Два плюс два или строптивая любовь майора Белова

Глава 14

Назар

– Мам! – слышу крик Кирилла.

– Тася, ты какого черта творишь? – строжусь на свою дочь, совсем попутавшую берега.

Подлетаю ровно в тот момент, когда Таисия в прямом смысле слова сваливает Женю в бассейн.

– Мама?! – летит к нам сын Ежовой, выпрыгивая из тапок. – Она плавать не умеет! – смотрит на меня огромными испуганными зенками. – Помогите ей!

Как не умеет плавать?

Тогда какого хера она поперлась туда, где сплошные бассейны вокруг?

Твою мать, Жень Санна! Когда надо – смелая, когда не надо – язык в жопу засунула и промолчала! Коза.

Я скидываю сланцы и с разбегу заныриваю в бассейн. Здесь он несильно глубокий. Два метра – предельная глубина. Но для человека, не умеющего плавать, они могут стать фатальными. Особенно в состоянии паники. А Женя паникует. Я вижу, как она без разбора машет конечностями в попытках вынырнуть. Техника плавания отсутствует напрочь. Дурацкий халат обвивает ее ноги, как питон. Полы мешают и путаются.

Я подплываю к Ежовой и подныриваю ей под руку. Отталкиваясь ногами от дна, поднимаю нас на поверхность. Женя по инерции все еще брыкается. Мне приходится крепче прижать ее к себе, чтобы не уронить. Оказавшись на поверхности, отплевывает воду и жадно хватает ртом воздух.

Я усаживаю ее на бортик и обхватываю лицо руками, приказывая:

– Спокойно!

Ежова цепляется пальцами в мои запястья, впиваясь ногтями в кожу. В глазах ужас. Губы синие. Лицо бледное. Хватанула она адреналинчика – убойную дозу.

– Дыши, – говорю уже спокойней. И демонстрирую, как это следует делать: глубокий вдох и медленный выдох.

Женя послушно повторяет за мной. Ее взгляд становится осознанным. Кажется, только сейчас она начинает понимать, что опасность миновала, что у нее под задницей твердый кафель, а в легких воздух. Чуть ослабляет свою хватку и кивает, поджимая губы, что дрожат. В этот момент выглядит настолько трогательно и беззащитно – без своей извечной сучьей маски, что хочется внатуральную ее к себе прижать. И, как там говорится? Приголубить, мать его! Успокоить, ласково поглаживая по мокрым длинным волосами, в беспорядке разметавшимся по спине и плечам, и нашептать какой-нибудь сопливой ерунды.

Наверное, я так и сделал бы.

Уж сильно велико было искушение.

Если бы к нам не подскочил перепуганный Женькин сын, перетягивая все внимание на себя.

– Мам! Ма, ты как? – хватает парень мать за плечи. – Ты в порядке? Ма, скажи хоть слово!

Ежова медленно убирает свои руки, отпуская меня. Я отступаю, впервые испытав легкий укол сожаления. Парнишка бросается обнимать мать.

– Все хорошо, Кирь, – еще нетвердым, но уже достаточно ровным голосом говорит Жень Санна. – Я в порядке.

Я осматриваю пострадавшую на предмет телесных повреждений. Мокрый халат с нее слетел и валяется где-то на дне бассейна, оставив девушку в одном купальнике. Черном, максимально закрытом, но совершенно не скрывающем горошины сосков возбудившихся: то ли от холода воды, то ли от эмоциональной встряски.

Я залипаю на этих выпуклостях взглядом.

Сообразив, что пялюсь, как придурок, отворачиваюсь.

Что ты за зверь такой, Белов? Баба чуть кони не двинула, а ты пялишься на ее грудь и твердеешь там, где не стоило бы при целом аквацентре зрителей!

Жива, здорова, и ладно. Уже хочу выйти из бассейна, когда замечаю струйку крови, стекающей по Жениной ноге. Нахожу взглядом место ранения. Вот гадство!

– У тебя колено разбито.

– Где?

Подхватываю ее ногу, чуть ниже сгиба в колене. Женя смотрит на рану и морщится. Ойкает, слегка пошевелив ногой.

– Больно? – спрашиваю, ощупывая пальцами края раны.

– Не смертельно, – крепится дурная.

– Разумеется. От царапины еще никто не умирал, а вот от сепсиса запросто. Надо обработать.

– Здесь есть медпункт, – говорит кто-то из зевак, столпившихся вокруг нас. – Может, позвать доктора?

– Я сам.

– А вы доктор?

– Хуже. Работает МЧС. А вы давайте лучше кто-нибудь притащит перекись и бинт, чем клювами щелкать и глазами хлопать, – командую и мажу взглядом по матери Таськиной одноклассницы, Милена ее, кажется, зовут. Или Милана? Короче, выебисто как-то. Я не запомнил. Да и запоминать не хочу. Сплавить ее с глаз долой хочу, пока она мне во лбу клеймо не выжгла своим взглядом.

Больше истеричных женщин я не могу терпеть разве что баб, которые себя предлагают. Настолько в открытую, что дай ей добро, она в ближайшей же туалетной кабинке запрыгнет на твой член и будет скакать, как на родео. У таких никакого стыда. И гордости с гулькин хер.

– Я принесу, – говорит вторая мамочка из числа сопровождающих, Алина, кажется, и убегает.

– Спасибо, – киваю я. – А остальную публику прошу разойтись. Ничего интересного здесь нет. Давайте-давайте! – машу руками, разгоняя толпу, как гусей у бабки на дворе. Те крякают, но нехотя расходятся, оставляя нам чуть больше свежего воздуха.

Я выхожу из воды и помогаю Ежовой встать. Подхватив на руки, несу свою заклятую врагиню к злосчастным скамейкам, где вся эта заварушка и началась. Стараюсь не концентрировать свое внимание на мягкости и шелковистости женской кожи, прижимающейся ко мне. Щупать ее оказывается так же приятно, как и смотреть на нее. Разговоры, правда, у нас категорически не клеятся.

Наши дети семенят за нами следом. Тася испуганно бегает глазами по притихшей у меня на руках Жень Санне.

И правда, чего это она такая покладистая?

Смотрю на девушку. Она на меня. Оказывается, наши лица разделяют миллиметры. Я чувствую вкус ее дыхания. Какой крайний молочный коктейль она выпила? Дыня или банан? Он был третьим или четвертым. Я сбился со счета, гадая, чего она своей задницей к барному стулу прилипла и не спускается, как все нормальные люди, ныряя из бассейна в бассейн. Оказывается, вон оно что…

Вижу, как ее взгляд стекает на мои губы, надолго на них зависая. И только когда я их поджимаю, откашлявшись, Евгения отмирает и отворачивается.

– Я не знала, что вы плавать не умеете, теть Жень, – говорит тихо моя боевая принцесса, заламывая руки от неловкости. – Простите. Я не хотела… ну, чтобы вот так…

– Не хотела она, – качаю я головой. – Сколько раз я тебе говорил, что думать надо наперед, Тась?

– Да ладно, ничего, – говорит Женя. – Все нормально, Тась.

– Сильно больно? – морщит нос Таисия, кивая в сторону разбитой коленки.

– Конечно, ей больно, балда! – огрызается Киря.

– Отстань, Кириешка, я не тебя спрашиваю! – толкает его в плечо моя мелкая.

– Дети, ну-ка цыц! – шикаю я на школоту, разгоняя по разные от себя стороны. – Махом метнулись в бар и купили Жень Санне вкусный молочный коктейль. И себе заодно. Рты трубочками займите, чтобы они гадости не генерировали. На старт, внимание… – марш уже говорить не требуется, переругиваясь, мелочь наперегонки припускает в сторону кафе, попутно активно работая локтями в адрес друг друга.

Я усаживаю Евгению на скамейку, опускаясь перед ней на одно колено. Благородный рыцарь, ни дать ни взять! Тут и Алинка вовремя с аптечкой подскакивает, вручает ее мне и ретируется. Ибо наблюдение за малышней никто не отменял.

– Я Женя… – выдает эта заноза в мягком месте, с легкой ноткой недовольства.

– Я в курсе, – говорю я.

– Тогда почему продолжаешь звать меня этим дурацким Жень Санна?

– Потому что тебя это бесит. А меня веселит.

Достаю из аптечки перекись, заливая рану. Женя дергается и шипит, пытаясь вырвать из моего захвата свою подбитую конечность. Я зыркаю на нее. Затихает. Дальше уже, кусая губы, терпит все мои врачебные манипуляции. На очередном этапе врачевания снова выдает болезненный стон.

– Терпи, боец, нечего было коленками махать при падении.

– Нечего было вообще тащиться в этот дурацкий парк…

– Вот это верная мысль. Ты почему не сказала Львовне, что боишься воды?

– Я не боюсь воды. Я просто не умею плавать. Это разное.

– Но у тебя была паничка, когда я за тобой нырнул.

– Потому что опоры не почувствовала под ногами. Растерялась. Я вообще-то нырять не планировала. Не успела сгруппироваться и морально подготовиться.

– За это извини. Тася, она… – начинаю, пытаясь подобрать правильные слова.

– Я понимаю. И знаю, что она не со зла, – тормозит мои потуги Женя. – И не обижаюсь, разумеется. Это было бы странно в тридцать три обижаться на восьмилетнего ребенка.

Я улыбаюсь и говорю:

– Спасибо.

– За что?

– За понимание.

– А-а, это пожалуйста, – кивает Евгения. – Такого добра у меня навалом.

Хмыкаю, осторожно протирая сочащуюся кровью рану ватным диском.

– И тебе, кстати, тоже за всё спасибо, Назар. – От удивления поднимаю взгляд. – За дерево, за машину, за окно, ну и за сегодняшнее до кучи, – договаривает несостоявшаяся утопленница. – Не знаю, почему сразу не сказала. На самом деле я не такая уж и сука, – закатывает глаза. – И умею быть милой и благодарной. Просто…

– Дай, угадаю, не со мной, потому что у тебя ко мне особое отношение.

– Можно и так сказать.

– Думаю, это потому что мы неправильно начали.

– Ну, теперь уже не отмотаешь. Наша первая встреча оставила неизгладимое впечатление друг о друге, – говорит задумчиво Ежова. – Такое уже точно не забудется.

– Мхм, – возвращаюсь к разбитой Жениной коленке, неожиданно поймав себя на совершенно диком желании – эту коленку поцеловать. Типа как в детстве нам всем говорили: «у кошечки боли, у собачки боли, а Жень Санны не боли». Вот примерно такая история. Приходится собрать все остатки собственного благоразумия, чтобы не шокировать девушку неожиданными лобызаниями.

Обработав рану йодом, заклеиваю бактерицидным пластырем. Машинально растираю края полоски большими пальцами, чтобы лучше приклеилась. Неосознанно получается, что поглаживаю впадинку, где коленка.

Женя вздрагивает.

Я, неожиданно даже для самого себя, открываю рот и признаюсь:

– Ей не хватает матери. Тасе. Примера женской ласки и мягкости. Я воспитываю ее один, поэтому она у меня и выросла такая ершистая и боевая. Характер. Сама понимаешь.

– Как ни странно да, понимаю. У меня с сыном ровно такая же проблема.

– Тоже мягкости не хватает? – подшучиваю я.

Жень Санна миленько закатывает глаза. На мгновение (всего на одно махонькое мгновение, которое я потом еще долго буду вспоминать) мне кажется, что между нами проскакивает что-то… нормальное. Человеческое. Что-то, что не требует двадцать четыре на семь держать оборону и отстреливаться в ответ на ее едкости собственными колкостями, что однажды позволит нам в дружеской атмосфере распить по бутылочке пива на веранде у дома, провожая ахрененный сочинский закат. А потом совсем не по-дружески подняться в одну на двоих спальню и подарить друг другу за ночь с десяток охрененных оргазмов.

Такое в моей жизни проскакивало лишь раз.

Стреляло лишь к одной женщине.

Я на ней потом женился.

И не уберег…

Я резко отвожу глаза, откашлявшись:

– Готово, – говорю, убирая свои ладони со стройных ног Ежовой. Не без сожаления, признаю. Собираю пластыри и перекись обратно в аптечку.

Женя мешкает. Не сразу, но поднимается со скамейки. Хочет что-то сказать. Похоже, для нее перемена в моем настроении не прошла незаметно. Уже набирается решимости и открывает рот. Но тут в нашем дуэте вырисовывается третий. И, как видится, лишний.

– Ребят, ну вы тут как? Все уже? – слышу за спиной и оглядываюсь.

А там эта… с выебистым именем, короче.

– Все уже, – говорит Жень Санна, моментально поменявшись в лице. Вся ее мягкость слетает, как сорванная ветром с прищепки простынь. – Твой спасатель свободен, Милен, – вроде шутит, смягчая свои слова улыбкой. Вот только эта улыбка притянута за уши. Да и… когда меня, простите, успели официально к кому-то «приписать»? А главное: какого хера? Не надо мне такого счастья. Как там Дядя Федор в «Простоквашино» говорил? Я ничей. Я свой собственный. И меня это вполне устраивает.

– Вот и ладненько, – кладет ладонь мне на плечо беспардонная дамочка. – Просто у нас осталось полчаса. Мы с Алинкой уже разогнали детей по душевым. Назарчик, вы с Таисией на машине? Не подкинете нас с Юлькой до дома? Кофе выпьем, я как раз утром шарлотку испекла, да поболтаем о том, о сем…

От «о том, о сем» меня коробит.

Я не подаю виду.

Зато у Жени все на лице написано. И то, и се, и ее отношение к тому-сему тоже.

– Я найду Кирю, – бросает она и припускает бегом, слегка прихрамывая на раненую ногу.

– Аха, найди, – улыбается, не глядя на Ежову, эта…

Я скидываю с себя женскую руку и иду за Ежовой следом.

– Женя, – зову, догоняя ее в пару шагов, дергая за локоть. – Куда так резво поскакала? У тебя нога больная.

– Это просто царапина. Как вы там мне сказали в кабинете? Не стоит излишне драматизировать.

Мы опять откатились до «вы»? Гребаная качка! У меня скоро разовьется морская болезнь.

– Так, давай-ка не начинай снова барагозить. Идем, – тяну ее за собой, – соберемся и где-нибудь посидим с детьми. Поедим пиццу и раскурим трубку мира…

– Не стоит этого делать, – перебивает меня Ежова.

– Хорошо, курить при детях не будем.

– Сидеть нам вместе не стоит. У вас вон такой выходной вечер намечается: третий размер, шарлотка и разговоры «о том о сем». Не нужно вам тратить на меня свое время. Поверьте, здесь, Назар Савельевич, вам точно ничего не обломится, – дергает рукой Ежова.

Это что еще за невьебенный выпад?

– Ты нормальная? Ты чего распсиховалась на ровном месте? Жень Санна, тебе бы психологу показаться с твоими перепадами настроения. Может, таблеточки какие выпишет. На людей кидаться перестанешь.

– А тебе – Гудвину, чтобы попросить мозги. Не думала я, что вы, Назар, такой легко ведомый! Создаете образ более… избирательного мужчины.

– Это что за претензия такая? Аргументируй.

– А нечего тут аргументировать. Просто я в очередной раз была права.

Ежова бросает взгляд мне за спину.

Я тоже оглядываюсь. И в мой скудный мозг стреляет странная догадка:

– Погоди, ты… приревновала меня что ли?

– С чего мне вас ревновать? Что за глупости!

– Наверное, с того, что такие спасатели на дороге не валяются?

– Вы меня раздражаете, – раздувает ноздри Женя.

– А может, я тебя раздражаю, как раз потому, что нравлюсь? – улыбаюсь я.

– Вы не можете нравиться ни одной женщине, у которой в наличии имеется хотя бы одна извилина!

– Ясно все. Раз не нравлюсь, значит… ты меня хочешь?

– Потрясающе нездоровое умозаключение. А, вообще, знаете что? Вы правы, хочу! Хочу, чтобы вы исчезли из моей жизни раз и навсегда.

– Уверена? Мы знакомы неделю, и за эти семь дней ты дважды чуть не убилась и один раз чуть не убила. Может, все-таки тебе спасатель в жизни не помешает? Тем более такой, – откровенно потешаюсь я, поигрывая бицепсами, – шикарный.

– Вы просто самовлюбленный индюк!

– А ты все-таки стерва.

– Мужлан.

– Повторяетесь, Жень Санна.

– Идите к черту, Назар-как-вас-там-Савельевич! – взмахивает своей копной волос Женя и, гордо задрав нос, дефилирует прочь.

Я посмеиваюсь ей вслед. Надо быть туповатым придурком, чтобы не почувствовать, какие между нами хреначат искры. Напряжение такое, что двести двадцать и рядом не стоит. А что, если она реально меня хочет? И я ее хочу? Последнее – это факт, причем общеизвестный еще с нашей первой встречи на дороге, когда она перед моим лицом своими сиськами шикарными светила и губами пухлыми гадости говорила.

Черт, кажется я всерьез ее хочу.

Завалить и отлюбить.

Без шуток!

И это проблема.

– Назарчик, – слышу за спиной и едва не вздрагиваю.

Твою бабушку! Милена? Да, точно, кажется, ее имя оканчивается на «лена».

Оглядываюсь. Я про нее уже и забыл.

– Ну так что? – улыбается девушка. – Едем ко мне? – спрашивает таким тоном, что сомнений не остается, шарлоткой меня кормить точно не собираются.