Двуликий бог. Книга 2 (СИ)

Глава 10

Я помню те несколько долгих трудных дней, когда губы лукавого Локи были сшиты, как будто это было вчера. Сказать, что бог огня был зол и вспыльчив — значит не сказать ничего. Но в остальном, я должна признать, он держался с удивительным достоинством и стойкостью. Несмотря на то, что своенравный ас почти не выходил из своих или моих покоев, не терпел прислуги и лекарей, со мной он оставался хладнокровен и невозмутим. Иногда в глазах его вспыхивал тот яростный демонический огонь, которого я боялась, и казалось, жестокий супруг вот-вот замахнётся и ударит меня. Пару раз я даже зажмуривалась или закрывала ладонями лицо, отступала назад, но повелитель снова и снова сдерживал себя, только шумно выдыхая.

Слугам, как мне уже довелось убедиться, везло меньше. Впрочем, вернее будет сказать глупым и неосмотрительным слугам, которым хватало недоумия и смелости лезть под горячую руку бога обмана, пребывавшего в отвратительном, скверном настроении, о чём, без сомнения, знал весь чертог. Тупость и раболепное обожание одинаково бесили Локи в его окружении, и он не щадил ни одних, ни других. Обжигаясь снова и снова, даже самые недалёкие подчинённые хозяина чертога (к счастью, их было не так много) усвоили, что ближайшие несколько дней господину лучше не попадаться на глаза, что бы ни случилось.

Первый день после учинённого в золотых палатах погрома двуликий бог уверенно держался на ногах, и только серая бледность обычно сияющего смуглого лица выдавала его недомогание. Я начинала свыкаться с его зловещей, ужасающей улыбкой и могла смотреть на любимого аса без содрогания. Тем более что чаще всего я была не в силах отвести взгляд от его живых выразительных глаз, которые говорили со мной вместо раненых губ. Я была рада, что его внутренний надлом отступил, и выносливый супруг глядел на меня с прежней решительностью. Я боялась, что если недавнее безразличие ко всему поглотит его, я уже ничем не смогу помочь любимому асу. К счастью, Локи был наделён несгибаемой волей, а если и позволял себе слабость, то лишь затем, чтобы после искоренить её безо всякой жалости.

— Ты не должен быть столь жесток к своим слугам, — в тот вечер, когда Варди так и не успел завершить свой рассказ, мы сидели на веранде моих покоев, провожая взглядом догоравшие лучи заката. — Нет нужды попусту унижать их, особенно если ты сам знаешь не понаслышке, что такое унижение, — Локи обратил на меня взор удивлённых глаз. В алых отблесках заходившего солнца они казались мне драгоценными тёмными корундами. — Я понимаю, ты страдаешь, мой лукавый Локи, мне ясно, что рождает твой гнев, — я протянула ладонь и, едва дотрагиваясь, погладила супруга по щеке, коснулась ярких медных волос, — но поднимать руку на тех, кто зависит от тебя, тех, кто во много раз слабее… Мой повелитель, это тебя недостойно.

Вместо ответа Локи лишь закатил глаза. Уголок его губ дрогнул в презрительной ухмылке, и мужчина тотчас поморщился от боли. Я взглянула на него с ласковым укором. Конечно, никто не любил нравоучений. И уж тем более такой своевольный и независимый ас, как мой супруг. И всё же я знала: с каким бы пренебрежением бог обмана ни относился к моим словам и просьбам, он всё чаще к ним прислушивался. Мне требовалось только заронить нужную мысль в его буйную рыжую голову, и со временем она вызревала сама. Я старалась взывать к совести и разуму бога лукавства при первой возможности, потому что чем старше он становился, тем сильнее огрубевало его сердце. Пережитые потери, предательства, боль, позор, ярость делали его непримиримее и жёстче. Локи становился всё более эгоистичен и всё менее внимателен к окружающим. Подобное отношение начиналось с прислуги, а теперь перекидывалось на асов-друзей и верховных богов. Следующей ступенью должна была стать я. А дальше… Я боялась себе это представить, но дальше шли только наши дети. Если судьба позволит им увидеть свет.

Мы просидели вместе до первых звёзд. Даже я к концу дня ощущала голод и истому, как же, должно быть, трудно приходилось моему непоколебимому супругу. Локи старался не показывать виду, но глаза его слипались, голова клонилась к жаркой молодой груди от усталости. Ему не хватало сил, и бог огня с неохотой признался себе в этом, поднявшись на ноги и вернувшись в покои. Не раздеваясь, он обрушился в мою постель. К тому моменту, когда я прикрыла двери на веранду и обернулась к изнурённому повелителю, он уже спал беспробудным сном. Печально улыбнувшись, я укрыла любимого аса и, как можно тише выскользнув из покоев, велела служанке у дверей раздеть спящего господина.

Я доверила Локи чужим рукам по двум причинам: я и сама ощущала слабость от недоедания и потому в нетерпении спускалась в столовую залу, а кроме того я надеялась снова увидеться с Варди и разузнать у него самое важное — кто и зачем посмел зашить рот богу обмана, раз уж ничто не предвещало беды? Отправив одну из сопровождавших меня служанок вперёд распорядиться, чтобы накрыли на стол, а вторую — разыскать моего личного стражника, остаток пути я преодолевала в гордом одиночестве. Повелитель ужасно рассердился бы, узнай он, что я вновь проявила своеволие и разгуливала по погружённому в таинственный полумрак чертогу без сопровождения. К счастью, Локи пребывал в забытьи, лестницы остались за спиной, а я благополучно добралась до просторного зала, освещённого тёплыми огнями свечей и камина.

В зловещем безмолвии я опустилась в резное деревянное кресло, укрытое мягкой алой тканью. Передо мной уже стояло драгоценное блюдо и кубок, наполненный ключевой водой. С самого первого вечера в чертоге бога огня, повлёкшего за собой неловкость, которую я помнила по сей день, я избегала любых хмельных напитков, и слуги со временем привыкли к подобному положению дел и перестали подносить мне второй кубок, который всегда следовал за первым. В нынешнем моём положении его отсутствие казалось ещё более естественным. Не без удовольствия я приложилась губами к золотому сосуду, опустошив его наполовину, — после нескольких часов без росинки во рту вода казалась мне слаще мёда.

Радость моя длилась недолго: за незамысловатым минутным наслаждением пришло осознание реальности, того, как, должно быть, страдал последние два дня мой лукавый супруг. Я вздохнула и покрутила кубок в руке, наклоняя его к себе и рассеянным взором наблюдая, как крошечная волна ударяется в его стенки. Я должна была что-то придумать и как можно скорее. Кто мог предугадать, в каком состоянии очнётся Локи уже следующим утром? Деликатный стук в двери отвлёк меня от нежеланных мыслей.

Обернувшись, я приказала Варди войти, и на пороге показался исполнительный стражник. Я не сразу узнала его: обычно собранные сзади золотые волосы его были распущены и ниспадали на плечи, чуть завиваясь на концах, привычное боевое облачение сменила просторная серая рубашка, перехваченная простым поясом из коричневой кожи, да тёмные холщовые штаны. Кроме того, юноша предстал передо мной босым, что удивило меня не меньше — должно быть, он очень спешил. В остальном, однако, Варди выглядел очень опрятно, хотя мой призыв и застал его во время отхода ко сну.

— Вы звали меня, моя светлая госпожа? — мягкий и вкрадчивый голос слуги ласкал слух, и я против воли улыбнулась краешком губ. Он поклонился, подошёл к столу, сложил сильные смуглые руки перед собой в ожидании. Ясные серо-зелёные глаза глядели чуть ниже моего лица. Жестом пригласив Варди сесть напротив (довольная тем, что внимательный и расторопный стражник явился сразу же и не заставил меня терзаться ожиданием, я решила оказать ему подобную честь), я попросила его продолжить свой рассказ. Приятный собеседник обошёл стол и присел чуть в стороне от места повелителя. — Госпожа, нас прервали на том, что остроумное замечание бога огня очень развеселило асов и ванов. Увы, оно оказалось и очень колким. Вам известно, что лучшие мастера среди цвергов часто работают в Асгарде. На беду один из них оказался в зале совета в тот день.

Его зовут Брокк и говорят, что нет карлика вспыльчивее и злопамятнее. Он стоял в тени трона Одина и поначалу никто и не заметил его присутствия. Однако слова господина так оскорбили его раздутое самолюбие, что поднятый им шум привлёк внимание всех окружающих. Этот маленький уродец столь горд и самонадеян, что позволил себе оборвать бога лукавства, упрекнуть его во лжи и хвастовстве, более того — оскорбить в присутствии всех верховных богов. Когда я это услышал, сперва не поверил, госпожа Сигюн, переспросил. Но с кем бы я ни говорил, все повторяют то же самое. Нужно ли пояснять, как рассвирепел повелитель? Конечно, он осадил наглеца, но Брокк не унимался, ревел, как подбитый зверь, что мол, брат его, Синдри является лучшим кузнецом в Свартхейме и никогда не унизится до того, чтобы служить богу обмана.

Асы смеялись, наблюдая за яростью и спесью тёмного альва, однако господина он, видно, рассердил не на шутку. Вы ведь знаете, каким вспыльчивым бывает хозяин, он не терпит, когда ему перечат. А дерзкий цверг распалялся всё сильнее, восхваляя брата, и, когда бог лукавства предложил испытать хвалёного мастера, Брокк поклялся расплатиться своей головой, если слова его не правдивы. Взамен, однако, нахальный коротышка потребовал голову повелителя. Поддавшись задору, темпераментный бог огня легко согласился на это условие, госпожа. Если Синдри сумеет изготовить вещицы полезнее и удивительнее тех, что Локи принёс в Асгард, спор выиграет Брокк. Рассудить противников взялись асы и ваны, что были всему свидетелями. Верховные боги согласились проследить за тем, чтобы проигравший расплатился своей головой.

Кипя от ярости, бесстыдный карлик покинул зал совета и, думается мне, поспешил вернуться в Свартхейм. Для меня загадка, моя внимательная госпожа, как сумел он избежать солнечных лучей и не обратиться в каменное изваяние. Должно быть, известен ему некий тайный ход, а впрочем… Лучше бы проклятый цверг окаменел на месте! Но судьба благоволила ему. Долгий день ничего о нём не было слышно, не видно было и повелителя, асы и ваны разошлись по домам. Однако стоило погаснуть последнему лучу Соль, как в окутавших землю сумерках Брокк явился снова и в этот раз не один. Он шёл впереди многих своих собратьев, тащивших драгоценные предметы, что освещали им путь подобно солнцу. Всеотец был вынужден вновь собрать верховных богов в Глядсхейме. Разумеется, был среди них и господин.

Дивные дары преподнесли верховным богам ловкие цверги. Должен признать, госпожа моя, поговаривают, что стольких чудес в один день не увидишь за целую жизнь. Первым был вепрь из чистого золота, что летает по небу, каждой щетинкой излучая свет и оставляя за собой сияющий след. Все называют его теперь Гуллинбурсти — вепрь золотая щетина. Асы восхитились работой Синдри, но всё ж рассудили, что чудесный вепрь не может быть полезнее копья, не ведающего промаха даже в самых неумелых руках, или корабля, что может вместить весь Асгард и ещё целое войско в придачу. Тогда Брокк подарил драгоценное изделие своего талантливого брата Фрейру и спросил дозволения показать второе творение.

Им оказалось кольцо, точно сотканное из солнечных лучей. Мне не довелось видеть его, госпожа Сигюн, но говорят, оно сияет так, что взору требуется время, чтобы привыкнуть к его блеску. Имя ему Драупнир — кольцо приумножения. Каждую девятую ночь рождает оно восемь таких же колец, тая в себе невиданное богатство. Благородное кольцо привело богов в великое волнение и восхищение, так что Брокк уже задрал нос выше некуда и с торжеством горящих маленьких глазёнок глядел на повелителя, но и второй дар мудрые асы не признали полезнее и нужнее Гунгнира и Скидбладнира. Провозгласив, что Драупнир — кольцо на правую руку бога, цверг отдал его Всеотцу, и тот с благосклонностью принял бесценное украшение.

Третьим дивом, что подземные жители принесли в Асгард, стал могучий молот, каких прежде не видел свет. Зная слабость Тора-громовержца к данному виду оружия, хитрый карлик передал его сыну Одина. Не передать словами, как загорелись глаза рыжебородого воина, когда с воинственным криком он поднял свой новый молот над головой. Он называется Мьёлльнир, и это превосходное творение не сравнить с теми молотами, что когда-либо были у бога грома и когда-либо будут. Вы знаете, наверное, что в пылу и ярости сражения Аса-Тор крошит их в пыль? Так вот, новое оружие ему под стать: Мьёлльнир способен дробить горы и откидывать турсов так далеко от Асгарда, что и Хеймдалль не разглядит. Увы, моя госпожа, не создано ещё вещи совершеннее и нужнее в крепости асов, чем этот могучий молот. Так рассудил Всеотец.

Скаля зубы от удовольствия и едва не лопнув от гордости, мерзкий цверг потребовал свою награду — голову бога огня. Асы и ваны пришли в огромное смятение, ведь никто не думал, что Синдри и впрямь сумеет одолеть мастеров, что служат Локи. Наконец, вперёд выступил Один-Всеотец. Поразмыслив и помолчав, он потребовал от Брокка выбрать другое наказание, взять выкуп за жизнь. Только дерзкий уродец всё не унимался: кричал и ругался так, как я никогда не посмею омрачить Ваш нежный слух, обвинял асов во лжи и лицемерии, визжал, чтобы верховный властелин заставил бога обмана опуститься перед ним на колени, отдав голову на отсечение.

Верховные боги колебались: они не желали выдать своего, но не могли и нарушить данное обещание, запятнав себя позором нидинга. Тягостное безмолвие повисло в зале совета, когда в центр его выступил Локи, прежде хранивший молчание и только наблюдавший за исходом навязанного спора. Мне поведали, что, несмотря на злой блеск грозных глаз, повелитель ядовито улыбался сомкнутыми губами. Ни за что не угадать, что придумал хитроумный бог лукавства! Отринув гордость, повелитель опустился на колени перед самовлюблённым цвергом — кто бы мог подумать! — и сказал, что отдаёт свою голову, как и обещал. Все вокруг опешили, да только ловкий ас поднял насмешливый взор на противника и велел ему не касаться шеи, отсекая голову. Ведь о шее уговора не было! Можете себе представить, госпожа моя?!

Более того, хитрый повелитель призвал верховных богов быть тому свидетелями и покарать дрянного карлика, если он тронет шею. Я не сдержал любопытства и уточнил дважды, как на это отреагировал Брокк. Говорят, он побагровел так, что его едва не разорвало на месте! Наглец попытался воззвать к правосудию Всеотца, однако Один, посмеиваясь, рассудил, что у гнусной сделки и последствия будут гнусными. Кузнец рассвирепел и затопал ногами от злого бессилия. Господин молчал и только ухмылялся. Сдаётся мне, это вконец вывело безобразного цверга из себя. Он сказал, что, раз не в его власти забрать голову бога огня, он сошьёт ему губы, чтобы хитрец больше не смел насмехаться и язвить. И на это асам пришлось согласиться. Думаю, Вы понимаете сами, моя трепетная госпожа, что господин не мог пойти против воли Всеотца, даже если бы захотел. Пылая от гнева оскорблённой гордости, он всё же склонился перед врагом.

Остальное Вам известно. Брокк своими руками сшил губы бога обмана ремнями и добавил, что уличённый во лжи больше никогда не станет похваляться, после чего с торжеством покинул и зал совета, и Асгард. Прочие цверги следовали за ним, едва не воспевая превосходство отвратительного грубого уродца. Асы и ваны разошлись следом, и они очень торопились. Немудрено, моя госпожа, кому захочется лицезреть подобный ужас? Полагаю, спустя некоторое время хозяин возвратился в свой чертог… — Варди замолчал. Я молчала тоже, и несколько долгих минут мы провели в гнетущей тишине. Сама того не замечая, я сопела от гнева и в кровь кусала губы. Не передать словами, как возмутил и взволновал меня рассказ стражника.

Чтобы какой-то дрянной цверг смел оговорить верховного бога, а затем требовать над ним расправы! Такое и представить было нельзя! Тем карликам, что не являлись подчинёнными асов и ванов, и делать-то в Асгарде было нечего, а уж тем более посметь обратиться к собранию богов! Всё внутри меня восставало против речей стражника и клокотало от ярости. Мне потребовалось много времени, чтобы унять хоть часть своего негодования и вернуть если не самообладание, то, по крайней мере, внешнее спокойствие.

— Что-то тут не сходится, Варди, — постаравшись унять злую дрожь голоса, задумалась я. — Отчего же Локи не избавился от оков сразу же, как только остался один? Что не так с этими заговорёнными ремнями, почему они не поддаются самому острому лезвию? Разве цверги наделены такой силой?

— Цверги смыслят в колдовстве, госпожа моя, — пояснил собеседник, — но только не в таком тонком и сложном. Их умения в основном направлены на кузнечное дело — то, чему они посвящают большую часть своей жизни. Если Вы позволите, я осмелюсь предположить, что всему виной слово Одина, дозволение, которое он дал Брокку. Мне неведомо, сделал ли он это случайно или намеренно, однако Всеотец был очень рассержен проступком, касающимся волос богини плодородия, и ещё больше разгневан необдуманным спором, поставившим окружающих в неловкое и затруднительное положение. Конечно, асы заполучили неповторимые чудеса Свартхейма, да только случившееся — унижение для всех богов, не только для повелителя. Асы стали заложниками собственного слова, гордости и чести. Не будь бог огня так вспыльчив, всего можно было бы избежать. Что, если это наказание, избранное отцом ратей?

Я нахмурилась, выслушав сообразительного стражника, предвосхитившего мои самые страшные опасения, чтобы тьма Нифльхейма поглотила его! Слов для ответа у меня так и не нашлось, так что я лишь сжала губы и коротким кивком головы отозвала Варди прочь. Я осталась одна, если не считать двух сонных служанок, замерших у дверей в достаточном отдалении от госпожи, чтобы можно было поразмыслить в тишине. Хорошо, что я успела закончить с поздней трапезой до того, как красноречивый слуга перешёл к той части своего повествования, которая касалась наказания и больше всего взволновала и возмутила меня. В рассерженном состоянии, как теперь, я не смогла бы проглотить ни кусочка.

У меня было не так много времени, чтобы обдумать речи Варди и сообразить, что я намерена предпринять на следующее утро. Глаза слипались, голову клонило в сон, мысли текли вяло и лениво и отказывались собираться во что-то связное и уж тем более разумное. Сдавалось мне, что бойкий юноша прав: только воля Одина оставалась непререкаема для любого в Асгарде, иначе ловкий Локи уже придумал бы способ избавиться от тяготивших его оков. Это, в свою очередь, значило только одно: путь к свободе и благополучию горячо любимого аса лежал через раскаяние. Сама того не замечая, я скривила губы от досады — я вовсе не желала уединённой беседы с Всеотцом после нашей последней размолвки. Мне и видеть-то его было в тягость. К тому же, что я могла изменить, если на всё произошедшее была его воля, чем разубедить сурового владыку? Разве что пасть на колени, молить о прощении и пощаде… Кажется, для этого я стала слишком горда. Я оказалась в трудном положении.

Склонив голову с прискорбием побеждённого, я поднималась к повелителю. Отчего-то мне вспомнились его слова той далёкой ночью, когда мы встретились в саду Бальдра. Как же он тогда сказал? «Выйдешь замуж за одного из этих скучных правильных асов и целыми днями только и будешь, что ругать прислужниц. Ты ведь вовсе не этого хочешь…» Что ж, Локи был прав, как и всегда. И тогда, и сейчас я хотела вовсе не этого. И, хотя так или иначе мне всё равно приходилось отчитывать служанок, непредсказуемый бог огня никогда не давал мне заскучать. Ни на миг! Дни летели, точно минуты, один сменял другой с такой скоростью, что миновали месяцы, а я и не замечала. Столько событий, открытий и новых чувств успевало уместиться в этих коротких мгновениях, сколько другой асинье, верно, не узнать за всю жизнь.

Бывало тяжело, чего лукавить. Не раз мне доводилось задыхаться от страха, стонать от боли, и за совсем короткий по меркам Асгарда срок я изменилась до неузнаваемости, повзрослела на… Пять лет? Может, десять? И всё же… Я ни о чём не жалела. Ни дня. Даже пройдя через многочисленные испытания, скорби и злоключения, я не сомневалась, что выбрала верный путь. Никакой другой не могла быть моя жизнь. Я не могла быть другой. Желанный и редкий покой являлся ко мне сладостной иллюзией, но по правде в сильных эмоциях и неожиданных событиях, снова и снова преподносимых своенравным богом обмана, я находила иступлённое наслаждение. Я слишком привыкла к остроте заточенного клинка, каким становился каждый мой новый день. И, боюсь, иначе я уже не умела.

Я с удовольствием нырнула под тёплый бок жаркого бога огня, где быстро согрелась. Той ночью ещё ничто не предвещало беды: Локи с ленивой грациозностью перевернулся во сне, обхватил меня тяжёлой рукой, упокоившейся на боку, и прижал к себе спиной. Так я оказалась в самом уютном и надёжном месте во всех девяти мирах, и в скором времени меня сморил сон. Прикрыв уставшие веки, я улыбнулась уголками губ. Несмотря ни на что, во мне ещё оставались силы. Сдаваться рано. Утро принесёт новый рассвет и решимость для встречи с властителями Асгарда. Согретая этой надеждой, я сладко причмокнула и отдалась власти забытья.