Глава 37

Я люблю тебя, но не встану на колени

Поверь мне, руку доверь мне

Мечтаю с тобой встретить я процесс старения

Ведь полюбить такого дурака – знамение

Navai & Mona – Есенин


Женя


– Значит, утверждаем проект, готовим смету и приступаем к строительству, – говорю я клиенту, захлопывая кожаную папку. – На днях скину вам на почту документы. Будем с вами на связи, – улыбаюсь, подходя к машине.

– Спасибо вам большое, Евгения Александровна. С вами очень приятно работать.

– Спасибо, Антон Евгеньевич, это взаимно.

Мы с Жанной прощаемся с клиентом и садимся в мою машину. Выезжаем за пределы огороженной территории участка, где в скором времени будет кипеть настоящая стройка. В перспективе должен получится изысканный особняк с шикарным видом на море. Люблю такие проекты. И выезжать на такие объекты тоже люблю.

– Как думаешь, до зимы успеем? – спрашивает Жанна.

– До этой? Точно нет. Слишком большой по площади дом. Но если перебоев с поставками и рабочими бригадами у подрядчиков не будет, то к лету выйдем на финальный этап строительства.

– Эх, хочу себе такой же дом…

– Все в твоих руках, – улыбаюсь я.

Мы замолкаем. Я сосредоточенно веду машину. Жанна достает свой ноутбук и умудряется по дороге работать. В салоне только и слышно, что «клацанье» клавиш ее клавиатуры и тихий бубнеж радио. Пока не добавляется еще один, порядком надоевший мне за последние три дня, звук. Вибрация звонящего телефона.

– Снова спасатель? – спрашивает сочувствующие Жанна, вскидывая взгляд.

– Да, – не вижу смысла врать, так как телефон висит на держателе и подруга прекрасно видит имя абонента на экране.

– Может, ответишь? Какой уже день его морозишь.

– Не о чем мне с ним разговаривать.

– Жень…

– Жан, ты видела то сообщение? А тот факт, что в тот момент, когда я пишу Белову, что мне нужна его поддержка, он сидит и попивает кофе с какой-то бабой в кафе и говорит, что занят, это как тебе? Какие еще могут быть здесь разговоры?

– Это все очень дерьмово. Согласна. Но так ведь тоже нельзя. Один не так понял. Другая не так увидела. Ничего друг другу не объяснили. Поругались парой сообщений и разбежались. Кто так делает вообще?

– Прогрессивные пары двадцать первого века. К тому же, мне не нужно никаких объяснений. Я девочка не глупая, все и так поняла.

– А он явно не понял, раз звонит и пишет.

– А это его проблемы. Меня они теперь не касаются.

– И все-таки ты слишком резко рубишь.

– А это как при некрозе: не отрубишь сразу, зараза пойдет дальше.

Жанна поджимает губы, но дальше спорить со мной не решается. То ли мои нервные клетки бережет, то ли свои волосы, ибо беременная я – раздражительная и непредсказуемая. Ожидать от меня можно всего, чего угодно! Шучу. Но завести меня и поругаться со мной в нынешнем состоянии точно не составит особого труда.

До офиса мы доезжаем за полчаса, остаток пути обсуждая исключительно рабочие моменты. Я притормаживаю на парковке у бизнес-центра.

– Ты сегодня на работу еще вернешься? – спрашивает Жанна, когда мы выходим из машины. Она – в офис. Я – в кафе. С самого утра у меня во рту и хлебной крошки не было. Кушать рано я сейчас не могу. Токсикоз. Поэтому приходится перебиваться до обеда, пока желудок не начинает жалобно скулить, моля о пощаде.

– Скорее всего, нет. После приема у врача поеду домой. Страшно хочется прилечь.

– Жень, что ты решила? Ну, ты понимаешь, о чем я. Просто хочу тебе сказать, если нужна будет какая-то помощь или поддержка, ты смело можешь рассчитывать на меня.

– Я… – начинаю и не договариваю, замолкая на полуслове.

– Привет, – вырастет за спиной Жанны Белов с букетом белых ромашек. – Поговорим?

Я поджимаю губы, подбираясь каждой клеточкой. Сердце при виде него сжимается от тоски. Так обнять его хочется. Прижаться. Защиты попросить. Большой он такой и сильный. Но не могу. Назар сделал свой выбор – я его приняла. Мне приходится собрать все свое самообладание, чтобы голос не дрожал, когда я говорю:

– Привет. А разве есть о чем?

– А разве нет?

Мы замолкаем, схлестнувшись взглядами.

– Я, пожалуй, пойду, – говорит Жанна, – набери мне потом, Жень.

Я киваю. Подруга оглядывается напоследок и уходит, оставляя нас с Назаром в центре оживленной улицы. Мимо снуют прохожие, а мы стоим, замерев в двух шагах друг от друга, словно два незнакомца. Даже не верится, что с этим мужчиной я больше двух месяцев делила постель. С ним до недавнего времени проводила все свое свободное время. В этого мужчину я влюбилась. Этот мужчина заставил меня взлететь до небес от счастья. И он же меня безжалостно растоптал.

Ладно, Ежова, а теперь соберись!

– О чем ты хочешь поговорить, Назар? – спрашиваю устало.

– Жень Санна, я соскучился, – звучит пугающе искренне в ответ. – Мне без тебя херово.

Да, видела я, как тебе без меня «херово», майор…

Тем не менее мое предательское сердце ускоряет свой бег. Я пристальней вглядываюсь в его лицо. Взгляд у Белова какой-то потухший. Вид разбитый. Мешки под глазами. Новая ссадина на щеке. Волосы на голове взлохмачены. Даже футболка и та мятая, чего он никогда себе не позволял. Как будто майору эти дни нашего молчания и правда дались нелегко. На контрасте с охапкой белых, нежных ромашек в его руках – Назара и правда хочется… пожалеть.

Вот только меня он не пожалел.

Страдает? Так ему и надо!

Мои последние дни тоже на парк аттракционов не похожи. А он появился и даже не поинтересовался, как я себя чувствую? Не нужно ли мне чего? Что с нашим ребенком, на худой конец! Прекрасная тактика – делать вид, будто ничего не произошло.

– Мне ничего тебе на это ответить, Назар. Прости.

– Окей, не отвечай. Просто давай заканчивать страдать херней. Эта пауза уже затянулась.

– Это не пауза, Белов, а точка. Странно, что ты этого не понял.

– Точка? Из-за какой-то мелочи ты сразу списала меня в утиль?

– Мелочи? Я тебя списала? То есть, по-твоему, во всем произошедшем виновата я?

– А мы сейчас ищем виноватых или пытаемся помириться?

– Не думаю, что последнее в нашей ситуации возможно. Ты сделал мне больно! – выдыхаю дрожащими губами. – И еще больнее от того, что ты даже этого не понял…

– Больше тебе скажу, я и сейчас не понимаю, с чего ты развела эту драму, – разводит руками Назар.

Не понимаешь?

Серьезно?

Вот это лицемерие!

– Ты скинул на меня всю ответственность за произошедшее! – вскрикиваю я, нечаянно привлекая внимание прохожих. – Не помог, не поддержал, не утешил и не успокоил, а просто за-га-сил-ся! – понижаю голос до надрывного шепота. – Я понимаю, что ты и не должен. Понимаю, что мои ожидания – это только мои ожидания. Это я дура. А ты святой! Но человек, который любит, так не поступает.

– Я далеко не святой, Женя. Но ты обвиняешь меня, а сама-то ты меня поддержала?

– В чем я должна была тебя поддержать?

– Да в том! Я ведь тоже человек, а не мальчик для битья! Мне тоже иногда нужно время, чтобы успокоится и переварить. Я семь долбаных лет жил один. Я не могу перестроить свою жизнь по щелчку твоих пальцев. У меня тоже есть обязанности. Перед дочерью в первую очередь. И представления о жизни тоже есть. Но ты не смогла или не захотела этого понять, а просто навалила мне пинка. Я это проглотил. Перебесился и пришел мириться. А оказалось, что я чуть ли не дьявол во плоти, хотя всего лишь дал нам время.

– Дал нам время или себе, Белов? На левостороннюю интрижку?

– Какую нахуй интрижку? – рычит он. – О чем ты говоришь?

– Я видела тебя с другой!

Глаза Назара округляются. В них мелькает паника. Всего на короткое мгновение, но этого достаточно, чтобы я заметила. По моим губам расплывается горькая улыбка. Сюрприз, мать твою! Белов поигрывает желваками. Раздражен. Злится. Да и плевать! Зато наконец-то маска благородного спасателя пошла трещинами.

– Ну и что же ты видела?

– Достаточно, чтобы сделать нужные выводы.

– Херово у тебя с выводами, Ежова. Или что, у нас выпить кофе с коллегой это уже автоматически приравнивается к измене?

– Да, если в этот момент твоя женщина нуждается в тебе, а ты врешь ей, что занят, Белов! – снова срывается мой голос на крик. – Ты бросаешь меня одну барахтаться в проблемах, а сам строишь глазки другой. Это хуже измены. Это гребаное предательство!

– Строю глазки? – искажает лицо Назар злая гримаса. – Заебись! – зло взмахивает он букетом из ромашек, зашвыривая его в стоящую рядом урну. – Знаешь, я ни разу за два с лишним месяца не дал тебе повода думать, что я грешу леваками. Ни разу. И сейчас, если ты думаешь, что я буду оправдываться перед тобой, то ты ошибаешься! Я не сделал ничего такого, за что должен чувствовать вину. Моя совесть чиста.

– Я рада за твою совесть.

– Ты раздула скандал на ровном месте.

– Так брось меня. У тебя ведь так легко получается принимать такие важные решения за нас двоих. Две минуты. Одно сообщение. Что тебе стоит? Отмахнулся и все – взятки с тебя гладки. Герой!

Назар морщится:

– Ты бредишь что ли? Когда я принимал какие-то решения за нас двоих?

– Да, прости, точно! Ты не принимал. Ты предоставил возможность мне решить. Самой.

По лицу Назара проходит тень растерянности.

Надо же, как хорошо отыгрывает, засранец!

Он ерошит пятерней волосы и выдает:

– Почему у меня, блть, ощущение, что мы начали говорить с тобой на разных языках?

– А может, мы изначально так и разговаривали? Просто первое время глаза застилала пелена из похоти. А когда дело дошло до бытового и сложного – сломались. Не предназначены мы для такого.

– Исключено. Ты нужна мне, Женя!

– Нужна. Ага, – хмыкаю я. – Одна. Без проблем и прицепов. Без вопросов, претензий и запросов. Такая нужна? Чтобы продолжать меня трахать в свое удовольствие, а при первой же проблеме послать к черту? Спасибо, но такой мне ты не нужен, Белов.

– Что за черт? Я тебе уже объяснил! Мне нужно было время. Глупо на это обижаться. Я думал, ты-то точно поймешь.

– А я взяла и не поняла. Сюрприз. Оказывается, я не ангел! И меня нельзя пинать, как дворого щенка, а потом ждать, что я преданно побегу за тобой следом. Если меня бьют, то я разворачиваюсь и ухожу. Не оглядываясь.

Назар посмеивается, а в глазах ужас.

– Бьют? Я и пальцем тебя ни разу не тронул, Жень…

– А ударить можно не только физически, Белов. Ты раскатал меня морально. Я обижена. Мне больно. Мне страшно. Мне плохо. Но возвращаться к человеку, который однажды уже меня предал, я не хочу и не буду.

– Да я в твоем представлении зверье какое-то, так что ли выходит? Что же ты такого ужасного меня столько времени терпела, мученица?

– Я не сказала, что ты плохой, Назар.

– Нет, именно это ты и сказала. Знаешь, что, Жень Санна, – психует Назар, – не имею права тебя задерживать, раз так. Иди, ищи себе все понимающего, стелющегося под тебя подкаблучника, которому не нужно будет балансировать между двумя важными в его жизни женщинами в попытке удержать обеих. Я, блть, впервые за много лет открыл кому-то душу и впустил кого-то в свою жизнь. Лучше бы я этого не делал! В очередной раз убедился в том, что все вы бабы эгоистичные стервы, которые думают только себе. О своих проблемах и детях, а на чужих вам насрать!

– Да ты даже о своем ребенке оказался не в состоянии подумать! И после этого ты будешь мне говорить, что я эгоистка?

– Все, это разговор лишен всякого смысла. Спасибо за все, Ежова, была классно. Расходимся.

С моих губы срывается истеричный смешок. Один. Второй. Пока я не начинаю тихо хохотать без остановки, кажется, чокнувшись окончательно.

– Какая же ты скотина, Белов… – шепчу я, когда на место смеху неожиданно приходят слезы. – Ненавижу тебя! – бросаю и, быстро перебирая ногами, прячусь в салоне своей машины, расклеившись окончательно. Смотрю в лобовое стекло, как Назар дергано уходит, и начинаю позорно рыдать. Опираюсь руками на руль, упираясь в них лбом. Плачу, смазывая тушь и свое достоинство.

Вот и всё.

Официально – точка.

Как все красиво начиналось. И как дермово закончилось! Словно с головой в ведро с помоями окунули. Горько. Грустно. Обидно до жути! Столько было красивых слов. Столько было трепетных ожиданий. Все пошло крахом!

Прорыдавшись в машине, завожу двигатель и уезжаю. Оставшись без обеда, настроения и малейшей надежды на применение с мужчиной, от которого я ждала при встрече хотя бы скупых мужских извинений, а не наездов. Ни одного «прости». Даже намека!

Припарковавшись у клиники, поправляю макияж. Хотя спасает он мало. Нос распух, глаза красные – моей недавней истерики ничем не замаскировать.

В приемной меня просят подождать пять минут. Но я едва успеваю написать Жанне сообщение, как врач зовет меня к себе.

– Добрый день, Елена Степановна, – говорю я, приоткрывая дверь. – Можно?

– Здравствуйте, Женечка. Конечно, проходите! – встречает меня доктор. – Ну что, как ваше самочувствие?

– Все по-прежнему. Сплю много, ем мало, работаю без энтузиазма.

– Это первые месяцы такие сложные. Дальше обязательно будет легче. Разумеется, если мы решаем оставить малышка. Кстати говоря, вы уже вы приняли решение? Будем рожать? Или…?

Я прохожу в кабинет и оседаю на слабых коленях на стул. Сжимаю ручку сумочки и поднимаю на Елену Степановну взгляд. Сердце выдает все двести ударов в минуту. Вспоминаю в деталях вот-вот случившийся скандал и сглатываю вставший в горле ком.

Теперь я одна.

Без вариантов.

– Знаете, Елена Степановна, я думаю, – дрожащим от волнений голосом начинаю я, – что в свете последних событий… – с заминкой, но озвучиваю свое непростое решение.

Доктор молча кивает. Внимательно меня выслушивает и говорит:

– Что ж, я вас поняла, Женечка. Тогда дальше поступим так… – начинает закидывать меня ЦУ, объясняя, как действовать дальше и что необходимо сделать в первую очередь. Я киваю, поддакиваю, а у самой в этот момент в голове единственная громкая мысль, красной бегущей строкой проходящая через все прочие – надеюсь, я никогда об этом решении не пожалею.


Загрузка...