Вика.
Как только нахожу в себе силы приподнять тяжёлые веки, воспоминания вчерашней ночи обрушиваются на меня тяжёлой плитой. Медленно поворачиваю голову – Дэна нет. Я одета в свою шелковую пижаму, и единственное, что отчётливо помню, – его признание: «Этому меня научила русская мафия». Слова, прозвучавшие в темноте, теперь висят над моей реальностью подобно гильотине.
Стас оказался прав? Я выхожу замуж за бандита?
Отлично, Вика, от чего бежала, на то и напоролась.
Горькая ирония судьбы обволакивает меня удушающим коконом разочарования.
Тело словно побили палками – каждая мышца наполнена свинцовой тяжестью. Вчерашний день исчерпал весь лимит эмоциональных потрясений: ограбление, перестрелка, погоня, а потом – неистовый, первобытный секс без объяснений и оправданий.
И я кончила, кажется, дважды, громко и бесстыдно стонала от прикосновений человека, которого должна была оставить в ту же секунду, когда поняла, что он лжёт мне.
На негнущихся ногах выхожу в просторную гостиную и сталкиваюсь с моим ночным кошмаром. Дэн сидит, облачённый в белую рубашку и классические брюки, гладко выбрит, с безупречно уложенными волосами. Демон под прикрытием. Выглядит так свежо и непринужденно, будто для него случившееся вчера – обыденность. Подумаешь, рискнул жизнью пару раз, чуть не убил пятерых и овладел невестой в лесу на капоте чужой машины. Будничная суета, не более.
– Как ты себя чувствуешь? – он встаёт при виде меня, в глазах мелькает тревога, которую он пытается скрыть за маской сдержанности.
– Отвратительно, – фыркаю и, игнорируя его туманящую разум ауру, прохожу на кухню. Воздух сгущается, пропитывается напряжением.
– Вика… – запястье обхватывают тёплые пальцы, посылая предательские мурашки вдоль позвоночника. – Нам нужно поговорить.
Я пробегаюсь ледяным взглядом по его предплечью. А нужно ли говорить? Что он мне нового может сказать? Какие бы аргументы он ни привёл, все они сведутся к одному: Он. Мне. Врал.
Отдавшись полностью порыву и разрывающей боли внутри, я с замаха ударяю его свободной рукой. Звук пощёчины разрезает тишину комнаты.
Дэн застывает, его щека медленно наливается алым. В глазах – шок, смешанный с пониманием. Он не отстраняется, не пытается защититься. Принимает мою ярость как должное. Его взгляд говорит яснее любых слов: он знает, что заслужил это. Челюсть напрягается, но он молчит, позволяя мне выплеснуть боль.
– Ты работаешь на мафию? – выстреливаю я.
– Вика…
– Отвечай! Да или нет? – повышаю тон.
– Давай сядем.
– Да или нет? – я настроена решительно, никаких больше долгих разговоров. Я хочу видеть, слышать правду без прикрас. Просто свалите на меня эту бомбу, и пусть меня разорвёт на части. Лучше так, чем жить будто в симуляторе, где все декорации фальшивые.
Он глубоко вздыхает и одаривает меня молящим взглядом.
Не смей. Мне. Врать.
– Нет, – отрезает он, побеждённо присаживаясь обратно на диван. Его плечи опускаются, будто под тяжестью невидимого груза. – Я больше не работаю на мафию. То, что ты видела вчера, были инстинкты, которым меня обучили ещё в семнадцать лет. Я был в составе бандитской группировки Руслана Костенко, но вышел оттуда ещё до встречи с тобой!
Меня знобит, я всё ещё не могу отойти от вчерашней эмоциональной встряски. Каждое его слово проникает под кожу, как тонкая игла, оставляя следы неприятной правды.
– Разве из мафии просто так уходят? – мой голос звучит тише, но в нём кристаллизуется недоверие.
– У меня получилось, – в его глазах мелькает тень прошлого, которое, видимо, стоило ему немалых жертв.
– И ты уверен, что твои действия не повлекли за собой никаких последствий?
– Что ты имеешь в виду?
– Ваша со Стасом мама, она ведь умерла почти сразу, после твоего ухода, ведь так? – произношу я, и комната словно становится холоднее от моих слов.
Дэн сверлит меня ореховыми глазами, пытаясь понять, какую игру я затеяла. Его взгляд – как у загнанного зверя, который видит опасность, но не знает, с какой стороны придёт удар.
– Мама умерла своей смертью, я проверил данную информацию, но это не отменяет нашей со Стасом вины, – его голос надламывается на последнем слове, обнажая рану, которая, видимо, так и не зажила.
– А причем здесь Стас? – впервые за долгое время мне хочется защитить его брата. Проклятие, кажется, я начинаю принимать его сторону. Эта мысль застаёт меня врасплох.
– Он должен был остаться дома! У нас с братом был договор – не оставлять маму одну. И даже после появления Миронова мы продолжали следовать этому негласному правилу. В тот вечер Олега не было в городе, у меня были поздние занятия в университете, но Стас понадеялся на охрану и оставил маму одну в большом доме. Уехал на соревнования по киберспорту. Если бы он не поехал, маму можно было бы спасти! – в его голосе звучит застарелая, но не утихающая боль, смешанная с виной и горечью потери.
– Ты тоже не отменил свои дела, – бросаю упрёк, осознавая, что оба брата существуют в замкнутом круге взаимных обвинений, словно два планетарных тела, вращающиеся вокруг одной трагедии.
– Не отменил, и я не снимаю с себя вины. Нас не оказалось рядом, мама не смогла вызвать себе скорую и умерла. На этом всё, – Дэн смотрит сквозь меня, его взгляд устремлён куда-то в пространство воспоминаний. – Винить в этом некого, кроме её сыновей, которые должны были быть более внимательными!
Я обхватываю себя руками – инстинктивный жест самозащиты, словно пытаюсь удержать внутри разрозненные осколки своего мира. Стою на безопасном расстоянии от Дэна, не в силах принять его слова, так просто забыть вчерашние события и продолжить жить дальше, как ни в чём не бывало.
Слова Стаса подтверждаются: Дэн не был наивным подростком, по глупости попавшим не в ту компанию. Он был полноценным членом преступной группировки, его обучали драться и стрелять как профессионала, оценивать опасность и уходить от погони с мастерством чёртова Джеймса Бонда.
Но если всё это в прошлом, и он действительно порвал все связи с бандитским миром, откуда на заднем дворе чудесным образом материализовался бронированный внедорожник? Это как найти боевой нож в шкафу с детскими игрушками – что-то здесь категорически не сходится.
– Что это была за машина?
Он опускает голову и трёт глаза – жест усталости или попытка скрыть правду?
– Дэн, если всё в прошлом, почему твоя реальность выглядит так, будто ты до сих пор живёшь по законам мафии? – настаиваю я, чувствуя, как каждое слово царапает горло. – Ты держишь запасной автомобиль у заднего входа, готов в любой момент ввязаться в драку и обезвредить вооружённого противника с эффективностью отточенного механизма?
– Потому что эти навыки теперь навсегда со мной! – раздражённо выкрикивает он, резко поднимаясь. В этом движении – вся сдерживаемая ярость зверя, загнанного в угол собственным прошлым. – Никогда не знаешь, когда твоё прошлое придёт за тобой!
– Мы в опасности? – спрашиваю едва слышно, отступая на шаг назад, ища какую-то опору в этой комнате, где вдруг всё стало зыбким и ненадёжным.
– Нет, – Дэн вскидывает руку в успокаивающем жесте. – Нет, я бы никогда не допустил, чтобы с тобой что-то случилось… Блядь! – он отворачивается, зарываясь пальцами в волосы, превращая свою идеальную причёску в воплощение внутреннего хаоса. – Не допустил, как же! Буквально вчера тебя чуть не убили на моих глазах! – срывается он, сметая со стола бумаги, которые взлетают пышным вихрем и разлетаются по полу.
Я не двигаюсь, продолжая изучать этого незнакомца с лицом моего жениха. Он действительно другой. Стас прав – Дэн показывал мне лишь одну свою сторону, а другую – тёмную, – мастерски скрывал до вчерашнего дня.
Или я просто не хотела её видеть, отказываясь замечать мелкие трещины на фасаде идеального мужчины, которого сама себе нарисовала.
– Прости, малыш, – обречённо выдыхает он, – Нам ничего не грозит, меня отпустили с миром, а внедорожник и мои тренировки по рукопашному бою – это просто меры предосторожности, привычка, которая вчера спасла тебе жизнь. Вот и всё!
Я чувствую, как внутреннее напряжение немного ослабевает, подобно тому, как расслабляется тетива лука после выстрела. Несмотря на вновь открывающиеся тайны, я не боюсь Дэна. Он по-прежнему внушает мне чувство безопасности, хотя я отдаю себе отчёт – он другой. Я не знаю человека, за которого собиралась выйти замуж. Будто прожила месяцы рядом с искусно созданной иллюзией.
– Ты знаешь, чего хотели те люди? Зачем им это было нужно? – продолжаю задавать вопросы, пытаясь собрать из обрывков информации цельную картину.
– Точной информации пока нет, но полиция предполагает, что пришли с целью ограбления.
– Какой идиотский план, – фыркаю себе под нос, анализируя произошедшее. – Они с самого начала были обречены на провал.
– Это так, только идиоты пойдут на подобное, – соглашается Дэн, и наши взгляды на мгновение пересекаются в редком моменте единодушия. – Или у них была другая цель, но я пока не могу сложить все пазлы.
– У тебя есть данные полиции? – вдруг спрашиваю я, осознавая, что Дэн рассуждает так, будто знает больше, чем должен знать обычный пострадавший.
Но он не пострадавший, его можно назвать как угодно, но только не жертвой обстоятельств.
– Я обезвредил преступников – полиция мне задолжала, – кивает он с лаконичностью, не оставляющей места для дальнейших расспросов.
И я принимаю. Больше я не хочу продолжать этот разговор. Мне нужно всё ещё раз обдумать, проверить и взвесить.
– Вика, у нас… – будто прочитав мои мысли, Дэн делает осторожный шаг ко мне. – Мы всё ещё… – он тянется к моей руке, на которой красуется его кольцо, играющее в утреннем свете насмешливыми бликами.
Его большой палец нежно касается моего безымянного, проводит по камню в немом вопросе: «Я всё ещё твой жених?» В этом простом жесте – вся хрупкость наших отношений, балансирующих на краю пропасти.
– Мне нужно подумать, – я мягко забираю свою ладонь из его огромной руки, чувствуя, как между нами растёт невидимая, но осязаемая дистанция.
– Могу ли я чем-то…
– Нет! Пожалуйста, оставь меня одну, мне необходимо побыть наедине со своими мыслями, – слова срываются с губ почти умоляюще, голос дрожит, как натянутая струна.
Дэн кивает. С грустной улыбкой, полной невысказанной тоски, он ласково целует меня в лоб. Кончики пальцев едва касаются моей талии в извиняющемся жесте – эфемерное, почти призрачное прикосновение. Не сравнить с теми смелыми, властными движениями, которыми он подчинял моё тело вчера, превращая каждый сантиметр кожи в эпицентр наслаждения.
– Я отъеду по делам, вернусь через пару часов, – произносит он извиняющейся интонацией.
Я просто киваю, испытывая почти постыдное облегчение от мысли, что останусь наконец-то одна и смогу сбросить маску – ту самую, что так старательно удерживала на лице, притворяясь, будто только я здесь ничего не скрываю.
– Если понадоблюсь, сразу звони, ладно?
Снова кивок – безмолвное обещание, которое я не уверена, что смогу сдержать.
– Я люблю тебя, – ещё одно пронзительное признание, долгий, почти сакральный поцелуй в волосы, сопровождаемый громким вздохом, во время которого он, кажется, хочет вобрать в себя весь мой запах – запомнить, сохранить, законсервировать момент, который может никогда больше не повториться.
Отстраняется. Резко выходит из комнаты, не оглянувшись, будто только так он сможет покинуть это место – решительно, чтобы не передумать, не дать себе вернуться и усложнить всё между нами ещё больше.