Два плюс два или строптивая любовь майора Белова

Глава 30

Сердце стучится быстрей,

когда слышишь имя его.

Ты знаешь, что будет больней,

ведь жизнь уже не кино.

Ислам Итляшев – Девочка влюблена

Женя

– Ну что, кто моет посуду? – спрашиваю я, когда тарелки за столом пустеют.

Вкуснейшие стейки на гриле, что приготовил Белов, таяли во рту! Салат мой и рядом не стоял, хотя наигравшиеся дети умяли все и еще добавки попросили.

– Я, – понуро говорит Тася, откладывая вилку. – Кириешка выиграл.

– А я говорил тебе, что классно умею играть одной рукой, – хмыкает сын.

Таисия закатывает глаза.

– Выскочка, – бурчит недовольно.

– Все по-честному, – говорит Назар. – Выше нос, – щелкает по кончику носа дочь. – Надо уметь проигрывать, детеныш.

– Я тебе помогу, – говорю я, поднимаясь на ноги, собирая грязные тарелки. – Так будет честно, раз твой папа готовил ужин. Мальчики отдыхают, девочки убирают со стола.

– Да я и сама могу… – вяло протестует Тася, подрываясь следом.

– Я знаю, что можешь. Но мне будет приятно тебе помочь.

– Ну ладно…

– А вы давайте, – киваю я Белову, выпроваживая их с сыном из-за стола, – ищите, что будем смотреть.

Да, мы решили посмотреть все вместе какой-нибудь фильм. Несмотря на то что время уже подбирается к восьми часам вечера, уезжать совсем не хочется. Да и Назар не сильно настроен нас с Кирей сегодня отпускать. Оттягиваем, короче, как можем.

– Вам точно не нужна помощь, девочки? – спрашивает Белов, замявшись.

– Идите, – выталкиваю я его из кухни. – Мы справимся.

Назар дает мне взглядом понять: если что – зови. И они с Кирей топают в гостиную о чем-то тихо переговариваясь.

Мы с Тасей остаемся на кухне и неторопливо убираем остатки продуктов. Молча сгружаем грязную посуду в раковину. Не сговариваясь, принимаемся все перемывать. Я орудую губкой с моющим средством, намывая, Тася полотенцем – вытирая и расставляя все по своим местам.

– Как дела в школе, Тась? – спрашиваю я, решая начать разговор с самого безобидного. – Нравится новый класс, учителя?

– Нормально.

– С кем-нибудь уже подружилась?

Таисия неопределенно ведет плечами, вытирая стакан. Говорит:

– Со всеми понемногу.

– Хорошо. Очень красивые цветочки, кстати, – киваю на вазу на обеденном столе. – Ты собирала?

– Папа.

– У вас с ним очень уютный дом.

– Ага. Мы знаем.

– Может, как-нибудь и вы с папой к нам с Кирей приедете в гости? У нас тоже есть плейстейшен. А еще много классных настолок. Мы могли бы поиграть все вместе. Что думаешь? – спрашиваю, передавая Таисии чистый стакан.

– Можно, – продолжает кидаться односложными ответами ребенок.

– Ты любишь играть в настольные игры?

– Больше в компьютерные.

– Много играешь.

– Ну так… папа говорит, что много. Мне норм. А вы?

– Что я? – теряюсь от неожиданного поворота в нашем разговоре, когда вопросы задаю не я, а мне.

– Играете в компьютер?

– Нет, – улыбаюсь я, – у меня времени на это не хватает. Но, к слову, у меня дома в кабинете стоит аппарат с крутым процессором и изогнутым экраном.

– Правда? – впервые за все время нашего разговора Таисия вскидывает на меня взгляд, замирая с недотертым стаканом в руке.

– Правда-правда. Я же архитектор-проектировщик. Для рабочих программ мне нужен был мощный процессор и качественная картинка.

– И что, он даже самые последние игрушки потянет?

– Я не пробовала, но думаю, что да. Если хочешь, приезжай как-нибудь с Кириллом после школы вместе. Поиграете. У папы я вас отпрошу…

– Ладно, – кивает Таисия.

Между нами снова виснет тишина. Ее разбавляет лишь шум воды в кране и тихо работающий телевизор в гостиной.

– Теть Жень, – начинает Тася неуверенно.

– Да?

– А вы что… ну, теперь с моим папой, типа, встречаетесь?

Я делаю паузу в пару секунд, подбирая правильные слова.

– Мы дружим, – выбираю обтекаемую формулировку. Дружба – это не «да», но и не «нет». «Встречаетесь» для начала слишком громкое слово.

– А когда вы успели подружиться?

– Оно вышло как-то само. Так бывает.

– Вы со всеми родителями в классе так хорошо дружите? – звучит с явным язвительным подтекстом. Тася смышленее и острее на язык, чем я предполагала.

Я снова теряюсь, не зная, как правильно отреагировать. Решаю проигнорировать укол, говоря:

– Нет, конечно. По правде говоря, ни с кем больше не дружу. Только с твоим папой. Но я… – веду рукой неопределенно. – Тась, а что, если бы мы начали встречаться с твоим папой, ты была бы против?

Девчонка смотрит на меня, сжимая в руках влажное полотенце. Смотрит въедливо. В ее глазах столько невысказанных слов и такой разброс эмоций: от обиды до злости, что я ожидаю услышать что-то категорично-неприятное.

Однако Таисия пожимает плечами и говорит:

– Хз.

Хз? И все? Да уж, не такой ответ я рассчитывала получить.

Посуду мы домываем молча. И только окончательно прибравшись на кухне, я решаюсь признаться:

– Тась, мне очень нравится твой папа. Это правда. Но я ни в коем случае не собираюсь его у тебя забирать! Да и не получится, потому что он очень сильно тебя любит и всегда, что бы ни случилось, выберет свою дочь. Но я тебе не враг, малыш. Просто хочу, чтобы ты это знала.

Таисия хмыкает.

– Значит, всё-таки встречаетесь? Ясно, – вешает полотенце на крючок. – Я так и подумала, – говорит, разворачивается и выходит из кухни.

– Тась, ты куда? – иду за ней следом.

– К себе.

– А кино?

– Не хочу я смотреть ваше кино. Мне неинтересно, – бросает девчонка и, громко топая, взлетает по лестнице.

У меня от расстройства опускаются руки. Я так и стою, глядя в одну точку на верхней ступеньке лестницы, пока в прихожей не появляется Белов.

– Жень? Что у вас тут случилось?

– Разговор не задался, – выдыхаю я разочарованно. – Знаешь, Назар, мы, наверное, лучше поедем домой. Посмотрим кино в другой раз.

– Не глупи, Ежова. Все нормально.

– Ничего нормального. Ты просто предпочитаешь этого не замечать.

– Спокойно. Иди, пожалуйста, в гостиную. Кирилл уже включает фильм. Я разберусь, – клюет меня в лоб Назар, поднимаясь по лестнице. – Иди, иди.

– Только не ругайтесь…

– Не будем. Мы сейчас придем.

Я понуро шуршу тапками, падая на диван рядом с сыном. Киря начинает пересказывать мне, о чем будет боевик, потому что он крутой, и тот его уже с десяток раз смотрел. Я киваю, пытаясь поддерживать разговор, а сама нервничаю в ожидании Беловых.

И чудо случается.

Уж не знаю, каким образом, но Назару удается уговорить Таисию посмотреть кино с нами. Она плюхается на диван, усаживаясь по-турецки. Назар садится между нами.

– Ну что, банда, смотрим? – спрашивает Белов, хватаясь за пульт.

– Включайте, дядь Назар, – нетерпеливо ерзает попой по дивану Киря. – Топовый кинчик, вам понравится!

Я обнимаю его за плечи, притягивая к себе. Назар запускает кино. На экране бегут вступительные титры. Появляются главные герои, и начинается завязка.

Но как бы я ни пыталась сосредоточиться на картинке, не выходит. Снова кручу в голове случившийся на кухне разговор. На Тасю поглядываю. Она дуется. А меня не покидает ощущение, что я конкретно облажалась. Дипломат во мне умер в болезненных судорогах.

В конце концов мою нервозность замечает Белов. Не отрывая взгляда от экрана, он находит и сжимает в своей ладони мою ладонь. В молчаливой поддержке. И все время до конца фильма гладит подушечкой большого пальца мое запястье, усмиряя бушующий в моей душе ураган.

К концу фильма дети засыпают. Киря вырубается, упав головой мне на колени. Тася – свернувшись калачиком на краю дивана. «Топовый кинчик» мы со спасителем досматриваем вдвоем.

Потом принимаем решение детей не будить. Эгоистично усматриваем в случившемся повод провести время вдвоем.

Назар уносит Тасю в ее комнату, а Кирилла в гостевую спальню. Укладывает детей и возвращается, поймав меня на кухне. Обнимает. Я, в руках его крутанувшись, ближе льну. Целуемся, обнимаемся, дурачимся. Назар потирается о мою щеку своей бородой. Щекотно. Я хохочу. Весь мир в этот момент перестает существовать, сужаясь до пространства кухни.

– Кстати, давно хотела спросить, а разве вам можно на службе ходить вот так?

– Как?

– Отращивать растительность на лице, – глажу пальцами черную, аккуратную бороду.

– Нельзя. Но в особых случаях можно, – поигрывает бровями Белов.

– И у вас, майор, конечно же, особый случай…

– Да я в принципе особенный.

– Не сомневаюсь!

– Пока с проверкой из Москвы не приехали, у нас полная анархия. Как только проходят слухи о прибытии руководства, все вооружаемся бритвами и станками. Случается это, как правило, неожиданно, так что, если однажды увидишь меня бритым, не пугайся, Жень Санна. Зрелище не для слабонервных.

– Даже не представляю, – улыбаюсь я.

– Вина?

– Только если по бокалу. Может, посидим во дворе? Я видела у вас там качели.

– Все, что пожелаешь.

Мы сгребаем парочку бокалов, бутылку вина и плед. Назар одевает меня в свой спортивный костюм, сам выходит на улицу в легких хлопковых штанах и футболке.

Устраиваемся на лавке под навесом. Я забираюсь на сиденье с ногами, накидывая на них плед. Белов рядышком, приобнимая меня. Я укладываю голову ему на плечо. Хорошо так…

Вокруг стрекочут сверчки и шумит ветер. Мы медленно покачиваемся, разглядывая удивительно звездное для конца мая небо. С появлением Назара я стала в разы спокойней. До встречи с ним все время спешила жить. После – впитываю каждый момент, наслаждаясь даже просто общим молчанием. И это так непривычно для меня.

– Знаешь, Назар, ты умиротворяешь.

– Что?

– Рядом с тобой спокойно.

– Спасибо, что не сказала – скучно.

– Пожалуйста. Я старалась сгладить углы.

Белов смеется.

Я улыбаюсь.

Он раскачивает нас, отталкиваясь ногами от земли. Говорит задумчиво:

– Олеся тоже мне постоянно говорила, что своим спокойствием я способен остановить и апокалипсис. Это не сравнение вас, если что. Просто, к слову.

– Какая она была?

– Кто? Олеся?

– Мхм. Расскажи мне. Я знаю, что ты не любишь поднимать эту тему, но… я хотела бы знать.

– Сильная она была, Жень. Уверенная в своей непобедимости. Это и сыграло с ней злую шутку.

– Что это значит? – спрашиваю и замираю каждой клеточкой внутри в ожидании ответа. Когда, если не сейчас, нужно ловить момент откровения?

Назар делает глоток из бокала и молчит. Долго. Мне кажется, что ответа я уже и не услышу. Но он начинает с неожиданного для меня:

– Она тоже была спасателем.

– Что? – вскидываю я взгляд. – Правда?

Назар кивает.

– Мы одногодки. Познакомились на первом курсе в академии. Пару лет друг к другу присматривались, гуляли, наслаждались безбашенной молодостью. А на третьем курсе закрутили роман. Не думали тогда, что из этого выйдет что-то серьезное…

– Звучит романтично.

– Так оно и было. Голову снесло обоим. После академии оба по распределению попали в один отряд. Здесь, в соседнем районе.

– Она, как и ты, выезжала на ЧП?

– Олеся была диспетчером.

– Оу, ясно. Тоже непростая работа.

– Ага.

– И что дальше? Как вы… ну…

– Через два года службы бок о бок мы поняли, что конфетно-букетный период затянулся, и решили пожениться. Расписались скромно, без лишней шумихи. Знали только родственники.

– Сколько вам тогда было?

– По двадцать шесть.

– Молодые еще совсем.

– Зеленые, – улыбается Белов. – Глупые.

– Но Тася у вас появилась только пять лет спустя. Будет не деликатно, если я спрошу: почему…?

– У нас долго не получалось забеременеть. Обошли всех врачей. Диагноз: оба здоровы, проблема психологическая. Честно говоря, Олеся не особо хотела уходить в декрет. Ей нравилось крутиться в эпицентре чужой жизни. Свою за пределами диспетчерской она строить не торопилась…

– А ты?

– А что я? Любил и ждал, когда она будет готова психологически стать матерью. Детей я хотел всегда и, честно говоря, в молодости представлял себе немного другой жизненный сценарий. К сорока годам – отец, как минимум, троих. Вот был мой идеал.

– Воу! Ничего себе, майор, – смеюсь я. – Да вы мечтали стать многодетным папочкой!

– Ага. Иметь большую и шумную семью, потому что у меня самого в детстве такой не было. Олеся же готова была только на одного ребенка. И это единственное, в чем мы с ней не сходились.

– Ее тоже можно понять.

– Не спорю. Короче, когда она забеременела, это стало таким долгожданным чудом, что я немного слетел с катушек.

– В смысле?

– Врубил гиперопеку. Я бываю тем еще душнилой, как нынче говорят. Она хотела до последнего работать. Я был категорически против. Переживал, чтобы с ребенком ничего не случилось. Все-таки диспетчера те люди, через которых проходит много чужих эмоций и страданий. Там нужна устойчивая психика.

– А она что?

– Естественно, психовала и злилась на меня. Мы ругались на этой почве постоянно. Хотя беременность и протекала легко, но в конце концов я дожал ее. И в четыре месяца она села дома. После я столько раз себя за это ругал, Жень… Ты даже себе не представляешь. Она скучала дома без работы. Рвалась, как ненормальная, помогать, спасать, защищать. Все время думаю, если бы я не заставил ее так рано уйти в декрет, возможно, не случилось бы того, что привело к ее смерти. Из-за моих запретов она так сильно бунтовала внутри и рвалась из дома, что в тот день и стоило ей жизни…

Мое сердце сжимается. Невыносимо видеть страдание на лице небезразличного тебе человека. Тем более такого сильного, как Назар.

Я отставлю бокал на небольшой столик рядом с качелями и обнимаю Белова двумя руками. Утыкаюсь носом в его шею, прошептав:

– Я уверена, что ты в этом не виноват. И ничего не смог бы изменить. У каждого своя судьба…

– Да, наверное. Но я все равно был неправ.

– Как она погибла?

– Жень…

– Пожалуйста, я хочу знать.

Назар залпом допивает вино в бокале. Тянется и наливает себе еще. Говорит:

– Меня отправили в командировку в Питер. Олеся осталась дома с Тасей. Ничто не предвещало беды, как обычно это и бывает. По краю объявили штормовое предупреждение. Я сказал об этом ей и попросил оставаться с дочерью дома. Она сказала, что поняла и попросила меня не беспокоиться. Я был в аэропорту в ожидании посадки, когда мне позвонили знакомые ребята и сказали, что ее машина сорвалась с обрыва. Дочери в машине не было. Меня как танком переехало, Жень. У меня жизнь померкла и смысл потеряла. Я, блть, впервые в жизни разрыдался, как придурок, когда мне сказали, что она мертва. Будто сердце выдрали без анестезии.

– Мне очень жаль… – выдыхаю я, обнимая его крепче. – Очень…

– Уже вернувшись в город, я узнал, что Олесе позвонила знакомая, которой она как-то помогала по работе. У той ребенок пропал. В поселке царил настоящий хаос. Ураган крыши с домов срывал и деревья валил. Спасатели работали на износ. Никто не мог помочь. И тогда Олеся ухватилась за возможность оказаться снова в гуще событий и сорвалась из дома в надежде найти парня. Дорога проходила через горы. Породу подмыло, и пошла сель. Плюс мокрый асфальт. Она тупо не справилась с управлением. Ее занесло и выкинуло прямо с обрыва. Умерла на месте. Я получил долгожданного ребенка, но через полгода потерял любимую женщину, – Назар качает головой, поджимая губы. – Это было невыносимо больно.

– Какой кошмар… Я не знаю, что сказать, Назар. Это так… несправедливо… А где была Тася?

– Она осталась с соседкой, которая периодически нам помогала. Знаешь, что самое дерьмовое? За десять минут до аварии Олеся звонила мне. Бодрым голосом рассказывала, как они классно провели день, что у дочурки вылез зуб и они очень ждут меня дома. Ни слова не проронила о том, что за рулем. Возможно, если бы я знал…

– То что? Ты был в тысячах километров от нее. Ты ничего бы не смог изменить, Назар!

– Я мог бы попытаться ее отговорить.

– Знаешь, тебе не понравится то, что я скажу. Но Олеся была взрослой женщиной, умеющей принимать волевые решения. Судя по тому, что ты мне рассказал. Ты не смог бы ее отговорить. Не смог, и все тут.

– Это не снимает с меня вины. Я должен был дать рядом в тот день.

– Лично я этой вины не вижу.

– Ты просто не можешь быть объективна, – грустно улыбается Белов.

– Жизнь ставит нам подножки, чтобы мы научились падать и снова подниматься, чтобы мы росли и умнели. То, что с тобой случилось, ужасно. Потерять любимого человека не пожелаешь никому. Но твоей вины здесь нет. Это было решение Олеси. И только ее. Думаю, она бы со мной согласилась.

Назар качает головой, будто внутренне все еще протестуя. Касается подушечкой большого пальца моих губ. Оставляет бокал и шепчет:

– Иди ко мне… – перетягивая меня к себе на колени. Усаживает верхом и целует. Медленно, неторопливо, со вкусом. Прижимает меня к себе, обнимая одной рукой за талию, второй путаясь в моих волосах.

Все недомолвки между нами окончательно растворяются. Все цепи прошлого падают. Теперь мы душевно друг перед другом обнажены и свободны.

– Пойдем в дом, – говорю я, слегка отстранясь. – Нужно закончить этот тяжелый на эмоции день чем-то очень приятным…

– Очень-очень?

– Самым приятным, – улыбаюсь я, прихватывая зубами нижнюю губу Назара. – Идем, – поднимаюсь с его колен, потянув его за руку. – Хочу кое-что сделать…

– И что же? – покорно поднимается на ноги мужчина, посмеиваясь.

Я ничего не отвечаю. Только улыбаюсь, захмелев от собственной смелости. За руку веду Белова в дом. На второй этаж. Прямо в его спальню.

Закрываю за нами дверь на замок. Медленно подхожу к нему в сумраке. Тяну края футболки, заставляя снять. Скидываю с себя мужской костюм, оставаясь в одних трусиках и его футболке. И под полным ожидания взглядом мужчины, опускаюсь перед ним на колени. Потянувшись к резинке штанов, приспускаю их вместе с боксерами. Жадно облизываю губы…

Хочу стереть из сердца Назара воспоминание сегодняшнего тяжелого разговора, заставившего его с головой нырнуть в грустное прошлое. Хочу, чтобы этот день закончился исключительно на хорошей ноте.