Двуликий бог. Книга 2 (СИ)

Глава 27

Когда роды закончились, я пролежала в беспамятстве весь день и всю ночь. Забытьё моё оказалось столь глубоким, что я не видела снов, не различала звуков, не помнила себя. Даже очнувшись, ещё долгое время не понимала, кто я такая, что произошло со мной, и лежала, в исступлении уставившись в своды над головой. Думала, что, должно быть, умерла. Было тихо, сумрачно, огоньки недогоревших свечей чуть покачивались, отбрасывая на стены покоев зловещие длинные тени. Они плясали свой дикий танец, издевались и изгибались, отчего я была вынуждена прикрыть отяжелевшие веки, потому что меня охватил нестерпимый порыв тошноты. Я полежала с закрытыми глазами, но сон не возвращался. Пришлось примириться с реальностью. Когда головокружение и слабость отступили, я сумела перевернуться, приподняться на локте.

— Воды… — прохрипела неподчиняющимся голосом, с трудом разомкнув слипшиеся губы. Длинные волосы рассыпались, упали на лицо. Спутанные пряди щекотали нос, однако я не находила в себе сил откинуть их на спину. Я расслышала торопливые шаги, звон кубка, и лекарь — расторопный мужчина, которого когда-то я знала мальчишкой в услужении Хельги, приблизился ко мне, с настораживающей бережностью помог сесть в постели, откинувшись на специально уложенные для того подушки. Дал напиться. По сей день помню, что не пила ничего вкуснее той воды. Пока я утоляла ненасытную жажду, слуга подал знак девушке у дверей, та скрылась за ними и скоро вернулась вместе с Хельгой. Молодой человек поднялся, поклонился ей.

— С пробуждением, госпожа, — женщина приветствовала меня лучезарной улыбкой радости и облегчения. Я не сразу узнала её, но когда вспомнила, тоже улыбнулась уголками губ. Опять я оказалась в заботливых руках лекаря, только не помнила почему. Впрочем, имело ли это какое-либо значение? Сердце подсказывало, что имело. — Вы ещё очень слабы, и я прошу Вас не вставать с постели. Я приготовлю лекарство, чтобы к Вам вернулись силы, — я рассеянно кивнула, понимая, что даже при всём желании не смогу подняться на ноги. Тело казалось неподъёмным, даже руки не слушались меня до конца. Потому мне оставалось озираться по сторонам и пытаться восстановить в своей воспалённой голове, что же произошло со мной на этот раз.

Хельга оставила меня, а через некоторое время вернулась. Как и обещала, напоила одним из своих целебных снадобий. Травяной настой обжёг горло — не рассчитав, я сделала слишком большой глоток — зато вселил тепло и силы в конечности, прояснил мысли, и к тому моменту, когда лекарь закончила осматривать меня, я почувствовала себя целой и невредимой. Улыбнулась, протянула руки к женщине, ставшей мне едва ли не второй матерью. Она старела, ведь не так часто доставались слугам чудодейственные яблоки Идунн, а отсутствие божественного происхождения не замедляло увядание хотя бы самую малость. Тонких морщинок, пересекающих сосредоточенное лицо, стало больше, волосы теряли цвет, становились пепельными, однако глаза не утратили свой свет, а руки — твёрдость. Мне подумалось, что нужно попросить добрую Идунн об одолжении и отблагодарить верную прислужницу за её многочисленные заслуги.

— Что со мной сталось, Хельга? — спросила я, доверительно сжав её чуть сморщенные ладони. Память о событиях последних дней возвращалась толчками. — Разгневала повелителя? Или снова с лестни… — прервалась на полуслове, вспомнив о самом важном. О том, что уже однажды потеряла в наивной юности. Ощутила, как кровь оттекает от лица, и догадалась, что побледнела. — Мой малыш, Хельга! Что стало с моим ребёнком? Он… Он жив?.. — я ощутила, как дыхание перехватило, заставляя поперхнуться, и устремила на лекаря взгляд испуганных блестящих глаз, не находя себе места от одолевшего меня беспокойства, граничащего с искренним ужасом.

— Жив, госпожа, — прислужница чуть крепче сжала мою ладонь. Несколько минут я глядела на неё пристальным недоверчивым взглядом, словно и представить не могла, что провидение сжалилось и над младенцем, и над его глупой матерью. — У Вас…

— Я хочу увидеть своё дитя, — в волнении перебила я собеседницу, ощущая, как дрожат руки. Сердце заметалось в груди, и я подалась ближе к женщине, с мольбой заглянула в её честные глаза. — Мне дозволено увидеть его, Хельга? Пожалуйста, принеси моего малыша!

Лекарь вздохнула, осознав, что спорить со мной — дело безнадёжное, особенно пока я пребываю в состоянии нездорового возбуждения. Она подозвала к себе служанку у дверей, пошептала ей на ухо, после чего девушка кивнула и вышла. Мне показалось, она отсутствовала целую вечность, и в это время я не находила себе покоя. Если бы не общество Хельги, то, наверное, бросилась бы к дверям и побежала бы навстречу прислужнице, обо всём позабыв. Лукавый взор лекаря отговаривал меня от подобного опрометчивого поступка. Наконец, в покои вместе с сопровождавшей её девушкой вошла Ида, неся на руках маленькое хныкающее чудо. Лицо её светилось гордостью и восторгом, истинным счастьем. Я поняла в тот миг: новая жизнь победила смерть.

Ощущая непередаваемый трепет, я протянула к Иде трясущиеся руки, и верная спутница бережно вложила в них небольшой укутанный свёрток. Обняв младенца, я ощутила неземное блаженство, по щекам покатились слёзы радости и облегчения. Моё дитя цело и невредимо, судьба помиловала его, позволила мне увидеть крошечное личико, так похожее на старшего брата в детстве, и щёлочки светло-голубых глаз — точь-в-точь таких, как я видела каждый день в собственном отражении. Задохнувшись от волнения, я прижала ребёнка к груди, склонила голову, осторожно коснулась губами маленького лобика, прислушалась к дыханию. Грудь заполнила необъяснимая лёгкость.

— Будьте внимательны, госпожа, Ваш сын ещё не окреп, как и Вы, — с улыбкой предостерегла Хельга, любуясь нами. Я взглянула на неё и кивнула. Улыбка не сходила и с моего лица. «Мой сын… Сын! Провидение снова подарило мне сына! Я подарила Локи сына…» — имя повелителя заставило меня смутиться, помрачнеть. Похолодев, я опять обратила взгляд испуганных глаз на лекаря, точно искала поддержки. Мудрая прислужница угадала затаившийся в них вопрос. — Повелитель признал его своим законным наследником, дал ему имя — Вали.

— Вали… — и я вдруг рассмеялась, теплее прижимая ребёночка к себе. — Сынок мой… — протянула с невыразимой нежностью, ощущая, как меня переполняют чувства столь сильные и неудержимые, что хочется кричать, и плакать, и танцевать. — Хельга, как мне отблагодарить тебя за твою доброту, за твоё умение? Ты вернула мне жизнь, подарила целый мир! Вовек мне не отплатить тебе за всё, что ты для нас сделала!

— Госпожа, если и правда мне дозволено просить Вас о чём-либо… — женщина замолчала, задумалась. Её светлые глаза на миг тронула материнская тоска. Я оторвалась от Вали, обратила лицо в направлении собеседницы, посмотрела на неё, ожидая ответа, — то я прошу Вас простить повелителя. Я смею просить Вас об этом, поскольку мне довелось убедиться в том, что он любит Вас с той искренностью и страстью, какую редко встретишь в Асгарде… — Хельга смутилась, видно, опасаясь вызвать мой гнев. Но я не могла разгневаться, потому что сама стала свидетельницей его необъяснимой привязанности. Я вспомнила, что перед лицом смерти, делая страшный выбор, какого не пожелаешь и врагу, он поставил мою жизнь выше того, что любил и ценил в жизни больше всего. Выше жизни кровного сына, наследника. Я не могла этого понять.

— Даже если я прощу его, Хельга, — пришёл мой черёд смутиться, замешкаться, — захочет ли он видеть меня? После всего того, что произошло между нами… Есть ли дорога назад?..

— Мне неведомо, госпожа, — старшая наставница коснулась протянутой ей руки, ободряюще улыбнулась. — Но я не сомневаюсь, что двое любящих сердец способны преодолеть любые разногласия. Особенно, если заботиться о чувствах другого более, чем о своих. Искреннее сопереживание рождает взаимность, госпожа моя. Вы не узнаете правды, пока не попробуете. А потому хотя бы поговорите с ним. Только постарайтесь быть благоразумной и понимающей, не давать воли страстям и обидам.

— Повелитель в своём чертоге, Хельга? — после длительного безмолвия, наконец, поинтересовалась я. Лекарь кивнула, не переставая ласково улыбаться. Я понимала, что она права: поговорить с Локи придётся, сколько ни откладывай. Страх сдавил грудь ядовитым змеем, однако я признавала, что пришло время принять на себя ответственность за свои поступки и ошибки. Если не ради нашей погибающей любви, то, по крайней мере, ради маленького сына. — Позови Локи, попроси прийти. Скажи, что… Я прошу его.

Хельга удовлетворённо кивнула и, поклонившись, вышла. Я обратила взгляд на сына, ощущая, как сердце наращивает темп, как всё внутри сжимается от волнения. Вали, пригревшись, уснул и сопел у меня под грудью, рождая непроизвольную любящую улыбку на губах. Ожидая появления властелина, молодая служанка (кажется, её звали Герда) приблизилась ко мне, склонилась и хотела унести маленького господина.

— Оставь, — велела я, так и не налюбовавшись ребёнком. Да и разве может мать когда-нибудь налюбоваться на своё дитя? Девушка покраснела и отступила к дверям. Ида присела рядом со мной, с любовью взглянула на малыша. Я с радостью отметила, что рождение Вали и ей подарило вторую жизнь, открыло новое дыхание. Я не видела подругу такой светящейся с момента… Я не хотела вспоминать об этом, хотя знала, что никогда не сумею забыть. Локи не появлялся. За то время, что супруга не было, Ида помогла мне привести себя в надлежащий вид, омыть лицо и тело, расплести и расчесать блестящие длинные пряди. Вали безмятежно спал на руках Герды, однако я не позволяла унести его, словно боялась, что сына могут отнять у меня.

В конце концов, я освободила служанку за ненадобностью, отпустила её отдохнуть, оставшись вместе с Идой и Вали. Повелитель не приходил, и мы успели побеседовать. Ида вполголоса, чтобы не разбудить юного наследника, рассказала мне, как благосклонность судьбы и ловкость Хельги позволили ей спасти моего сына, родившегося бездыханным, — у меня колкие мурашки побежали по коже и каждый волосок на теле встал дыбом при упоминании этого страшного обстоятельства — как благодарен был повелитель, что даже решил подарить ей свободу. Я с удивлением узнала, что лекарь отныне не являлась служанкой в золотом чертоге, однако попросила дозволения остаться и продолжать свою работу, ведь он успел стать для неё домом. Оказывается, теперь Хельга была нам членом семьи. Что же, для меня это ничего не меняло.

Ида успела поделиться со мной всеми важными событиями и вестями, а бог огня так и не появился на пороге покоев. Сердце болезненно кольнуло, вынудив меня вздрогнуть и побледнеть. Ощущая, что не до конца владею собой, я попросила верную спутницу подождать за дверью и дать мне возможность собраться с мыслями. На самом же деле я хотела скрыть от неё свои слёзы, догадываясь, что они неизбежно проступят на глазах. Ида казалась мне такой светлой, радостной, беззаботной, к чему было снова огорчать её своими печалями? Тем более что я заслужила подобную участь. Лишь я одна. Плечи дрожали, и казалось, что на меня снизошёл могильный холод. Руки, обнимающие дитя, околели. Я склонила голову, готовая заплакать, когда двери распахнулись. Вздрогнув, я высвободила ладонь и утёрла глаза.

Локи ленивым грациозным шагом прошёлся по покоям, приблизился к постели, откинув голову назад, попытался смахнуть непослушные рыжие волосы с лица. Вновь промелькнула серебряная прядка и тут же скрылась в волнах расплавленной меди. Выходит, она мне не привиделась. Держа Вали одной рукой, я попыталась приподняться в постели, опираясь на другую, однако повелитель коротким жестом остановил меня. Я послушно опустилась на подушки, склонила голову в знак приветствия, но больше, чтобы скрыть смущённое и растерянное лицо. Щёки горели. Сердце рвалось из груди. Бог огня сел, вальяжно развалился на кровати, упёршись выпрямленной рукой в простыни.

Я не могла отвести от него глаз. Вроде бы знакомый взгляд — хищный, лисий, но в то же время какой-то безразличный, чужой — блуждал по моему лицу. Я больше не могла угадать, что скрывается на глубине его тёмных завораживающих очей. Растерялась. Красивый, невозмутимый и совершенно не мой — я ощущала себя перед ним, как в первые дни нашего знакомства. Только тогда он закрывался от меня, потому что не знал, а сейчас — потому что знал. Я ощутила горькое чувство вины, разлившееся в груди. Он выпрямился, молча протянул руки, не сводя глаз с сына. Я дрогнула, прижала спящее дитя к себе, обратила на него испуганный умоляющий взгляд.

— Я не заберу его, — произнёс Локи. Руки мужчины дёрнулись от нетерпения, а в ожесточившемся лице появилось нечто такое, чему я не смела противиться. Подавшись вперёд, я аккуратно передала Вали отцу. — Пока, — добавил он, глядя на сына. Холодок пробежал по спине после этого короткого слова. Я обратила внимание, что на него бог лукавства смотрит совсем иначе, нежели на меня, с любовью и нежностью.

— Ты исполнишь своё страшное обещание? — неверным голосом спросила я, силясь взглянуть в равнодушные глаза мужа. Отняв взор от наследника, Локи посмотрел на меня с невысказанным немым вопросом. — Разлучишь меня с крошкой-сыном? — уточнила, борясь с дрожью в голосе. Не в силах совладать с трясущимся телом и руками, я вздохнула, обняла себя за плечи, закусила губу, боясь услышать решение господина.

— Нет, — наконец, выдохнул двуликий бог, и словно гора обрушилась с моих плеч. Мы помолчали. Я украдкой глядела на него и понимала, что теперь, когда он, вероятно, утратил всякое чувство ко мне — по крайней мере, выглядел совершенно холодным — я люблю Локи больше, чем когда-либо. Люблю его, даже если это глупость и блажь, недостойная госпожи. Люблю со всеми достоинствами и недостатками — и ничего не могу поделать с собой! — Я сказал это в порыве гнева. Ты довела меня до полного исступления.

— Мне жаль, — тихо призналась я, правда сожалея о том скверном решении, поступке и разговоре. Хельга оказалась права: я не задумывалась ни о чьих чувствах, кроме своих. Как, должно быть, я ранила и обидела лукавого аса в тот вечер, использовала самое чувствительное место, обернула против него оказанное доверие. — Я испытала такую боль, что затмила мне рассудок. Не понимала, что делаю и говорю, — Локи молчал, склонив голову и укачивая сына. Вали спал сладким сном. Тишина давила, словно безмолвный укор, угрызения совести. Осознав, что не дождусь от него ответа, добавила: — Потому что всю жизнь любила тебя слишком сильно. И ничто не сумеет убить эту любовь во мне. Даже ты сам…

— Полагаю, ты снисходишь до прощения? — уточнил он, пронзив меня взглядом строгих глаз. Губы бога обмана не тронула и тень улыбки, а голос оставался спокойным, бесчувственным. И он пугал меня намного больше яростной дрожи или ледяной язвительности. Я сложила руки перед собой, сплела пальцы, которым не находила места.

— Признаться, я не понимаю, нуждаешься ли ты в моём прощении, — Локи видел меня насквозь, а я понятия не имела, что творится в его голове, и потому избрала единственную верную тактику — простоту и искренность. Опустив ресницы, я постаралась улыбнуться как можно естественнее, хотя в присутствии мужа улыбка давалась с трудом. Холодность мужа не позволяла расслабиться. — И я не знаю, кто заслуживает прощения. Ты предал моё доверие, а я затем предала твоё… Круг замкнулся. Но, если ты позволишь, я хотела бы остаться в золотом чертоге, вновь стать здесь госпожой. Твоей госпожой…

— Даже так?.. — он скривился в язвительной усмешке, точно не верил ни единому моему слову. И я догадывалась почему. Он боялся поверить, что ещё что-то значит для меня. Считал, что я играю чужими чувствами ради того, чтобы остаться рядом с сыновьями. Держа в уме слова Хельги, я старалась понять его, поставить себя на место повелителя. Я оттолкнула и измучила супруга не меньше, чем он измучил меня. С чего бы ему поверить первому моему слову?.. Счастье, что он вообще соизволил прийти!

— Не кори меня, Локи, мне нелегко даются эти слова, — попросила я надломившимся голосом, вдохнула носом, в котором защекотало самым предательским образом. Бог огня посмотрел на меня не без удивления, и мне показалось, что взгляд его смягчился на мгновение. — Я пытаюсь смириться, пережить случившееся. И теперь, когда мои мысли наконец-то прояснились, хочу расставить всё по местам. Я не берусь судить тебя, слышишь? Пусть это остаётся на твоей совести. Но я могу судить себя. Могу признать, что совершала ошибки, которые хотела бы исправить. Если… Если ещё не поздно.

— Ты знаешь, что я не верю ни единому твоему слову. Я вижу это по твоим глазам. Ты испугалась за отца, оттого вернулась в мой чертог. А сейчас боишься за младшего сына, оттого просишь дозволения остаться. Я позволяю. Но не пытайся уверить меня, что делаешь это из любви ко мне. Ты заботишься о чьих угодно чувствах, кроме моих.

— Локи… — он побледнел, но не утратил самообладания. Поднялся с Вали на руках и, не говоря больше ни слова, направился к дверям. — Локи! — супруг не обернулся, не дрогнул, постучал стражникам и вышел прочь. Мой звонкий оклик растаял в полумраке. Сжавшись, я ощутила, как защемило в груди. Его слова — такие же простые и искренние, как мои, но преисполненные горечи — разрывали сердце. Я правда ранила лукавого аса. Единственная, кому он доверял.

Миновало несколько месяцев с нашего последнего разговора, и, казалось, всё начало возвращаться на круги своя. Я оправилась, окрепла и опять могла наслаждаться своей стройностью, гибкостью и красотой. Слуги и стражники обращались со мной ещё почтительнее прежнего, и ни один из них со времён изгнания Рагны не решался даже взглянуть на меня неподобающим образом. В том я угадывала заслугу Мии, Хакана и Хельги — самых уважаемых и влиятельных среди прислуги. В своё время мне хватило мудрости хотя бы на то, чтобы приблизить их к себе, заполучить талантливых и верных людей в друзья и союзники. Всегда, когда только имела возможность, я защищала и выручала их, а они отплатили госпоже добром, в котором я так нуждалась, когда моё положение покачнулось.

Кроме того, я и сама изрядно старалась не допускать прежних ошибок, оставаться рассудительной и справедливой, нести себя с достоинством, но вместе с тем не зазнаваться. Счастливый случай оказался ко мне благосклонен ещё и в том, что Рагна не пожелала или не сумела пустить унизительные злые слухи обо мне, и причина нашей с повелителем размолвки, насколько возможно, осталась покрыта мраком. Наложницы молчали, боясь повторить судьбу старшей над служанками. Очевидно, ни одна из них не сумела добиться покровительства господина, который сменял любовницу за любовницей, чтобы тотчас забыть о каждой из них. Я постаралась выкинуть произошедшее из памяти и не изливать на них досаду и гнев. Горький опыт учил быть милосердной. Судьба порой преподносила очень доходчивые наставления.

Первое время Локи не говорил со мной, даже не глядел в мою сторону. Я была наказана за своенравие холодностью и безразличием, а также жутким сосущим страхом, поселившимся в груди. Не скрою, я боялась утратить его любовь навсегда. Я трепетала и сомневалась, однако не собиралась сдаваться. С особой тщательностью ухаживала за собой, выбирала цвета и ткани, которые он предпочитал среди прочих, ловила мимолётные взгляды, чтобы маняще улыбнуться или присесть в изящном поклоне, полном смирения. Ни в чём не перечила своему господину, а когда была нежеланна, проводила время с детьми. И если Нарви вырос, стал самостоятельным и большую часть дня (а иногда и ночи) пропадал за пределами золотого чертога, то Вали требовал к себе несказанно много внимания.

К моему огромному счастью и облегчению, сынок подрос и окреп. Ещё нося его в своём чреве, я подозревала, что он отличается небывалой волей к жизни, верила, что мы сумели преодолеть множество трудностей и опасностей не только стараниями Хельги. Что, разумеется, не умаляло её заслуг. Я не могла не признать с раскаянием, что совершила все ошибки, какие может совершить глупая асинья, совершенно не берегущая своё дитя. И всё же Вали появился на свет, сумел укорениться на нём. Однако покоя не обрёл. Младший наследник бога огня с первых дней показал себя ребёнком очень тревожным и требовательным. Большую часть времени он кричал и плакал, с трудом засыпал, зато просыпался от каждого неосторожного шороха и умолкал лишь на руках. Если бы не поддержка Лив, Иды и Хельги, я бы, наверное, лишилась рассудка от переживаний и усталости.

Время текло своим чередом, и моя покорная преданность, а также заступничество приближённых к повелителю слуг сумели смягчить его. Мы стали проводить трапезы вместе, затем вести непринуждённые беседы, словно чужие друг другу. Я не отчаивалась: чувствовала нечто, что позволяло мне верить, что это вовсе не конец, а новое начало. Я ощущала себя, как в первые дни нашего знакомства: Локи оставался скрытен, насмешлив, язвителен, однако проявлял ко мне неосознанный интерес, и что-то такое порой проскальзывало в удивительных тёмных глазах, что заставляло всколыхнуться надежду в середине груди. Однажды я уже завоевала любовь гордого недоверчивого аса, завоюю снова. И это будет любовь, какой не знали в Асгарде. Любовь, которая сметёт любые права и законы, любые условности.