватившись за сердце.

— Мне очень жаль. Я не хотел тут шастать. Но не смог удержаться, полагая что тебя и леди стоит оставить наедине.

Лейн вошел в комнату, остановившись у бильярдного стола. Шары лежали в «стрейт пуле» готовые начать игру, но он не мог вспомнить последний раз, когда кто-нибудь дотрагивался до них кием.

— Я ценю, что вы оставили нас двоих, — сказал он. — И вашу помощь. Вы сократили время ее разгрома в половину.

— Ну, думаю, я не проявил неуважение к той даме, потому что могу понять, почему ты решил построить семейный очаг в другом месте.

Лейн засмеялся.

— Вы со среднего запада быстро ставите всех на место.

— Я могу спросить тебя кое о чем? — поинтересовался Ленге, поворачиваясь спиной к картине. — Здесь на табличке… написано…

— Да, это Рембрандт. И мы проверяли его настоящую подлинность через несколько организаций. Документы, что это не копия, хранятся здесь где-то в доме. На самом деле, в прошлом году частный коллекционер, который приехал на Derby Brunch предложил моему отцу сорок пять миллионов… по крайней мере, я слышал об этом.

Ленге засунул руки в карманы, как будто боялся, что готов был дотронуться до настоящего шедевра, написанного кистью гения.

— Почему ты такую вещь скрываешь здесь? — Мужчина кинул взгляд через плечо. — Не в главной зале или где-нибудь еще? Я не совсем понимаю, почему такой шедевр находится здесь, а не в главной гостиной?

— О, для этого имеется свое объяснение. Моя бабушка, старшая ВЭ. как ее звали, совершенно не одобряла азартные игры, а также спиртное и курение. За границей она приобрела эту картину еще в тысяча девятьсот пятидесятом году и повесила ее здесь, чтобы мой дед и его «хорошие мальчики», страстно желающие погрешить, всегда видели этот шедевр перед глазами, понимая, кого они подводят, на самом деле.

Ленге рассмеялся.

— Какая умная женщина!

— Она вместе с дедом собирала картины старых мастеров живописи. Они развешаны по всему дому… но эта, пожалуй, наиболее ценна, хотя видеть ее может не каждый.

— Я хочу, чтобы моя жена увидела ее. Я бы с удовольствием сфотографировал ее на телефон, но по фотке о ней судить невозможно. Перед этой картиной нужно стоять и рассматривать ее. Воочию, ты понимаешь, о чем я?

— Вашей жене здесь всегда рады.

— Моя жена не любит путешествовать. Это совершенно не касается того, что она боится летать или что-то в этом духе, нет. Она ненавидит оставлять своих коров и цыплят. Она не может доверить их никому, также как и собак. Я больше тебе скажу, даже мне не может доверить. Для нее эти животные, как дети, знаешь ли?

Ленге повернулся с задумчивым выражением к шедевру, Лейн нахмурился, навалившись бедром на биллиардный стол.

— Вам действительно настолько нравится эта картина, не так ли? — поинтересовался Лейн.

— О, да.

Лейн взял с сукна белый шар и подбросил пару раз его в воздух, раздумывая.

— Знаете, — произнес он, — с прошлой нашей встречи у нас произошли некоторые изменения в компании «Брэдфорд Бурбон».

Ленге оглянулся через плечо.

— Я прочел о них в газете. Новый временный генеральный директор, аутсайдер. Мальчик, это умный ход… ты получил первоклассного управляющего, если собираешься контролировать свои финансы. И я готов поздравить тебя прямо сейчас, как председателя правления.

Лейн склонил голову.

— Спасибо. Мы разрабатываем план, оптимизирующий денежные потоки. Мне кажется, теперь я вижу выход из нашей черной дыры, благодаря Джеффу.

Гром прогремел за французскими дверями, Ленге кивнул.

— Я верю в тебя, сынок.

— Я думаю, что если вы дадите нам зерна на два месяца, мы выплавим. Конечно, мы предоставим вам самые выгодные условия. Но, то что предлагает сделать Джефф, мы продержимся и поднимемся.

— Ты говоришь так, словно не желаешь со мной переброситься картами, сынок?

— Не совсем. — Лейн прищурился. — На самом деле, у меня есть еще кое-что, что могло бы вас заинтересовать перекинуться картами.

* * *

Благодаря грозе с ливнем и градом, пузырившемся на равнинах штата и дрейфующей над сердцем Индианы и Кентукки, умопомрачительная дневная жара милосердно отступила.

И это означало, что Эдвард наслаждался работой, которую он совершал в Red & Black.

На этот раз на конце палки не было метлы. Не в этот раз.

Как только снова с фиолетово-серого неба пошел ливень, и молнии с большей силой затрещали вокруг, он опустил руку с молотком и вытер пот со лба свободной рукой. Сколько лет прошло… с тех пор, как он строил ограждение, хотя он уже чувствовал, судя по боли в плечах, что заплатит за свою глупость в последующие дни. Но когда он посмотрел на пять секций забора, выкрашенных коричневой краской, которые разделяли пастбище, и посчитал количество гвоздей, которое он добавил в хлипкие доски, закрепив их более надежно, он даже покраснел от простой гордости, поднявшейся у него внутри.

Да, он потратил всего лишь час на эту работу, но уже был готов бросить. На самом деле, настоящие мужчины работали на полях в течение восьми или десяти часов.

Но для него это было только началом.

Прямо перед концом.

Он захромал обратно к пикапу Red & Black с сумкой инструментов и вспомнил о водке, которую привез с собой, но оставил в кабине.

Ему понадобится немного больше. Но немного.

Сев за руль, он закрыл дверь и достал фляжку. Один глоток. Второй. Потом он запил Gatorade (разновидность энергетического напитка компании PepsiCo), словно это было лекарство. Похоже, у него имелось еще два дня, учитывая, когда детективы изъяли пленку, и вероятно, все будет не так уж плохо. Он не знал, как будут разворачиваться события, однако, решил держаться до конца.

Запуская двигатель, Эдвард направился в сторону коттеджа, трясясь на ухабах и срезая мятлик, своим грохотом спугнув ястреба, скрывающегося в ветвях деревьев, у впадины, наполненной водой, к которой тянулась из гнезда пара воробьев с низко расположенных веток.

Эдвард внимательно всматривался во все, стараясь запомнить, начиная с простирающейся холмистой местности… и изгороди, которую он починил, отгораживающей прекрасный зеленый душистый луг… и показавшиеся недалеко величавые конюшни с крышами из красно-серого шифера, которые заставили его вспомнить своего деда. Струйка пота скатывалась у него между лопатками, он до сих пор не установил кондиционер в кабине. Все, кто занимался физическим трудом отлично знали, что после разгоряченной работы, ты весь потный. И кратковременное облегчение в грузовике с кондиционером, не помогло бы тебе, а сделало бы только хуже, понизив температуру тела перед тем, как ты возвратишься в жару.

Плюс, он подумал, что для него потеть было бы даже полезно.

Он припарковал пикап с тылу и вышел с сумкой гвоздей и молотком, направившись к конюшне В. Ему показалось, что вес сумки с инструментами увеличился на пятьдесят фунтов, когда он взял ее впервые, направляясь к изгороди. Черт, а ему то казалось, что он оставил сумку с инструментами в кабине, пока ехал сюда.

Войдя через задний отсек, он услышал голоса, мужской и женский, поэтому замер на месте.

Шелби и Джоуи стояли перед стойлом Наба. Шелби говорила о жеребце… скорее всего, как его стоит успокаивать его во время надвигающейся грозы. Джоуи соглашался с ней, по-видимому, она предлагала опять надеть жеребцу капюшон на голову.

Умный ход. Именно так бы сделал и сам Эдвард.

Джоуи что-то еще сказал. Она быстро ответила.

Потом Шелби взглянула на Джоуи. Отвернулась.

Джоуи посмотрел на Шелби. И тоже отвел взгляд в сторону.

Прислонившись к толстым перекладинам двери конюшни, Эдвард опустил вниз сумку с инструментами, скрестил руки на груди… и улыбнулся.

Потом резко распрямился.

Пока он наблюдал за ними двумя… а он прекрасно их видел и весь отсек передней части конюшни.

— Постой. Что ты сказал?

Вернемся в игровую комнату Истерли, Джон Ленге отвернулся от Рембрандта, и судя по выражению его лица, Лейн мог спокойно бросить дымовую шашку в центр стола, но парень с Запада все равно бы не заметил.

Лейн кивнул на картину своей бабушки.

— Давайте играть на нее.

— Ты говоришь это не серьезно.

— С чего бы? Потому что она стоит минимум сорок пять миллионов, и слишком многое поставлено на кон.

— Не в этом суть. Почему ты вдруг захотел с ней расстаться?

Точно, только миллиардер может спросить об этом с совершенно каменным лицом. Я имею в виду каждое слово, которое он произнес.

«Вам, наоборот, стоит радоваться, что я согласился», — мелькнула мысль у Лейна.

— Вы же заинтересовались. — Он поднял ладони. — С одним условием — я предоставляю вам возможность ознакомиться со всей документацией и страховым полисом, и конечно обсудить это с женой. И да, я знаю, что вы хотите посоветоваться с ней, но имейте в виду, если вы выиграете у меня, то получите возможность привезти картину к себе домой.

Ленге потер свой волевой подбородок, его огромные бицепсы на руках медленно перекатывались.

— Давай-ка все уточним. Я кладу на кон сорок пять миллионов. Ты выставляешь картину?

— Должно лежать на кону сорок пять миллионов плюс налог на увеличение рыночной стоимости, который мне придется заплатить. Мне нужно сорок пять миллионов, но я могу сию минуту позвонить человеку, который выдаст точную цифру налога. И эта картина, хочу вас заверить, не относится к имуществу моего отца. Это капитал, принадлежащий моей матери, подаренный ей ее матерью, когда старшая ВЭ переехала, и моя мать стала хозяйкой Истерли. Поэтому эта картина не обременена правом собственности.

— А твоя мать…

— Она никогда не была ее фанаткой. Она млеет от Максфилда Пэрриша. По ее мнению, у ее матери, т. е. моей бабушки, был слишком своеобразный вкус.

Да, возможно по материнской линии возникнут проблемы, но на самом деле, проблем не должно было быть. Ему понадобиться доверенность, оформленная задним числом от матери в пользу Лейна, которую ему сможет сделать Самюэль Ти… и его давний друг сделает ее не раздумывая.

Лейн еще раз решил все уточнить, чтобы все стало окончательно ясно.

— Сорок пять миллионов плюс налог на увеличение рыночной стоимости по этой картине. Пять карт — «Техасский холдем». Одинаковое количество фишек. Мы играем один на один, пока один из нас не проиграет. Я предоставляю вам все документы, которые у нас есть на эту картину… и если по какой-то причине вас не устраивает стоимость, которую я заявляю, я выставляю другие картины, которые у нас тут имеются, чтобы покрыть разницу. — Лейн указал на картину. — Я еще не закончил. Куратор из музея изящных искусств по мастерам «золотого века» в прошлом году присутствовал на Derby Brunch. И отец поинтересовался у него, стоит ли ему продавать эту картину за сорок пять миллионов, ответ был нет, потому что она стоит около шестидесяти.

Джон снова повернулся к картине.

— Ее стоимость никогда не уменьшится, — сказал Лейн. — Ваши деньги будут всегда находится в самом безопасном месте. Кроме того, таком красивом. Если вы у меня выиграете.

Прошли пара минут, прежде чем Бог зерна оторвался от картины и повернулся к Лейну.

Непреклонным голосом, как будто он желал, ответить что-то совершенно другое, Ленге произнес:

— Я лучше позвоню жене. А тебе лучше принести мне документы на картину.