Дотла 2. Красная королева

Глава 25. Отцы и дети

Вика.

Сижу в зале свиданий перед толстым стеклом, разделяющим две стороны мира. Ряды кабинок с потрескавшимися пластиковыми сиденьями, исцарапанные телефонные трубки, висящие на коротких шнурах и запах хлорки – картина под названием «отчаяние».

Смотрю на пустой стул по ту сторону стекла и жду. Пальцы машинально барабанят по столешнице. Он не заслуживает моего волнения, поэтому я успокаиваю дрожь в руках и убираю их под стол. Металлическая дверь на той стороне открывается. Конвоир что-то говорит, кивает в мою сторону. Отец медленно идет к стеклу – и хоть он сейчас в тюремной робе, на лице всё та же наглая ухмылка. Садится, недолго и оценивающе смотрит на меня, а затем лениво тянется к трубке.

– Здравствуй, доченька.

Липкий, вязкий сарказм.

– Здравствуй…

– Тебе удалось меня впечатлить, – начинает он, словно ничего особенного не произошло, и я чувствую знакомый холодок – Знаешь, я даже горжусь тобой. Обвела вокруг пальца, выманила на свадьбу… браво! Ты и правда становишься королевой, достойной своего королевства.

– Боже мой, папа, нет больше никакого королевства…

Он лишь усмехается, как главный злодей, у которого всё под контролем.

– Ты серьёзно думаешь, что это задержание что-то меняет?

– Дом опечатан, все счета арестованы, всё кончено. Империя пала, прими это, – пытаюсь достучаться до него.

Он только сильнее смеётся – от души, в голос, будто я ему тут анекдоты рассказываю.

– Ты всё та же наивная Виола. Неужели думаешь, что я не мог предвидеть такого исхода? Детка, Арула – это древнейший род, мы не вчерашние стартаперы, мы династия. Я никогда не складывал все яйца в одну корзину. Это далеко не конец.

От его слов всё внутри леденеет. Он блефует или серьёзно? Если второе, то мне и всем, кто замешан в этой операции, стоит бояться.

– Я не за этим сюда пришла, – выдавливаю из себя максимально уверенный тон, – чтобы слушать, какой ты сильный и всемогущий. «Я пришла посмотреть тебе в глаза и сказать, что… – на мгновение замираю, сглатываю образовавшийся ком в горле из слёз и страха. – Сказать, что я прощаю тебя!

Отец точно не ожидал такого поворота, поэтому сам немного теряется. Надо же, сам Стефан Арула сбит с толку. Кажется, я и правда изменилась, повзрослела, научилась наконец читать людей и влиять на них. Больше не марионетка в чужой игре.

– Извини, мне послышалось? Ты меня прощаешь? – он удивлённо сверлит меня взглядом, приподняв свою смолисто-чёрную бровь.

– Да, папа, я прощаю тебя за сломанное детство, за полное игнорирование моих желаний, за то, что убил мою близкую подругу и пытался сделать из меня ту, кем я не являюсь. Я прощаю тебя за то, что уничтожил жизни стольких людей. Я прощаю тебя, хоть ты этого и не заслуживаешь, но ты понесёшь наказание, и думаю, это справедливо.

– Ты совсем не знаешь жизни, Вилли, – он надменно цокает языком, специально принижая мою значимость, подчёркивает, что перед ним не взрослая самодостаточная женщина, а маленькая наивная девчонка, которая придумала себе сказку и слепо верит в неё.

– Я знаю, в каком мире хочу жить, – отрезаю, не поддаваясь на его провокацию. – И в этом мире нет тебя и таких, как ты. Я не хочу иметь ничего общего с наркотиками, грязными деньгами, даже с твоим холдингом по производству алкоголя. Мне этого не нужно. Поэтому избавь меня от своих высокопарных угроз в стиле фильмов Гая Ричи – я не поведусь на твою манипуляцию.

– Это не манипуляция, – фыркает он, не показав ни одной эмоции. Лицо как маска. – Ты моя дочь, и я хочу уберечь тебя…

– Убив заодно? – выстреливаю я, не понимая его наигранной заботы.

– Ты не сделала ничего страшного. Обычный подростковый бунт.

– Господи… – я устало вздыхаю, как ему удается так искусно отыгрывать непоколебимого ублюдка, будто он сейчас не в оранжевой робе, а все еще сидит в своем кожаном кресле и закуривает коллекционную сигару.

– Я не злюсь на тебя, принцесса, просто не хочу, чтобы мои кузены решили, что теперь место трона пустует и они имеют право устранить тебя как незначительную угрозу.

– Нет больше никакого трона, папа! И кузенам лучше залечь на дно и не высовываться, если не хотят оказаться там же, где и ты сейчас.

– Я тебя предупредил.

– Я тебя тоже. – не уступаю.

Кладу трубку и демонстративно показываю, что разговор закончен. Он не раскаивается, не понимает, каким был ублюдком со мной и продолжает строить из себя всесильного. Что ж, значит у меня больше нет отца. Отныне я сирота.

Охранник молча провожает меня к выходу. За спиной остается серое здание тюрьмы, а впереди – неопределенность. Солнце Кипра противно ослепляет глаза, когда я выхожу на улицу. С этой минуты начинается новая глава моей жизни, осталось только решить, что делать с искалеченным сердцем.